Дело чести

Когда она думала о Джоне, она видела, что ему совершенно чужда безнадежность. Она видела его прямой нос и открытое лицо. Правда, ему свойственен некоторый скептицизм, но это не безнадежность, думала она. Он очень уверен в себе и никогда не ошибается. Он не попадется в воздухе случайно, по легкомыслию, о нет, никогда, не такой Джон Квейль человек. Быстрые, уверенные движения, отрывистая речь… Она это поняла еще тогда, когда он пытался изучать греческий язык. Он был слишком уверен в себе, чтобы старательно вникать в греческие слова.

Другое дело Тэп. Тэп всегда останется юнцом, сколько бы лет ему ни было, в нем нет никакой положительности, с ним можно было отводить душу, когда не было Квейля, когда ей сказали, что он разбился.

Она шла по неосвещенному коридору, натыкаясь иной раз на мягкое тело какого-нибудь раненого. Она шла к Тэпу — посмотреть, готов ли он к отъезду. Она не знала, спрашивать ли разрешения на отъезд. Но знала, что разрешения ей не дадут. Разрешения, приказы, бросание бинтов в корзину — это конец. Хаос, который она видела, идя по коридору, был ответом на вопрос. Будут неприятности, но есть на свете Джон и есть нечто большее, чем эти неприятности, и хаос, и чувство безнадежной обреченности.

Войдя в палату, она тихонько подошла к койке Тэпа.

— Достали одежду? — спросила она.

— Да, — сказал он. — Но я не смогу надеть без вашей помощи. Рука у меня вышла из строя.

Его левая рука была плотно прибинтована к груди.

— Можете вы надеть брюки? — спросила она.

— Нет… Вот что, я сяду, а вы помогите мне.

Он спустил ноги с койки и протянул ей длинные синие брюки, вполне чистые: она сама их стирала.

— Не снимайте пижамы, — сказала она. — Замерзнете.

Она поддела брюками его ноги и медленно натянула брюки до половины. Она знала, что он вовсе не так беспомощен, как хочет показать, но не стала спорить с ним.

— Встаньте, — сказала она резко. Он встал, но зашатался и опять сел.

— Не могу… Черт возьми, трудно…

— Будет вам, — сказала она нетерпеливо, дергая его за брюки. Он встал. Резким движением она натянула брюки до конца.

— Ой! — вскрикнул он. — Больно!

— Очень жаль, но мне никогда не приходилось делать это.

— Вы неплохо это делаете, — сказал он.

— Не время болтать глупости. Надо выбираться отсюда.

Он застегнул брюки на пуговицы.

Она просунула его правую руку в рукав куртки и набросила ее ему на левое плечо.

— Я буду ждать вас снаружи. Вы сойдете вниз сами, — сказала она.

— А где выход?

— Прямо по коридору. Ступайте осторожно: на полу раненые.

— Ладно. Не задерживайтесь долго, — сказал он.

Она вышла, когда Тэп начал натягивать летные сапоги.

Елена прошла в небольшую комнату, где она жила вместе с двумя другими сестрами. Надела теплое пальто с вышитой на подкладке монограммой, сунула в карман шерстяной джемпер, перчатки, письма от родителей и несколько носовых платков. Погасив слабый синий свет, она вышла.

В коридоре, где было столько человеческих тел, беготни, крика и стонов, никто не обратил на нее внимания. Она распахнула большие двери и увидела, что время близится к утру. Она не чувствовала усталости, но ей было неприятно, что она потеряла чувство времени. Работать так долго, работать для других, вместе с другими, утратив свое собственное чувство времени, — это значило быть в дурмане.

— Это вы? — услышала она голос Тэпа.

— Да. Ну как вы?

— Раза два споткнулся о трупы, но все-таки добрался сюда.

Тэп сидел на нижней ступеньке.

— Здесь нам нельзя ждать, — сказала она. — Выйдем на дорогу дальше.

Она поддерживала его под руку, так как он шагал неуверенно. Они остановились у вырванного с корнем дерева, рядом была огромная воронка от бомбы. Она помогла Тэпу сесть на поваленный ствол. Квейль мог подъехать каждую минуту.

Они ждали около часа. Они не заметили, как Квейль и его спутники ставили бидоны в нескольких шагах от них. Они заметили только немного позднее машину, которая неслась к ним без огней. И еще Елена заметила две фигуры, подходившие к ним со стороны.

— Смотрите, — сказала она Тэпу.

— Будем надеяться, что это не патруль, — сказал он.

Машина остановилась, с шоферского места сошел мужчина, из противоположной дверцы вышел другой. Елена и Тэп поспешили к машине.

— Джон, — сказала Елена тихо.

— Да, — сказал он. — Пусть Тэп садится на заднее место. Мы сейчас принесем горючее.

— А где оно? — спросил Тэп.

— Садись на место. Оно здесь. Со мной тут два грека.

Он пошел, сопровождаемый двумя фигурами, третья — это был Меллас — тоже пошла за ними. Скоро все четверо вернулись с бидонами в руках.

— У нас нет времени для заправки, — услышала она голос Квейля. — Садитесь.

Оба грека поняли, хотя он сказал это по-английски. Открыв заднюю дверцу, они сели в автомобиль. Тэп охнул, когда они втиснулись рядом с ним.

— Осторожнее, — сказала им Елена по-гречески. — Он ранен.

— Что это еще за субъекты? — спросил Тэп Квейля.

— Греческие солдаты. Они едут с нами, — сказал Квейль.

— Зачем? Что мы будем с ними делать? Не бери их, Джон.

— Замолчи, Тэп. Они поедут с нами.

Квейль дал газ, машина вздрогнула, сорвалась с места и понеслась по большой дуге. Елене казалось, что они вот-вот попадут в воронку. Она видела, что их гонит спешка и беспокойство. Она сразу узнала Мелласа, когда он вскочил на подножку автомобиля.

— Туда, — сказал Меллас, указывая налево.

Они помчались по грязной дороге, потом по улицам разрушенного города. Иногда машина взбиралась на груды развалин, громыхая по мешанине из обломков дерева, кирпичей и спутавшейся проволоки. Квейль все время оглядывался назад.

— Погони нет, — заметил Меллас.

— А где застава? — спросил Квейль.

— Немного дальше. Я сойду здесь, — сказал Меллас.

Елена удивлялась Мелласу. Он мог попасть в скверную историю. Его расстреляют, если узнают об этом. Это он, вероятно, достал автомобиль для Джона, думала она.

Квейль остановил машину:

— Ну, благодарю вас за все, полковник. Вы окончательно не хотите ехать с нами?

— Нет, инглизи. Я останусь здесь.

— Господи, это вы, Алекс? — воскликнул Тэп.