Дело о последнем параде
Шрифт:
Под стать Глебу Игоревичу был и розовощекенький Виталий Самуилович Михин, которого иначе как Витюшей не называли даже секретарши. Он застенчиво семенил по фирме, то и дело пытаясь выпросить у членов совета директоров деньги на какие-то неотложные дела или умопомрачительные прожекты вроде строительства «Диснейленда» на Васильевском острове. Когда же его ловили, напоминая о долгах, клялся, что вот-вот вернет, и также застенчиво исчезал до тех пор, пока не начинал включаться «счетчик». Пару раз Даутову приходилось вытаскивать Витюшу из финансовых переделок, которые привели бы другого на дно какого-нибудь пригородного карьера.
Михин, как и Неврюков были очень удобны для генерального директора — они бы никогда не осмелились идти против его воли. Правда, людям Арчи
Также никаких серьезных зацепок не было на Климентия Антоновича Ремизова и еще двоих членов совета директоров.
Гораздо интереснее оказалась при ближайшем рассмотрении личность коммерческого директора — Александра Дмитриевича Куценко. Никакого компромата на него не нашлось даже у вездесущих руоповцев, не было и точной информации о его предыдущей жизни. В Питер Куценко приехал в начале девяностого года откуда-то из Сибири, причем, с деньгами, так как сумел прикупить несколько аппетитных пакетов акций различных фирм. Трудовой книжки в Александра Дмитриевича в «Транскроссе» не оказалось. Вместо нее у кадровиков хранился только выписанный ими дубликат, где первой записью значилось, что в 1990 году Куценко был принят на должность специалиста по снабжению.
Арчи — Николай безуспешно пытался воспроизвести на листке бумаги спецназовскую татуировку, которую видел однажды в сауне на плече коммерческого директора. Но художник из бывшего оперативника был никудышный и он, скомкав листок, выбросил его в урну. По неподтвержденным пока сведениям одного из «источников», разорившегося предпринимателя, Куценко году в девяносто третьем принимал участие в неком подобии партийно-хозяйственного актива, проведенного участниками «манышевской» группировки в одной из питерских гостиниц.
Ситуация тогда, действительно, сложилась весьма неординарная. Вольготная жизнь рэкетиров, аккуратно стригущих ларечников, безропотно выплачивавших дань, омрачилась появлением закона «О применении контрольно-кассовых машин…». Этот закон буквально выбил табурет из-под ног бандитов. В связи с необходимостью производить все расчеты только с помощью кассовых аппаратов у предпринимателей возникли острые проблемы с «неучтенкой», которой они расплачивались со своими «крышами». Манышевцы сообразили, что в данном случае продолжать тупо трясти подопечных бесполезно и собрали их в количестве человек трехсот в банкетном зале гостиницы.
Как в те дни с горькой иронией писали «Санкт-Петербургские ведомости», «на встрече с сожалением констатировались активные действия налоговой инспекции в ряде мест, в том числе у метро «Академическая», где уже в первый день применения закона большинство владельцев ларьков были подвергнуты штрафам за отсутствие контрольно-кассовых машин. Организаторы встречи предложили бизнесменам в течение одной недели попытаться найти возможность обхода закона. Несмотря на обещанное за идею вознаграждение в несколько сот долларов, никаких практических идей, как это сделать, пока не подано. После окончания официальной части совещание продолжилось за закрытыми дверями. Особую обеспокоенность его участники выразили бесконтрольностью при хищениях автотранспорта. Была также выражена неудовлетворенность работой правоохранительных органов, чья деятельность пока не принесла желаемых результатов в раскрытии последних краж машин ВАЗ-2108 и 2109 с охраняемых стоянок, принадлежащих присутствующим господам. Участники совещания намерены приложить все силы к установлению личностей похитителей и наведению «должного» порядка».
По сведениям агента, Куценко, якобы, не только присутствовал на этом совещании, но даже выступал. Поэтому Арчи справедливо рассудил, что этим человеком следует заняться более серьезно.
А Александру Дмитриевичу Куценко в тот день, пока сыщик изучал его досье, было глубоко наплевать и на «Транскросс» со всеми проблемами. Вернее, коммерческий директор просто
на время забыл о них, безуспешно торгуясь с сытой чиновницей в одном из дворцов, отданных после революции под ЗАГС.Дело в том, что недавно приехавшая погостить из Сибири племянница Куценко, собралась замуж. Причем не где-нибудь, а именно в Питере. Все было бы хорошо, но жених беспутной, но все-таки родной племянницы тоже случайно попал в город на Неве, выбравшись сюда с невестой по туристической путевке. Когда молодые легкомысленно отправились в дворец бракосочетания, чтобы подать документы на регистрацию брака, строгая тетя-регистраторша живо охладила их пыл, сообщив, что по закону брак может быть зарегистрирован только по месту жительства одного из супругов или их родителей.
— Поэтому, мои дорогие, — проворковала столоначальница, — езжайте-ка лучше к себе домой. Там и женитесь на здоровье.
Только племянница Куценко оказалась под стать своему дяде — такая же упрямая. Теперь Александр Дмитриевич был вынужден лично наведаться в ЗАГС и вести торг. Сначала он попытался напомнить заведующей о том, что во дворце некогда была уже расписана чета известных певцов. Причем, в церемонии принимал участие даже мэр города, некогда известный юрист, а сама заведующая, позднее оправдываясь в прессе за содеянное, утверждала, что в этом дворце можно поженить кого угодно.
На это просителю было сказано, что одно дело, когда городской глава лично женит всеми любимую Аллу Пугачеву, а другое — когда все, кому не лень, ринутся по следам примадонны. За сим Александру Дмитриевичу волей-неволей пришлось уговаривать собеседницу сменить гнев на милость и «в виде исключения» расписать его родственницу. Аргумент в три сотни баксов оказался достаточным, бриллиантовые серьги чиновницы благосклонно блеснули в лучах солнца и молодым был назначен день торжества.
В последующие дни Куценко, казалось, занимался только организацией свадьбы, и сыщикам Николая Иванова оставалось лишь сонно наблюдать за этой суетой. Однако они недооценили коммерческого директора: заехав к владельцу одного из небольших, но уютных ресторанчиков, он не только согласовывал ассортимент блюд, которые должны быть на столе у молодоженов. Разговор, в частности, касался некоего агентства, от которого «ну просто житья не стало». Александр Дмитриевич посоветовал владельцу ресторана, чтобы припугнуть строптивцев, им в офис швырнуть гранату.
— А не поймут — тогда еще подумаем. И учти, дважды я рекомендации не повторяю, — на прощание бросил Куценко…
Сначала он, подняв глаза от бумаг, увидел только ноги. Длинные и стройные, словно с глянцевой обложки «Плэйбоя». Потом — узкую полоску материи, очевидно призванную изображать юбку. Затем — загорелый животик, на который не хватило длины футболки, больше напоминающей болеро. И, наконец — симпатичную мордашку, улыбающуюся во все двадцать восемь перламутровых зубов из-под длинной челки. Хотя визитерше уже минуло двадцать пять, но даже опытные обитатели кабинета не дали бы ей по внешнему виду более двадцати лет, а потому о зубах мудрости говорить не приходилось. Впрочем, это явно не смущало девушку, как не смущало и оторопелое молчание двух сыщиков, находившихся в кабинете.
Недоуменно продолжая изучать посетительницу, Арчи решил, что перегрелся от летней духоты и видение должно непременно исчезнуть — в агентстве чаще появлялись люди иного вида: то респектабельные коммерсанты, да их холеные подруги, то хмурые оперативники, а то и просто всякая гопота. Николай перевел взгляд на своего коллегу — отставного опера Юрия Александровича, но тот очевидно тоже страдал галлюцинациями, так как сидел, во все глаза смотря на девушку. Дав сыщикам несколько секунд форы, чтобы они вполне смогли оценить увиденное, прелестное создание шагнуло вперед, протянув руку: «Здравствуйте. Я — Женевьева». И все. Будто бы это редкое в наших краях имя могло послужить каким-то паролем, после которого сыщики должны кинуться ей навстречу с распростертыми объятиями. Голос у девушки был приятным, интонации — мягкие, а буква «р» в ее устах грассировала как в слове «мур-р-р».