Дело генерала Раевского

И Багратион в это великое мгновение был действительно сиятельством, в полном смысле этого слова. А кирасир Андрианов, какой-то неистовой силой подхваченный, бросился в самую гущу кровопролитной сумятицы, нападая и отбиваясь во все стороны, и меч его сверкал над ним как молния, пока сам не рухнул он, сражённый.

На перевязочном пункте оказался в тот момент адъютант Барклая-де-Толли Левернштен. Багратион его к себе подозвал и, тяжело переводя слабеющее дыхание, попросил:

— Скажите генералу Барклаю, что участь армии и её спасение зависят от него. Слава Богу, до сих пор всё идёт хорошо...

Его увезли тройкой по осенним просёлкам. Берёзы шумели на пропахшем кровью и порохом ветру невесело. Они не шумели, а плакали. Вороной, гнедой и белый кони везли полководца резво, но не торопясь, бережно. Кони! О эти великие друзья человека, как они, безропотные и внимательные, чутко улавливают течение человеческой судьбы и удары сердца!

Так кто же был тот солдат, которого приветствовал русский генерал на флешах за его невозмутимое пребывание в храбрости?

Быть может, это был португальский пехотинец со смешным красным хвостом на кивере, с высоким стоящим козырьком и в белых полушироких брюках с двумя красными полосами внизу. Или это рядовой пехотинец из Вюртемберга в чёрном кивере с чёрным длинным козырьком, весь в чёрном и с пуговицами медными. Быть может, это рядовой из лёгкой французской пехоты — в чёрном кивере умеренной высоты и весь чёрный, под чёрными же солдатскими эполетами с красным верхом. Он с коротким, чуть гнутым клинком на левом бедре и с бакенбардами вдоль румяных щёк. Или же то гренадер итальянской пешей гвардии с высокой округлой и чёрно-зелёной конструкцией на голове, со светло-зелёными кисточками, в белых, балетно обтягивающих ноги рейтузах и также обтягивающих ногу чёрных голенищах.

Кто мог бы это быть? Не всё ли нам равно теперь, когда сотни и сотни тысяч, а может быть, и миллионы наших родных, друзей и родственников лежат по всем равнинам, лесам, полянам и взгорьям без всякого имени и памяти от Ледовитого океана до моря Чёрного, некогда Понта Эвксинского.

Багратиона увезли. Солдаты и офицеры, пешие и конные, глядели на него издали, махали ему вслед. Князь Пётр, поддерживаемый солдатскою рукою за плечо сзади, высоко поднял побелевшую правую руку и так держал её над собой в осеннем синем воздухе полдня. А издали этот жест ослабевающего генерала походил на благословение.

«Здесь суждено было ему окончить блистательное военное служение, — писал потом его современник Голицын Н. Б., — в продолжении которого он вышел невредимым из 50 баталий. Он скончался в имении моего отца, селе Симы Владимирской губернии, 12 сентября, в самое горькое время для сердца, пылавшего любовью к отечеству... Там ныне покоится его прах. Достойная его славы надгробная надпись может заключаться в следующих четырёх словах: «Здесь прах, повсюду слава».

Бородино было захвачено уже утром. Багратионовы флеши перешли к французам в полдень. Оставалась батарея Раевского со своими восемнадцатью пушками противу всей армии Наполеона лицом к лицу.

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

1

Генерал от кавалерии и член Государственного совета Раевский Николай Николаевич родился 14 сентября 1771 года в Петербурге. Дочь одного из первых, известных нам, предков его приходилась бабкой великой московской княгине Елене Васильевне Глинской. Она была женою Василия Третьего и прабабкой Ивана Грозного. Из того же рода, по материнской линии, Наталья Кирилловна Нарышкина, супруга царя Алексея Михайловича и мать того самого Петра, прозванного впоследствии Великим. Дед же будущего героя сего Бородинского сражения, Семён Артемьевич, на двадцатом году жизни в чине поручика участвовал в судьбоносной Полтавской баталии. Отец же командующего высотой, господствовавшей 26 августа над всеми позициями при селе Бородине, Николай Семёнович Раевский, был лично известен императрице Екатерине Второй. Он умер от ран в Яссах на тридцатом году жизни, когда сын его, Николай же, ещё не родился. А брат отца Александр Николаевич убит на стенах Измаила в чине подполковника при знаменитом суворовском штурме Измаила, заслужив от великого полководца название «храбрейший».

Никто из них, умирая от ран или падая от пуль и турецкого ятагана, разумеется, не предполагал, что уже через столетие появятся на свет соотечественники, которые будут считать за удовольствие брать в заложники внучек и правнуков да развалить саблей до седла их потомков за то, что на плечах у них сияют знаки воинского отличия, овеянные славой многих поколений.

На пятнадцатом году жизни юный Николай Раевский зачислен был на воинскую службу и отправился в действующую армию под Бендеры, где «услышал первый свист пули». Там он оказался замечен дедом его, фельдмаршалом князем Потёмкиным, и по воле сего государственного деятеля был прикомандирован к казачьему полку для изучения аванпостной и партизанской службы. При этом строжайше было повелено употреблять молодого офицера сначала рядовым казаком, а уже потом по чину поручика гвардии.

Позднее Потёмкин вручил семнадцатилетнему внуку конный полк «булавы великого Гетмана». Под этим строгим руководством Николай Раевский прошёл все роды службы. Он кочевал с казаками по степи, охранял армию на аванпостах, брал Аккерман и Бендеры. Окончил он турецкую войну в чине подполковника, позднее направлен был в Польшу и здесь получил два высоких воинских креста, Георгиевский и Владимирский.

Женился Николай Раевский на девушке весьма примечательной, не только красавице, но человеке с глубокими культурными и нравственными корнями из недр старой России. Мать её была дочерью библиотекаря императрицы Екатерины Второй Алексея Алексеевича Константинова, человека высокой культуры, глубокого и строгого интеллекта, широкого кругозора и глубоких активных знаний. Софье исполнилось три года, когда умерла мать, и девочка воспитывалась под строгим и любвеобильным присмотром отца. Он сам воспитывал свою дочь. Софья приходилась внучкой великому Ломоносову. Да! Мать её, Елена Михайловна, была единственной дочерью великого учёного. Трудно себе представить, сколько драгоценных свойств вложили в этого стройного, лёгкого в походке и в движениях, широкоплечего красавца генерала его предки со всех необъятных недр народа российского, его истинных сливок, сливок интеллектуальных, исторических и генетических. Но мало прибегали тогда к мудреным, отдающим заумью определениям, люди просто жили, просто молились Богу, всем сердцем веря в него, и детям своим трепетно внушали эту веру, просто любили своё отечество и были накрепко преданы друг другу.

Красавец с чёрными, немного вьющимися волосами, коротко стриженными, чернобровый, с небольшими живописными бакенбардами, с пластично и мужественно сомкнутыми чувственными губами, с коротким носом, крепко и резко вылепленным, с голубоватыми открытыми белками глаз, с широко и смело смотрящими на мир глазами цвета зрелых желудей. Он увёз романтично воспитанную и настроенную Софью Алексеевну из столицы. Он получил в командование Нижегородский драгунский полк и отбыл в крепость Георгиевск, в штаб-квартиру этого доблестного военного соединения. Там и суждено было родиться их первенцу Александру в 1795 году. Один из ближайших в будущем друзей великого поэта родился под снежным дыханием ледяных вершин Кавказа. Ему предстояло сблизить своего великого солдата-отца с великим поэтом, который посвятит Александру почти через три десятка лет стихотворения «Демон», «Ангел» и «Коварность».

Георгиевск основан был как крепость ещё в 1777 году при слиянии Подкумки и Кумы. Уже в 1786 году он стал уездным городом. Размагничивающие и приторно-мишурные столичные общества, балы и собрания без сожаления были оставлены, жизнь потекла в глинобитных степных и приторных домиках, в тени садов, в кибитке, в палатке, а то и на привале.

Что знаменательно в течении семейных судеб Раевских, позднее прерванном Октябрьским переворотом, Гражданской войной, десятилетиями террора по всей России? Сын Николай же, родившийся 10 июня 1801 года в Москве, едва перешагнувший десятилетний возраст, был взят со старшим братом в действующую армию и под Салтановкой во главе дрогнувших солдат был поведён в атаку на плотину. Николай был воспитуем отцом в делах при городах Мире, Дашковке. И вообще дети прошли весь боевой путь отца в походах против Наполеона. Николай в 1826 году вступил в командование тем же полком, при котором родился его старший брат. Получивший наставления от великого своего деда Потёмкина, генерал Раевский передал их сыну. А выглядели они внушительно, их стоило бы передавать из поколения в поколение каждому русскому офицеру.

1. Во всех случаях покажи себя достойным военным человеком, будь всегда готов к бою, презирай опасность, но не подвергай себя оной из щегольства.

2. Будь деятелен, исполнителен, не откладывай до завтра того, что можешь исполнить нынче; старайся всё видеть своими глазами.

3. Избегай фамильярности со старшими, будь ласков, учтив с подчинёнными.

4. Бойся опасной праздности, не будь ленив ни физически, ни морально. Расширяй свой кругозор путём непрерывного самообразования.

5. Будь твёрд, терпелив, нетороплив, а уж обдумаешь — исполняй решительно.

2

Перед началом сражения эту наскоро возведённую батарею из восемнадцати пушек поставлены были защищать четыре полка двадцать шестой пехотной дивизии генерал-майора Паскевича, во рву построились два батальона Полтавского полка. Левее этой дивизии стояли четыре полка двенадцатой пехотной дивизии генерал-майора Васильчикова. Против них на первый случай был выделен императором корпус Евгения Богарнэ, который намного превосходил всё, что было выставлено Кутузовым для защиты позиций, представлявших из себя центр поля боевых действий, защищённых торопливо и со смехотворной артиллерийской обеспеченностью.