Дело о секрете падчерицы
Шрифт:
– Потом, – с кислым видом сказал Келси, – Джилли, ничего мне не сказав, похоже, решил изменить текст записки. Уже после того, как я ее прочел, он забил в письме полторы тысячи и напечатал вместо этого три.
– Ничего вам не сказав?
– Ничего мне не сказав.
– Зачем он это сделал? – спросил Хастингс.
– Он хотел взять себе эти дополнительные полторы тысячи. Дело в том, что мы придумали особый способ, как получить деньги, и для этого наняли на станции лодку – Бэнкрофты тогда жили в своем летнем доме на берегу озера, – а Джилли умел плавать под водой в водолазном костюме, то есть, я хочу сказать, с аквалангом… Моя идея состояла в том, что мы возьмем лодку,
– Что было дальше? – спросил Хастингс.
– По-моему, все уже знают, что было дальше, – ответил Келси. – Мы сказали ей, чтобы она положила деньги в красную банку из-под кофе, но дело повернулось так, что в воде оказалось две одинаковые красные кофейные банки. Одна из них была просто пустая жестянка, которую, наверно, кто-то выкинул за борт, использовав как емкость для наживки, а во второй лежали деньги. Получилось так, что лыжница нашла банку с деньгами и отдала ее полиции, а Джилли схватил пустую банку, в которой кто-то хранил наживку.
– Вы обсуждали с ним эту ситуацию?
– После того как мы прочитали в газетах, как все произошло, я с ним поговорил насчет его жульничества.
– Что вы подразумеваете под жульничеством?
– То, что он собирался получить три тысячи вместо пятнадцати сотен, а лишнюю половину положить себе в карман.
– Что он вам ответил?
– Он поклялся, что ничего не менял в письме и что кто-то обманул его самого, а потом обвинил меня в том, что это я хотел его одурачить и получить пятнадцать сотен сверху.
– Хорошо, что было дальше?
– После того как мы обнаружили, что взяли не ту банку, Джилли позвонил Розине и сказал ей, что она не выполнила наши инструкции, но она обвинила его в том, что он газетчик, вынюхивающий сплетни, и повесила трубку. Тогда он позвонил ее матери, и она договорилась с ним, что они встретятся на причале возле яхт-клуба «Синее небо», оттуда она отвезет его на яхту и заплатит деньги, а потом доставит обратно на берег, и, таким образом, они оба будут уверены, что никто их не видел вместе. Она сказала, будто ей кажется, что теперь в деле замешано частное детективное агентство, а огласка ей нужна меньше, чем кому-либо другому.
– В какое время они должны были встретиться?
– В семь часов вечера на причале у яхт-клуба «Синее небо».
– Вам известно, состоялась ли эта встреча?
– Я могу сказать только то, что сам слышал по телефону и со слов Джилли. Что я знаю наверняка, так это то, что Джилли отправился к яхт-клубу «Синее небо», и после этого я его уже не видел.
– Перекрестный допрос, – сказал Хастингс.
– Каким способом он добрался до яхт-клуба «Синее небо»? – спросил Мейсон.
– Я не знаю. В последний раз я его видел, когда он обедал у себя в комнате. Это было около половины седьмого. Он всегда любил консервы из свинины с бобами, и, когда я разговаривал с ним в последний раз, он сидел на стуле и уплетал за обе щеки свинину и бобы. Он сказал, что
выйдет из дому незадолго до семи, а к полуночи мы будем иметь наши три тысячи долларов.– А потом?
– Потом я отправился по своим делам. Через какое-то время вернулся в Аякс-Делси. Я тоже там живу. Я поджидал Джилли, но его все не было. Когда он не вернулся к полуночи, я решил, что он получил три штуки и смылся с ними, чтобы не делиться со мной.
– Вы знали, что Джилли изображал из себя друга Ирвина Фордайса?
– Конечно.
– И что под видом дружбы он выведал у Фордайса его тайну?
– Разумеется.
– И что потом он обдуманно использовал эту информацию для шантажа?
– Естественно, – ответил Келси. – Я и сам не ангел. Я не хочу строить из себя невинную овечку, а Джилли в этом отношении мало чем отличался от меня.
– И вы собирались обвести Джилли вокруг пальца? Вы хотели заставить Еву Эймори подписать заявление, в котором говорилось, что найденные на озере деньги принадлежали ей, что вся эта история с банкой была придумана ею ради рекламы и что она хочет, чтобы полиция вернула ей обратно эти деньги, а потом вы могли бы получить от нее деньги с помощью нового шантажа.
– Совершенно верно. Вы поймали меня на этом деле. Джилли думал меня обмануть, и я хотел иметь небольшую страховку. Джилли не был моим настоящим партнером. Раньше он не имел дела с вымогательством и обратился ко мне, чтобы заключить сделку. Потом он решил меня одурачить и прикарманить деньги, и тогда я подумал, что мне не помешает небольшая страховка, вот и все.
– И вы отправились со всей этой информацией к окружному прокурору и предложили ее в обмен на то, чтобы вас не привлекали к суду за вымогательство, не так ли?
– А вы что бы стали делать?
– Я задал вам вопрос. Вы поступили так, как я сказал?
– Да.
– И окружной прокурор дал вам деньги на парикмахера, новый костюм и новую обувь, чтобы вы могли произвести хорошее впечатление в суде?
– Деньги дал не окружной прокурор.
– А кто? Шериф?
– Да.
– И вы получили от окружного прокурора обещание, что вас не будут привлекать к суду за вымогательство?
– В том случае, если я дам свидетельские показания и расскажу всю правду.
– Что он подразумевал под правдой?
– То, что в моем рассказе не должно быть никаких проколов.
– Иными словами, – подытожил Мейсон, – если вы расскажете на суде историю, которая выдержит перекрестный допрос, то это будет считаться правдой. Так?
– Что-то вроде этого.
– А если мне удастся поймать вас на перекрестном допросе и доказать, что вы лжете, тогда у вас не будет никакого иммунитета против уголовного преследования. Так?
– Думаю, что общий смысл был именно таков. Конечно, он не говорил об этом точно в таких словах, но предполагалось, что я буду говорить правду. Если буду говорить правду, никто не сможет подловить меня и доказать, что я солгал. Я должен дать такие показания, которые нельзя будет опровергнуть, и тогда мне это зачтется.
– Иными словами, если ваши показания окажутся достаточными для того, чтобы вынести обвинительное заключение против ответчицы, вас не станут преследовать за шантаж. Так?
– Вы слишком свободно интерпретируете мои слова, – возразил Келси. – Предложение окружного прокурора звучало несколько иначе, и я не хочу, чтобы в протокол записали ваше собственное толкование моих слов. Суть дела заключалась в том, что если я дам свои показания и в них не окажется проколов и если я на суде расскажу всю правду, как рассказал ее самому окружному прокурору, то меня освободят от обвинений в шантаже.