Дельфин в стеарине
Шрифт:
Наконец, среди прочих, он вспомнил и АНТа-25.
Я тут же насторожил уши.
АНТа назвали великолепным нападающим, удар у него был поставлен и с правой, и с левой, но особенно парню удавалась игра головой. Жаль, крестообразные связки его подвели, а то бы ой как далеко пошел. «Золотую бутсу» бы наверняка завоевал, и не раз! А головой у нас только Виталий Старухин умел так бить, был такой игрок в прошлом веке, в донецком «Шахтере» играл. Кстати говоря, позиционное-то чутье у АНТа было не слишком развито, похуже, чем у многих, но выпрыгивал он очень высоко и умел защитников в воздухе перевисеть. В общем, от бога забивала был. С ним, помнится, хохма получилась… Шло чествование команды
Палыч, наверное, еще бы часа три байки под пивко рассказывал, да тут народ в баре зашевелился, и в нашу беседу (вернее – в треп Палыча и мое молчание) Сайпанов встрял:
– Вы и хоккей собираетесь протрендеть?
И в правду – команды уже на лед выкатились. Час пролетел, будто и не было.
– Ладно, – сказал Палыч. – Остальное в следующий раз. Ты забегай сюда почаще. У нас тут свой столик, хозяин скидку дает. Забота о бывших спортсменах, так сказать… От государства-то хрен чего дождешься, так хоть люди добрые помогают.
Я покивал, убрал в карман диктофон.
Со всех сторон теперь неслось:
– Эх, сейчас бы финнам вставить, потом швейцаров порвать, и второй этап в кармане при любых раскладах…
– Чего он, умом тронулся, Паука поставил. Паук на выходах срёт, и нервишки у него еще те… Помнишь, как он на прошлом чемпионате мира от шведов напускал? Дырила, а не воротчик!
– Ну я ей и говорю, тебе чего, говорю, целку сломали, что ли, как ты толчковую ногу через барьер переносишь?! Ух она и завелась, тут же две десятых сбавила! Вот тебе и психология! За пределами манежа она бы мне за такие слова по хлебальнику нащелкала…
– Не, ты не прав… Птица не теннис в себе любила, а себя в теннисе. Так вроде Станиславский про театр говорил? Когда ты, голубушка, начинаешь думать, изящно ли выглядит твое движение при кроссе, тебе надо на подиуме сиськами трясти, а не по корту с ракеткой бегать…
Я достал мобильник и позвонил Кате. Пообщался со мной, как и в первый раз, автоответчик. Я доложил, что у меня по-прежнему все в порядке и теперь уж позвоню только утром, поскольку вышел на оперативный простор. Потом заказал старикам еще по полулитру пива.
Потом закончилась очередная порция рекламы, и мы принялись смотреть игру.
47
Черт возьми, а я уже и забыл, что такое болеть в компании!
Весь последний год вечерами я как правило следил за неверными женами, и мне было не выбраться ни на стадион, ни в Ледовый дворец. А когда наступал перерыв в слежке, меня ждала собственная жена, и у нас находились увлекательные занятия, помимо совместных походов
на спортивные зрелища. Только один раз получилось выбраться в Ледовый, но и то лишь потому, что на хоккей отправились мои подопечные.Впрочем, игры я все равно практически не видел, поскольку следил в фотоумножитель за влюбленными голубками и снимал их встроенным цифровиком, когда они отвлекались от происходящего на площадке и принимались, как говорит Марьяна, гонять слюни.
И теперь, глядя как наши рубятся с суомами, я едва ли не забыл о событиях, связанных с «Бешанзером» и приведших меня сюда. Но судьба напомнила мне о них сама и еще до окончания игры. Наши как раз закинули третью шайбу Кипрусову-младшему и за столами «Хет-трика» еще не успели отбушевать радостные страсти по этому поводу, когда я почувствовал, как завибрировал в кармане мобильник.
Разговаривать в зале было совершенно бессмысленно – в этом реве и себя было не услышать, не то что голос в трубке, – и я начал пробираться к туалету, уже испытывая сожаление по поводу бесполезности собственных действий. Кто ж будет столько времени ждать, пока абонент отзовется!
Однако звонивший был терпелив. Телефон вибрировал и вибрировал, и я уже испугался, что звонок связан к Катей, что с нею случилось ужасное, тем более что, достав трубку, обнаружил на дисплейке надпись «Анонимный звонок». Я едва не отдавил кому-то ноги и был послан этим кем-то далеко и надолго, когда оказался наконец в туалете.
– Да! – крикнул я в трубку, с дрожью ожидая ответа.
– Это Максим Мезенцев? – осведомился равнодушный голос.
– Он самый. А вы кто?
Голос был мне совершенно незнаком и мог оказаться чьим угодно – от дворника в соседнем доме до губернатора какого-нибудь российского края, – но интуиция уже говорила мне, что этот дворник-губернатор не имеет никакого отношения к гостинице «Карелия» и ничего не знает о моей Катерине.
– Это не важно, Максим.
– Не важно так не важно. Что вам надо?
– Надо не мне. Надо вам. – Голос по-прежнему звучал равнодушно. – У меня есть информация, которая поможет раскрыть тайну известных вам автомобильных катастроф.
Рядом зашумела вода, раскрылась дверца одной из кабинок, и оттуда вышел, застегивая ширинку, какой-то красномордый тип, пробормотал что-то по поводу некоторых специалистов, путающих сортир с телефонной будкой, но я, хотя слово «специалист» в устах красномордого определенно было ругательным, не обратил на него никакого внимания, и он понял, что подраться со мной не удастся, и отправился смотреть, как дерутся на хоккейной площадке тавгаи.
– Что вы хотите за эту информацию?
– Договариваться будем при личной встрече.
– И когда вы желаете встретиться?
– Этой ночью.
– Но я же должен знать, сколько взять с собой денег.
– Деньги меня не интересуют.
– А если я не поеду никуда этой ночью?
– Значит, останетесь без информации, – все так же равнодушно сказал незнакомец. – Завтра меня в городе уже не будет.
Ну что ж, вот она, реакция на нашу с Полиной ковровую «провокационную деятельность».
Мне вдруг стало зябко – я просто физически ощутил, какой опасностью веет от этого равнодушного типа.
– Где вы хотите встретиться? – спросил я, старательно следя, чтобы страх не проник в голос. – В метро? На улице? В каком-нибудь кафе?
– Нет, – ответил незнакомец. – Я не в городе. У меня дача в Сосново. Давайте-ка в два часа ночи подъезжайте к посту дорожной инспекции на Приозерском шоссе, там где отходит дорога на Сосново. Я буду вас ждать перед перекрестком.
– Но…
– Никаких но! Я не могу отсюда уехать. Так что либо вы едете, либо мы вообще не встречаемся.