Дело о последнем параде

— Что же делать? — Вологодский парень был ошарашен. — Ведь директор говорил, что здесь наркотики употреблять нельзя.

— А он их и не употребляет. Надо брать его клиентов. Ты присматривай, кто с ним долго рядом сидит, а потом идет в сортир. Запор на кабинках специально подразвинчен, так что войдешь без помехи. Если человек просто на унитазе тужится — извинись, пообещай коктейль за счет заведения. Но от нашего Челентано никто просто так в туалет не уходит, запомни.

Анохин запомнил. Пару раз за ночь он врывался в сортир и вырывал шприц из рук очередного молокососа, приготовившегося вкусить порцию дури. Согласно инструкции, трофей он относил в кабинет исполнительного директора, наркомана же подводил к выходу и вышибал из «Дыры» добротным профессиональным пинком.

Долгое время Анохин не мог понять этот странный питерский молодняк. «Ну, все же тут есть. И пиво десяти сортов, и водка шести, и коктейлей, то ли тридцать, то ли сорок. Даже какой-то арманьяк. Так зачем они колятся и глотают»? В армии Виктору приходилось пару раз курить анашу, но ему не понравилось и он решил: хорошая водяра всегда лучше. Однажды, вытащив из кабинки очередного парнишку в дорогой, но заблеванной рубашке, Анохин решил провести воспитательную беседу.

— И чего ты этим дерьмом занимаешься?

— А ты сам пробовал? — Огрызнулся парнишка.

Разумеется, такая наглость сделала последующий пинок особенно мощным, но Виктор призадумался. И в следующий раз послесортирная программа оказалась сокращенной: наркоман вылетел из клуба, а его шприц Анохин притащил в свою комнату, снимаемую неподалеку от «Дыры». Что-то Виктор вспомнил из фильмов, заодно вспомнил, как делают медсестры, нашел вену на локте, всадил с одного захода, сдуру попал, надавил и…

Очутился в той стране которая, оказывается, ждала его с детства, только он об этом совсем не знал. Какой-то парень со своим отцом валялись в его ногах приговаривая: «Мы твой двор подметать недостойны». Высокий офицерский чин уходил в отставку и говорил, что начальником Вологодского ГУВД может быть только Виктор Анохин. А красавица из черного «лимузина», раз за разом выходила к лучшему парню Вологды и Питера — Вите…

Потом пришлось вернуться. К продавленному дивану, аляповатым стульям и прочим аксессуарам дешевой меблировки. В комнате было темно, абажур давным-давно засидели мухи… Анохин понял, что с нетерпением ждет следующего дежурства, чтобы совершить очередную конфискацию. С той поры начальство его трофеев не видело. Сперва Анохин кололся дома. Позже понял насколько круче оттягиваться в клубе, под грохот, льющийся из колонок. Виктор специально прикрутил как следует одну из защелок на туалетной кабине, чтобы пользоваться ей безбоязненно. Наркоманом он себя не считал, ибо был уверен: все наркоманы — гомики и обязательно любят десятки групп с непонятными названиями на английском. Но даже такие не загибаются сразу. Он же, простой парень из простого северного русского города, просто решил посмотреть, чем в этом Вавилоне развлекается молодняк. Так взрослый дядя готов иногда вспомнить детство и попинать с пацанами мячик на пустыре.

Парень из простого русского города действительно оказался не чета полудохлым питерским наркоманам. Они, вводя отраву в и без того отравленный организм, проживают порой лет пять, а то и больше. А здоровому отставному менту Анохину хватило года. Начальство долго не понимало, в чем дело. Затем (Анохин был уже состоянии, когда не помнят, что делают с родной тушей) напарник Сашок расстегнул ему манжеты, закатал рукава и показал директору левый локоть друга. Тот грустно вздохнул, что-то открыл, что-то вычеркнул, распорядился вызвать клубную машину, заявив Сашку: «Еще раз приведешь такого — вылетишь сам»…

Отходняк начался у Анохина в его комнате, на привычном диване. Сначала он удивился: еще темно, почему же я не на работе. Включив свет, он обнаружил на столе свою трудовую книжку, пачку денег и короткую записку. В ней сообщалось, что с охранником Анохиным поступили гораздо лучше, чем он того заслуживал, а также предлагалось пересмотреть взгляды на жизнь.

В этот же день Виктор устроился грузчиком-вышибалой в торговый павильон возле Правобережного рынка. Ему надо было таскать ящики с товаром и укрощать особо наглых покупателей. На этой работе платили меньше, а главное — не у кого было отнимать шприцы и ампулы. Однако Анохин быстро нашел тех, у кого можно было купить такую же ампулу за наличку. Конечно, он понял сразу, Правобережный рынок — не уровень клубного Челентано, качество товара на порядок ниже. Кроме того, Анохина пару раз откровенно кидали, подсовывая такую дрянь, от которой более слабый парень сразу попал бы на койку. Но, к сожалению, бывший вологодский милиционер, привык все переносить на ногах, не замечая, как все рушится и перемалывается внутри.

Девочки, которых он отныне не мог сводить в «Дыру», поопали с него как листья с осенней осинки. Даша напоследок скаламбурила, мол, с таким кавалером и в простую дыру сунуться стыдно. Прежние друзья тоже почти не встречались: у них были другие интересы и обычный водочный расслабон. За то появилась иная кампания — помятые, но понятливые люди, которым было знакомо и представимо все происходящее с Анохиным. Они могли и помочь советом, и продать пару порций в долг. Грузчику платили мало и долги росли.

Теперь ему уже снились другие сны, более подвижные. Он непрерывно пинал кого-то ногами. То депутатского сынка, то его высокопоставленного папашу. Бил милицейское начальство, топтал директора клуба. Иногда приходилось топтать даже невинного Сашка. Пару раз Виктору предлагали сделать какое-то маленькое дело за очень большие деньги: отнести куда-то маленький пакетик, разумеется, не зная о содержимом. Но Виктор хорошо представлял, что это значит и не брался. Он уже начинал понимать, что с ним происходит. И все-таки, считал — бывшему менту работать наркокурьером — большое западло.

В один из дней, когда сознание Анохина можно было назвать относительно светлым, его завели в мелкую кафешку-шалманчик и совершенно серьезно спросили: когда он отдаст пятьсот баксов? Не дожидаясь ответа (а что отвечать?) добавили: «через неделю». Но, ни через неделю, ни через две, разумеется, никто пятьсот баксов не получил. У Анохина начались неприятности. Пару раз его били, не смертельно, конечно, ибо новым знакомым были нужны доллары, а не обработанный труп наркомана. Во второй раз, правда, сказали: «Парень, шутки кончились. Не отдашь деньги — все любители курить и ширяться в долг навсегда запомнят твой печальный образ».

Анохин продал старый комбайн «Панасоник», еще какие-то шмотки, купил (не у кредиторов) хорошую дозу и решил кайфануть, пока есть время. Теперь он жил в самом павильоне, ибо за комнату платить не мог. Однако время шло, доза кончалась, а за ним никто не приходил.

Наконец, в павильон заглянул веселый крепыш Славик, которому Виктор и был должен пятьсот баксовых. Славик всегда улыбался, даже когда кого-нибудь бил ногами, а его розовая морда напоминала личико поросенка из старого доброго мультика. Виктор внезапно понял, что этот жизнерадостный малый никогда не потреблял то, чем торговал. На этот раз Славик был веселее обычного.

— Привет Аношка-супервошка. Можешь меня поздравить. Я твой долг продал.

— Кому?

— А, уже забыл. Не знаю, кому ты нужен. Может, тебя раком поставят, может, на дачу отвезут, кроликов сторожить. Я, правда, тебе и черепах бы не доверил. Помнишь анекдот? Ха-ха-ха. Ну ладно. Мимо проезжал, заглянул. Попрощаться со старым клиентом.

Потрепав Виктора по щеке и что-то весело хрюкнув, Славик удалился.

Дальнейшие шаги Анохина отличались рационализмом. Он побросал в сумку свой хлам, после чего выгреб из кассы наличку (в этот момент зал был под его присмотром) и вышел на улицу. Однако гулял он не долго. Рядом остановилась «БМВ», из нее вышел парень с лошадиной мордой, встал перед Анохиным и участливо спросил: