Дело чести

— Не знаю. До завтра. До сегодняшнего вечера. До тех пор, пока я обдумаю.

— До вечера, — сказал Джон. — Я хочу знать, Елена.

— Хорошо. А теперь мы должны вернуться. Мне пора.

— Ладно.

По узкой тропинке они пошли к госпиталю.

— Я приду вечером, — сказал он, когда она открывала дверь.

— Да. Но вы тоже подумайте, Джон.

— Я думал, — сказал он. — И я знаю. Вы подумайте.

— Хорошо. До свиданья.

— До свиданья, — ответил он и зашагал прочь.

Квейль постучался к Хикки и вошел, не дожидаясь ответа. Хикки раздевался, собираясь мыться. Он сидел на кровати в нижней шерстяной рубашке с короткими рукавами, — подтяжки свисали по бокам, — и стаскивал сапоги.

— Можно поговорить с тобой минутку, Хикки? — спросил Квейль.

— Конечно. Садись. Ну и подлое дело разыгралось сегодня.

— Да.

— Никогда не думал, что человек на это способен.

— Бедняга Ричардсон, — сказал Квейль.

Хикки тряхнул сапогом, который держал в руке, и нахмурился.

— Из него вышел бы прекрасный летчик. Всегда можно было на него положиться.

— Да. Послушай, Хикки, — сказал Квейль быстро, — я пришел поговорить с тобой о Елене.

— Что такое?

— Простая формальность. Ты не возражаешь, если мы поженимся?

Хикки быстро поднял на него глаза, затем широко улыбнулся:

— Вот так так! Кто бы мог подумать?

Квейль тоже улыбнулся. В эту минуту сказалось их тяготение друг к другу, тяготение и сходство между ними. Квейль видел в Хикки смесь разумной сдержанности и поступков буйных, как его рыжие волосы. В воздухе Хикки всегда был осторожен и всегда прав. Его улыбка была так же приятна, как и взгляд его светло-зеленых глаз, и всегда он любил шутку. Хикки так же смотрел на Квейля, Их мнения друг о друге были почти тождественны. Хикки знал, что Квейль никогда не сделает ничего опрометчивого в воздухе, что он разумно сдержан на земле, что он старше своих лет. Этот человек среднего роста, с резко выраженными чертами лица был слишком уверен в себе в воздухе, чтобы оступиться на земле. Он взглянул на улыбающееся лицо Квейля.

— Знаю, знаю, — сказал Квейль.

— Верно? — спросил Хикки и ухмыльнулся.

— Конечно. Мне самому смешно.

— Ну что ж! Мог меня и не спрашивать.

— Так полагается по уставу.

— А ты всегда строго придерживаешься устава?

Квейль рассмеялся.

— Когда ты собираешься венчаться? — спросил Хикки.

— Не знаю. Завтра.

— Мы получили приказ вернуться в Афины, — сказал Хикки в раздумье. — Немцев ждут со дня на день. «Харрикейны» уже вылетели в Салоники.

— А зачем нам возвращаться в Афины?

— Не знаю. Здесь нас немцы просто искрошат. Шесть «Гладиаторов».

— Получим мы подкрепление?

Они обсуждали вопрос спокойно и деловито.

— Вряд ли. Похоже, что «Гладиаторам» пришел конец.

— Ты хочешь сказать, что нам дадут «Харрикейны»?

— Вероятно, — сказал Хикки. — Знаешь, Джон, я буду жалеть.

— Что ты! Почему?

— И ты пожалеешь. «Харрикейн» — весь скорость и никакой акробатики. В глазах темнеет при каждом вираже, и нужна целая миля, чтобы сделать петлю.

— Не будь романтиком. «Гладиаторы» отжили свой век.

— Верно, — сказал Хикки. — Но ты не хуже меня знаешь, что «Гладиатор» — последняя возможность боя в одиночку. Я люблю такой бой. А на «Харрикейне» чувствуешь себя вроде второго пилота на бомбардировщике.

— Да, пожалуй, — согласился Квейль.

— Вот то-то и оно. Я буду жалеть, — повторил Хикки. — Но за ребят я рад. Им будет лучше на скоростных машинах.

— Кому?

— Финну, Констэнсу и другим. Странно будет без Херси. Вместо него — новички.

— Да, — сказал рассеянно Квейль.

Они помолчали с минуту, затем Хикки бросил сапог на пол и встал.

— Как ты думаешь переправить ее в Афины? — спросил он.

— Не знаю, — сказал Квейль. — Как-нибудь устрою. Может, ты поможешь?

— Возможно. Попытаюсь. Ну а теперь, я думаю, можно тебя поздравить?

— Спасибо. Когда возвращается в Афины «Бомбей», если только он возвращается?

— Через несколько дней, — сказал Хикки. — Он вылетит после нас.

— Может быть, он прихватит ее?

— Посмотрим.

— Спасибо, Хикки.

— Не стоит, Джон, не стоит, — и Хикки широко улыбнулся.

13

Выйдя от Хикки, Квейль прошел к себе. Он проспал до восьми часов, потом оделся и спустился вниз. Хикки опять распорядился подать завтрак в вестибюль, и все сидели уже за столом. Снова Квейля пронзила мысль, что их осталось только шестеро.

Он ел черствый греческий хлеб и пил густую рецину, имевшую вкус скрипичной струны, так она отдавала канифолью. Потом вышел из разрушенного подъезда гостиницы и поспешил в госпиталь. Луны не было, земля после двух солнечных дней была сухая и твердая. Квейль ждал Елену в приемной. Она вышла в длинном желтом пальто и в маленькой желтой шапочке медицинской сестры. Щеки ее слегка запали. Глаза казались большими в разрезе, тянувшемся от переносицы до скул. Полнота ее скрадывалась покроем пальто. Спустившись с крыльца, они направились к разбитому бомбежкой мосту у озера. По городу они шли молча, но на дороге, окутанной белым туманом, Квейль нарушил молчание.

— Вы уже обдумали? — спросил он. — Но прежде чем вы скажете, я скажу вам. Я думаю, мне удастся отправить вас в Афины на «Бомбее». Это транспортный самолет. Нас посылают обратно в Афины.

— Вы возвращаетесь? Вы возвращаетесь в Афины? Когда? — заинтересовалась она.

— Завтра или послезавтра. Не знаю. Но вы можете вернуться туда на «Бомбее», Так как же вы решили насчет…

— Не знаю, — сказала она. — Это совсем другое дело, раз вы возвращаетесь. Совсем другое дело. Что будет с нами в Афинах? Не думаю, что я смогу поехать, — я не могу бросить работу.

— Я это устрою. Старшая сестра…

— Но даже если так, что нас ждет впереди?

— Ничего особенного. Ничего определенного. Если я уеду из Греции, вы поедете со мной. Я останусь здесь до прихода немцев. А потом мы оба уедем в Египет. Вы можете жить там или уедете в Англию. Будем жить, пока нас не разъединит война. Как вы смотрите на это?

— Трудно будет уехать, — сказала она.

— Это зависит от вас. Но, так или иначе, это самый важный вопрос. Как видите, я стараюсь рассуждать спокойно.

— Очевидно, надо согласиться, — сказала она. — Но не думаю, что старшая сестра отпустит меня.

— Пойдем сейчас к ней.

— Нет. Я сама с ней поговорю.

— Мне будет легче это устроить, — сказал Квейль.

Он повернул ее к себе, — этого давно уже не случалось. Она была не так строга, как обычно. Не обняла его, но и не отстранилась, когда он прижался к ней всем телом. Он оторвался от нее, они молча пошли назад, к госпиталю. Он был очень уверен в себе. Старшая сестра удивленно подняла голову, когда они вошли к ней.