Дело о смерти фрейлины

— Идёмте, господин барон, — умоляюще проговорил Дюкре.

— Откуда… Почему ты здесь, Дидри? — спросил Марк.

Он с трудом узнал в этом худом измученном человеке маленького пажа королевской свиты, золотоволосого, похожего на ангела малыша Дидри. Он вдруг вспомнил, что вернувшись в Сен-Марко после долгих лет отсутствия, действительно, не увидел его во дворце. Да он и не вспомнил о нём, сколько придворных в былые годы промелькнуло перед его глазами, многие из них исчезли из его жизни незаметно, не оставив никакого следа. Вот и об этом двенадцатилетнем мальчике, который когда-то смотрел на него с восторгом, он совершенно забыл среди своих дел и забот.

Они сидели друг против друга в небольшой одиночной камере за столом. Марк вглядывался в лицо повзрослевшего и столько пережившего мальчика.

— Я и сам толком не знаю, почему я здесь, — говорил тот, сжимая пальцы лежавших на столе рук. — Меня сразу же привели сюда и засунули в крысиную яму. Это такая низкая камера, где очень сыро и холодно. Несколько раз меня выводили на допрос и требовали, чтоб я сказал, что маркиз Арден — заговорщик. Я был очень напуган, но ничего о маркизе не знал. Я думаю, что они просто хотели, чтоб я его оговорил, но тогда я этого не понимал и честно отвечал, что ничего не знаю. Потом они перестали приходить, а я остался здесь, — он какое-то время молчал, потом продолжил: — Мне нечего сказать про то время. Я словно перестал чувствовать и думать. Мне приносили еду, я ел, приносили воду, я пил, а потом забирался в уголок посуше и сидел там, пытаясь согреться. Не знаю, сколько это длилось. Потом я заболел. Меня лихорадило, я понял, что умираю. Я снова испугался и заплакал. На меня никто не обращал внимания, но потом пришёл господин Дюкре и вытащил меня оттуда. Он отвёл меня в ту самую камеру, к барону Дюбуа. Оказалось, что тот услышал мой плач, и ему стало меня жалко. У него были деньги. Он был богат, но не мог выйти отсюда, потому тратил свои сбережения, чтоб устроиться здесь получше. Он заплатил тюремщикам, чтоб они позвали ко мне лекаря, а потом приносили лекарства. Он договорился, что меня оставят в этой камере и позволят жить с людьми, чтоб я окончательно не сошёл с ума. Потом он умер, но, должно быть, заплатил хорошо, и я остался на своём месте с господином Д’Олонь и господином Мартеном. Господин Буше тоже неплохой человек, хоть и душегуб. Они не обижают меня и даже делятся хорошей едой, когда им приносят её из трактира. Но господин Дюкре запретил мне говорить кому-либо, кто я такой, иначе ему придётся вернуть меня в крысиную яму, — он печально посмотрел на Марка. — Но когда я услышал ваше имя, а потом увидел вас… — он слабо улыбнулся. — Вы тогда были таким прекрасным и отважным молодым рыцарем, а теперь вы настоящий барон. Я просто не удержался… Теперь меня накажут.

— Никто тебя не накажет, — пообещал Марк. — Но ты действительно не знаешь, за что тебя заперли так глубоко? Ты даже не догадываешься?

— Догадываюсь, — вздохнул Дидри. — Я случайно узнал ужасную тайну и рассказал о ней.

— Кому?

— Наследному принцу и ещё одному человеку, возможно, он меня и выдал. Но я никому не сказал, что принц Жоан тоже знает об этом! — неожиданно воскликнул он, взглянув на Марка. — Я не хотел, чтоб с ним случилось что-то плохое, вслед за нашим государем.

— Что это за тайна?

Дидри замотал головой.

— Не спрашивайте меня, я не могу сказать. Это очень нехорошо, знать такое. Думаю, что все, кто узнали, уже мертвы.

— Ладно, — кивнул Марк. — Сейчас ты вернёшься в ту камеру и останешься там. Я попытаюсь тебе помочь, но не могу обещать, что получится. Я просто не хочу тебя обнадёживать, но в любом случае, я прослежу за тем, чтоб с тобой здесь хорошо обращались.

Дидри покорно кивнул. Дюкре вернул его в камеру и подошёл к Марку, который ждал его в коридоре.

— Ваша светлость, не говорите никому, что встретили его здесь! — умоляюще произнёс он. — Я не имел права выпускать его из крысиной ямы и, тем более, садить в камеру, где ещё кто-то есть. Но барон Дюбуа оставил распоряжения о его содержании.

— Сколько он здесь?

— Да уже шесть лет. Как раз после того, как отсюда забрали рыцаря де Серро, я и посадил его на освободившееся место.

— На каком основании его заперли здесь?

Дюкре снова занервничал, но встретив мрачный взгляд барона, сдался.

— На основании личного приказа короля. Не знаю, чем провинился этот ребёнок, ведь даже мне показалось слишком жестоким садить его в крысиную яму на хлеб и воду, но именно таков был приказ короля. А потом о нём словно забыли, а тут его судьбой озаботился барон Дюбуа, сказал, что жить ему осталось недолго и он хочет сделать хорошее дело, чтоб попасть не на самое дно ада. Как было не пойти ему навстречу, да и мальчика было жаль.

— То есть он уже шесть лет сидит здесь без суда и следствия? Без приговора?

Дюкре кивнул. Марк достал из кошелька несколько золотых монет и вложил их в руку тюремщика.

— Позаботься о нём, старина, пусть хотя бы живёт в сытости и тепле. Я попытаюсь вытащить его отсюда, — и, пресекая отчаянные возражения тюремщика, покачал головой. — Не волнуйся, тебя это не коснётся. На самом деле есть достаточно источников, из которых я мог бы узнать о нём, минуя тебя. В любом случае, я добьюсь для него если не свободы, то хотя бы камеры с окном, куда будет проникать свежий воздух и солнечный свет. А до той поры побереги его. Я буду благодарен тебе за это.

И простившись с ним, Марк поднялся наверх и сразу же отправился в Серую башню.

Он уже несколько дней был занят делами и не видел графа Раймунда. Теперь же ему не терпелось скорее переговорить с ним, и он сразу же направился в его кабинет. Граф был там. Увидев вошедшего, он улыбнулся.

— Всё-таки, ваше сиятельство, вы соизволили навестить меня. И с чем же? Желаете сообщить о своей отставке в виду более блистательных перспектив?

— Вовсе нет, — возразил Марк, проходя к его столу. — В моей службе ничего не меняется, здесь я, как и был прежде, — ваш подчинённый барон де Сегюр. Графский титул оставим для парадных зал.

— Я рад за тебя, Марк, хотя немало удивлён. Кто б мог подумать, что ты — внук де Лианкура! Он же терпеть тебя не мог.

— Может, потому и не мог, что я не соответствовал его завышенным ожиданиям. Но теперь, то ли я стал лучше, то ли он, наконец, уменьшил ожидания, но он сделал всё, чтоб нацепить на меня графскую корону. Впрочем, он не возражает против того, чтоб я продолжил службу в тайной полиции.

— О, погоди! — усмехнулся граф. — Ты плохо знаешь своего деда. Он хитёр как лис. Тебе он может говорить одно, но делать — совершенно другое, постепенно и незаметно продвигая тебя туда, где он желает видеть своего внука и наследника.

— Никто не запрещает ему желать, мне тоже. Посмотрим, кто кого переупрямит. Пока же я продолжаю служить.

— Разумно. Я слышал, сейчас ты выполняешь поручение герцогини Евлалии.

— Оно же поручение короля. Я должен расследовать убийство фрейлины на женской половине.

— Убийство? — заинтересовался Раймунд. — Ты уверен?

— Да, но, похоже, оно связано с её прошлым, а вовсе не с дворцовой жизнью. Я пришёл к вам по другому делу. Вы помните пажа Дидри?

— Да, помню, — граф помрачнел. — Несчастный малыш. Ему только исполнилось четырнадцать, и он должен был стать оруженосцем, а вместо этого канул в подземелье Чёрной башни. Его тогда пытались приплести к заговору, в котором обвиняли маркиза Ардена, но тот умер, дело свернули и об этом ребёнке забыли. Он умер в тюрьме, и его семье даже не выдали тело. Их просто изгнали из столицы.

— Он жив, — сообщил Марк.

Граф удивлённо взглянул на него.

— С чего ты взял? Хотя… если ты так говоришь, то, скорее всего, так и есть.

— Он шесть лет провёл в заточении без суда и следствия, по личному приказу короля Ричарда. Не пора ли его выпустить?

— Нет, — проговорил Раймунд. — Пусть остаётся там, где он сейчас, и скажет спасибо, что хотя бы жив.

— О чём вы? — воскликнул Марк, не веря своим ушам. — Как можно так поступать с невинным мальчиком, ставшим жертвой произвола? Разве не является высшей целью нашего короля справедливость?