Деллин Шторм
Шрифт:
– Скажи… - Я облизнула пересохшие губы.
– За что ты так ненавидишь меня? За что мучаешь? Я ведь старалась… я была хорошей дочерью. Я сделала все, как ты хотела. Мы сняли проклятие, я не ушла. Зачем ты так?
– Ты плохо усваиваешь уроки, Таара. Теперь ты видишь, к чему может привести твое непослушание. Ты выполнишь мою волю, а если нет – то я навечно запру тебя в каком-нибудь таком, - она обвела глазами камеру, – мире. Раз за разом будешь проживать одну и ту же историю, без шансов что-то изменить. И это была всего лишь демонстрация.
Я молчала. Хотелось кричать, сломать ко всем чертям проклятую решетку, и вцепиться ей в горло, но я молчала.
– Таара, я спросила, понятно ли тебе.
– Да.
– Ты вернешься в свой мир. Затем убьешь брата. Он не имеет права на жизнь, он – ошибка и не должен существовать. А затем вы с Кростом покинете смертных и займете свое место. Вы слишком человечны. Это недопустимо. Поиграли и хватит, оставьте мир смертных смертным. Вы созданы друг для друга и для Штормхолда. Тебе нужно это выучить. Ты поняла меня?
– Да.
– Прости?
– Да, мама. Я поняла.
– Вот и хорошо.
– Но у меня есть условие.
Ее брови удивленно поползли вверх, а на лице появилось выражение, которое можно было описать как «А не слишком ли ты наглая?». Но я упрямо сложила руки на груди, не собираясь играть по ее правилам бесплатно.
– И что ты хочешь?
– Ты уберешь принцесс. Уничтожишь свиту, отправишь их… я не знаю, в хаос, или на перерождение, или растворишь в магии, но Изабеллы, Лорелей и остальных не должно быть рядом со мной.
– Ты не сможешь отгораживаться от душ вечно.
– Они не просто души. Они – привязанные ко мне замученные до смерти девушки. Жаждущие мести. Знающие, как превратить меня в прежнюю Таару и что-то мне подсказывает, что тебя не устроит мое превращение. Поэтому убери их от меня, и я сделаю все, что ты скажешь.
Пауза длилась так долго, что я заскучала. Апатия мешала как следует проникнуться мамиными угрозами, я просто устала. Мне так часто угрожали, что одной больше, одной меньше, какая теперь разница?
– Хорошо, - наконец произнесла она. – Принцессы отправятся туда, куда и должны. А ты исполнишь свой долг.
– Договорились.
Улыбнувшись, мама протянула мне руку. Прутья решетки превратились в дым, а очертания тюремной камеры поплыли, исказились и вскоре исчезли. Я вложила руку в ее ладонь и, набрав в грудь воздуха, сделала шаг в пустоту.
Сердце зашлось в истерике от нескольких секунд свободного падения в неизвестность. Прежде, чем темнота поглотила и меня, я успела подумать, что злодеем этой истории может быть совсем не Акорион.
Странно, что эта мысль пришла в голову впервые.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Губ коснулись чужие. Согрели дыханием, подарили необычайно реальный и медленный поцелуй. Спустились ниже, пальцы расстегнули верхнюю пуговичку рубашки, проведя по чувствительной
коже на шее.– Бастиан, что ты делаешь?
– спросила я, не открывая глаз.
– Читал как-то сказку, что спящую красавицу разбудили поцелуем.
– А, ты читал ту версию, в которой принц нагло воспользовался ее бессознательным состоянием, а через девять месяцев девица в коме внезапно родила?
– Э-э-э… я вижу, ты очнулась и в порядке.
Он помог мне подняться, прислонил к ближайшему камню и обеспокоенно посмотрел.
– Как ты?
Я слабо улыбнулась.
– Нормально. Долго я валялась в отключке?
Два обморока за сутки – это перебор даже для меня.
– Полчаса. Крост позвал меня, сказал, я смогу тебе помочь.
– Прошу оценить, как я тактично отошел и отвернулся, – раздалось из кустов.
– Ты тоже вырубился?
– спросила я.
– Нет, я все же чуть более силен, чем ты. Сколько раз говорил тебе не выкачивать всю силу? Одно радует, будь ты человеком, уже умерла бы. А так отделалась крепким сном и наверняка застудила почки.
Значит, Кеймана не воспитывали. Понятно, кто у мамы любимый ребенок. Чудо, а не женщина.
Я не знала, куда девать глаза от взгляда Бастиана. Было и стыдно, и страшно, и немного приятно. Я его испугала. Даже не подумала о нем, когда ушла, и можно было только представить, что он снова пережил.
– Дай, посмотрю. Делл, не вертись, я посмотрю ожоги.
Я поморщилась при виде покрасневшей кожи с волдырями. Плюсом обнаружилась разбитая коленка, кучка порезов, здоровенный синяк на спине – это я, полагаю, приложилась о спину Баона, когда падала. Все это вылечат лекари парочкой светлых крупиц, а синяки сойдут сами. А вот волосы, торчащие в разные стороны – зрелище и жалкое и комичное одновременно.
Странно было плакать из-за прически после всего, что было, но я все равно зашмыгала носом.
– Ну что ты плачешь?
– ласково проворчал Бастиан.
– Волосы жалко.
– Жалко, – согласился он. – А зачем обрезала?
Я только вздохнула. Волосы и крылья – то немногое, что изменилось внешне после того, как я вернулась из мертвых. Их не брали краски и зелья, они никак не желали возвращаться к привычной немного беспорядочной каштановой копне. Иногда нравились мне, а иногда так сильно бесили, что хотелось сжать в кулаке и пару раз чикнуть ножницами. Вот и чикнула.
– Идем, тебе нужно отдохнуть и поесть.
Бастиан помог мне подняться. Сначала пытался взять на руки, но я упрямо поковыляла сама. Не хватало еще вернуться в их с Кростом сопровождении, как маленькому ребенку, на ручках.
– Сейчас выйдем из леса, до дворца долетим в экипаже. Никто не увидит. Хотя народ на площади сейчас разгоняют. К ним вышла Катарина, объявила, что она все еще законная принцесса по крови и что преступления тех, кто сейчас сложит магию и оружие, расследовать не будут.