Дело о продаже Петербурга

— В целом, статья мне понравилась, — продолжал собеседник. — Однако о некоторых вещах вы неверно информированы… Нет-нет, речь вовсе не идет об опровержении, скорее о небольшом дополнении. Разумеется, обговорив ваши условия. Мы должны встретиться, причем, желательно, сегодня. Как вы относитесь к четырем часам?

— Вообще-то… В принципе, я согласен, — вяло произнес Лелик. После этого уставился в настенные часы, пытаясь определить: сломаны ли они, или на них и правда двадцать минут третьего?

Промедление оказалось не в его пользу, ибо было истолковано как согласие.

— Так мы договорились?

— Сейчас, одну секунду, — Бананов лихорадочно задирал рукав, освобождая наручные часы. На циферблате была половина третьего. — Да, согласен.

— Предлагаю встретиться в клубе «Творожок». Это в конце Садовой улицы. Пожалуйста, постарайтесь не опаздывать. Жду.

Трубка издавала короткие гудки, Бананов продолжал ее сжимать, будто надеясь получить еще какую-нибудь информацию. Но это было бесполезно. Мысли Бананова метались, как тараканы, застигнутые хозяйкой в буфете. Когда он понял, что с ним намерен говорить герой вчерашней статьи, то подготовился к худшему. Конечно, говорить с обиженными ему приходилось, людей обижал он часто. И отвечать им по телефону приходилось немало. С одной стороны, не западло было бы применить тактику «Дядюшка, прости засранца»: «Извините, это техническая ошибка. Наше издание всегда вас уважало и будет радо напечатать опровержение». Бананов прекрасно понимал, что в четырех случаях из пяти опровержений писать не придется, «звезды» капризны, но отходчивы, не проконтролируют. Или по-другому: «Да, это я автор. Что дальше? Суд? Пожалуйста, валяйте. Кстати, информация к размышлению. Однажды на нашу газету “наехал” сам Коржаков. И что вы думаете? Как наехал, так и отъехал». Конечно, Коржаков никогда не “наезжал” на банановскую газету, скажем больше, он вряд ли был в курсе ее существования. Однако немало знаменитостей покупалось на дешевый блеф.

На этот раз Бананов был в замешательстве. Никогда еще обиженные не говорили с ним настолько дружественно и многообещающе. Здесь скрылась загадка. Впрочем, Лелик ее быстро разгадал. Конечно, главную роль сыграло его имя. Если бы статья была подписана каким-нибудь Славой Антоновым, разумеется, обиженный музыкант обозвал бы сперва его козлом и был бы прав. Нечего щенкам начинать свою карьеру с подобных «наездов»! Другое дело он, Бананов, журналист с именем. Фадеев верно смекнул, что здесь не все просто. Раз против него выставили артиллерию таких калибров, значит дело слишком серьезно. И захотел узнать, в чем дело. Или перекупить. Раз речь идет об условиях, значит именно так!

Натянув куртку, Бананов подошел к зеркалу и улыбнулся сам себе. Надо же, такой поворот! К чертям собачьим предвыборные блоки и депутатские списки — отныне он будет музыкальным журналистом. И покажет разным Жваниям, как надо писать об этом! Ибо научиться хорошо писать (а он-то умеет), труднее, чем въехать в любую тему.

* * *

Удивляясь своей точности, Бананов оказался в конце Садовой без десяти четыре. Без особого труда он обнаружил нужный дом. Дальше начались трудности. Музыкального клуба под аппетитным названием «Творожок» нигде не было видно.

Лелик задумчиво бродил по огромному двору, наполовину занятому причиндалами капитального ремонта. Пахло краской, уныло скрипела лебедка. У заказчиков, видимо, недавно кончились средства, поэтому рабочих нигде не было видно, и строительный вагончик выглядел безжизненно.

Бананов уже хотел уходить, решив, что ошибся номером, когда увидел между двух высоченных куч песка парадную с большим белым листком на ней. Он приблизился и прочел надпись, сделанную синим фломастером: «Музыкальный клуб “Творожок”». Чуть выше, над козырьком парадной, виднелись силуэты каких-то букв, будто недавно снятых. Похоже, здесь было написано то же самое.

«Непонятно. То ли “Творожок” закрылся, то ли его открывают», — подумал Лелик, входя в парадную. Там никого не было. Лишь горела лампочка и бумажный обрывок, плохо прилепленный к стене, указывал дальнейший путь посредством маленькой синей стрелки. Следуя ее направлению, указывающему на подвал, Бананов спустился по почти невидимым ступенькам, прошел столь же полутемным коридором и оказался в большой комнате, скорее, даже зале.

Зал был освещен значительно ярче. Напротив находилось полуразобранное деревянное возвышение — видимо, площадка для музыкантов. Всюду стояла различная мебель, целая и сломанная, какие-то коробки, металлические конструкции. С первого взгляда можно было понять, что до концертов и танцев здесь далеко, зато ремонтникам есть, чем заняться.

Впрочем, это все Бананов разглядел чуть позже. Сперва же он заметил девушку в изящном розовом джемпере, сидевшую в относительно целом кресле возле эстрады. На ее груди висела маленькая картонная раскрашенная рыбка.

— Это вы Леонид Бананов? — нежно проворковала она.

— Это я, здравствуйте, — ответил он, пытаясь организовать на своем лице такую же симпатичную улыбку. — Мне назначил встречу Максим…

Лелик, уже вошедший внутрь зала шагов на пять, услышал сзади шорох и оглянулся. Вдоль стен стояли, затаив дыхание, еще полтора десятка девушек от шестнадцати и старше, одетых более крикливо и безвкусно. У них были две общие приметы: такая же картонная рыбка на груди и свежий номер «Городских новостей» в правой руке. Бананов успел подумать, что так обычно начинаются встречи почитателей со своим кумиром. Больше он не успел ни о чем подумать. Все пятнадцать особ ринулись на него одновременно, вздымая тучи строительной пыли, как табун породистых лошадок…

Бананова били все. К счастью журналиста, большинство делало это свернутыми в трубочку газетами, к тому же одновременно, затрудняя работу друг дружке. Правда, нашлось несколько стерв, которые пинали его ногами, а потом, отбросив газеты, начали колотить кулачками, щипать и рвать за волосы. Одна зараза пыталась даже выбить правый глаз, но промахнулась и угодила пальцем в переносицу.

Лелик решил, что хуже происходящего ничего быть не может. Но ошибся. Несколько девиц (он не считал) совершили с ним половой акт, возбуждая несчастного посредством тонкой веревки. При этом одна из уже удовлетворенных девок стояла у него над ухом и гадким голосом сообщала, что гораздо приятнее иметь дело с трупом. Потом картина переменилась. Более благоразумная половина, считая, что экзекуция может зайти слишком далеко, прекратила бить и трахать Бананова, попыталась даже уговорить остальных отказаться от этого занятия. Те не слушались, продолжая дергать Лелика за уши и награждать пощечинами. Наконец, девушка, сидевшая в кресле — видимо, координатор, сочла нужным вмешаться.

— Хватит с него! — громко крикнула она.

Еще три-четыре секунды ушам и волосам Бананова грозила опасность быть оторванными от головы, потом его отпустили. Лелик понял, что лежит на грязном полу со спущенными брюками, и радовался минутному покою. Ни о чем другом он не мог думать, хотя все-таки соображал: неприятности только начинаются.

Девушка в джемпере открыла дамскую сумочку, из которой извлекла экземпляр «Городских новостей» и поинтересовалась, «зачем, г…, ты это написал»? Бананов, которого к этому времени успели приподнять и поставить на колени, начал сбивчивый рассказ о вчерашнем тяжелом вечере в редакции, о гнусном юном писаке Антонове, о своей любви к музыкальному творчеству Макса Фадеева и легком сердечном приступе, настигшем утром, после прочтения чужого материала под своей фамилией.

Когда он дошел до описания беготни по редакции в поисках валидола, собеседница прервала его:

— Слышали, девочки? В грудь его больше не пинать. А ты заткнись! Хватит про свою историю болезни. Скажи, от кого ты узнал про наш клуб?

— От вашего Фадеева, — сказал Бананов, что привело к новым побоям.

Только через минуту он понял, что под словом «клуб» девицы имели в виду собственную компанию. Легче от этого не стало, ибо говорить было нечего. До сегодняшнего утра о существовании клуба «рыбок» Бананов не знал, а ссылки на Антонова приводили к новым невзгодам. С каждой минутой девки становились все изощренней. Предводительница, поудобнее устроившись в кресле, громко читала выдержки из статьи «Дикие художники». Когда она дошла до описания порчи шедевров архитектуры, «рыбки» вынули маркеры и начали рисовать свою символику на замечательной кожаной куртке (стоимость — 260 долларов, сезонная скидка 10 процентов + 5 процентов скидки предъявителю рекламного талончика). Потом их энергия немного иссякла. Этому способствовало сообщение одной из них, что до концерта Ангелка осталось чуть больше часа.

— Ладно, — подытожила предводительница. — С Этим разберемся потом. Лена, Зоя, Лида, Маха — остаетесь сторожить. Вернемся и разберемся. Может, с нами и Макс подъедет.

Четыре девчонки, которым выпала роль часовых, пытались протестовать, но авторитет девушки в джемпере был непререкаем. Откуда-то принесли наручники. Бананов был уверен, что его прикуют к какой-нибудь трубе. Однако трубы поблизости не оказалось, и его прикрепили к ручке огромного контейнера, длинного, как гроб. Потом почти «рыбки» удалились.