Дело о таинственном наследстве

Глава четвертая Игра в карты. Что такое любовь? Английский револьвер. Странный господин в трактире

Утро воскресного дня выдалось пасмурным, под стать Наташиному настроению. Спала она беспокойно и проснулась без обычной улыбки. Всю ночь ей снилась Софья Павловна Зюм, танцующая танец вакханки с факелами в руках. Вокруг нее, по-заячьи сложив руки, прыгали граф Орлов, тайный советник и почему-то помещица Князева.

«И что это они у меня все танцуют?» – мрачно думалось Наташе.

И взгляд ее отмечал легкие трещинки в ступенях лестницы, ведущей со второго этажа вниз. И сухой лист с шуршанием упал с раскидистой герани, полыхавшей на окне в гостиной. И кофе горчил. Наташа третий раз подливала в чашечку сливки и переложила сахара до невозможности, а все горько…

– Сегодня, душа моя, к нам на партию в винт гости пожалуют. Думаю, и отобедаем вместе, – сообщил за завтраком Николай Никитич, не замечая, от переполненности хлопотливыми мыслями, Наташиного плохого настроения.

Это означало, что в Маврюшино съедется цвет уездной мужской интеллигенции. Друзья князя будут пить вино, курить, играть в карты, попутно предаваясь философским размышлениям.

«Интересно, какую тему они выберут на этот раз?» – подумала Наташа, из чувства противоречия допивая остывший и ставший от этого вконец омерзительным кофе.

Предыдущая игра прошла за обсуждением вопроса о том, как влияет на характер человека принадлежность к той или иной нации. Закончилась долгая и шумная дискуссия криками местного банкира Иосифа Моисеевича, что он немедленно вызывает на дуэль помещика Василия Глущенко за неосторожно брошенную им фразу: «Есть жиды, а есть евреи, и разница между ними как между русским пропойцей и царем!» Никто, конечно, не стрелялся, и после вечера новоявленные враги отправились в поместье к Василию, дабы продолжить спор за рюмкой горилки.

Хлопот хватило до вечера: Наташа составила меню сегодняшнего обеда, наказала, какие приборы взять, проследила, чтобы платья дворецкого и лакея были чисты. Отдала приказы о времени и очередности подаваемых к столу блюд. Убедившись, что все делается должным образом, пошла прогуляться.

Летние цветы уже роняли лепестки, прощаясь с жизнью в этом году. Зато осенние цвели ярко и гордо, изо всех сил стараясь привлечь внимание нежаркого солнца. Открыв калитку, отделяющую сад от леса, Наташа пошла по аллее, затемненной сводом из переплетенных веток старых вязов. Неутомимые сверчки стрекотали в траве, на одной ноте странно кричала какая-то незнакомая птица, хлопотливые муравьи тащили свои важные находки в дом. «У всех есть дом. У человека тоже есть один большой дом. В нем крыша – небо, а что тогда, например, одеяло? Земля? Но ведь, чтобы им укрыться, наверное, нужно умереть? Ох ты господи, что за мысли?..» Она помогла особо старательному муравью вскарабкаться на какую-то очень нужную палочку и стала вспоминать ночной рассказ Василия о странном старьевщике… Скорее всего, тот действительно что-то искал в чайном столике, а вовсе не был сумасшедшим. Но если допустить наличие у мужика трезвого рассудка, то вещь, которую он искал, должна быть совсем небольшой. Ведь столик был изрублен в мелкие щепки! А что может быть небольшим? Да все что угодно!.. Какие-нибудь сокровища! Столбик монет, запрятанный в ножку столика. Или алмазы! Ну, допустим, так. А откуда старьевщику знать, что в столик алмазы запрятаны? Но ведь, если рубил, значит, в отличие от хозяйки мебели, то есть Феофаны Ивановны, знал?..

Наташа нагнулась сорвать крохотный сиреневый цветочек.

«А вдруг там документы государственной важности сокрыты, и при их разглашении будет затронута честь какой-нибудь важной семьи?.. Тогда, возможно, что кто-то, кто знал об этой тайне, специально нанял старьевщика похитить столик!.. Вот история получится, прямо для Ольги! Да нет, никто его не нанимал. – Наташа задумчиво грызла стебелек. – Василий рассказывал, что мужик чуть ума не лишился, когда ничего не нашел. Значит, и нужны эта тайна или сокровища самому старьевщику. Может, попробовать все же найти его? Он тут бродил везде, люди должны были приметить, как выглядит. Вдруг он из местных, тогда найти его, возможно, будет просто…»

Но что-то Наталье подсказывало, что мужик этот не здешний и найти его будет вовсе не просто. А еще слова Митрофана о том, что хотели сгубить лошадку… Вот еще тайна тоже. Кто у кобылы подковы расшатал, зачем? И что думает об этом граф?

Она поморщилась и, быстро обернувшись, выплюнула стебелек, оказавшийся отчаянно горьким. Видимо, у крохотного цветочка горький вкус был единственной защитой от огромного, зачастую недружелюбного мира…

Около старого дуба, которому было не меньше двухсот лет, Наташа шагнула с аллеи в сторону. Нагнулась, пройдя под толстым, склонившимся до земли суком, и попала на песчаный пятачок земли, окруженный живой изгородью из кустов бузины и орешника. Посреди этого уютного уголка, как кресло, возвышался пенек от давно упавшего и спиленного дерева. Наташа села, сняла чулки и туфли и с удовольствием подставила босые ноги легкому ветерку. Она не боялась, что кто-то может застать ее в таком виде, – это место было одним из нескольких потаенных уголков, которые Наташа облюбовала еще в детстве. Сильно напроказив, она укрывалась здесь от нянек и отца, ну а сейчас приходила, чтобы побыть в одиночестве, подумать…

Но новые мысли отказывались приходить ей в голову. Тогда она закрыла глаза и отдалась ощущениям и звукам, окружавшим ее. Слышилась деловито-тревожная перекличка собирающихся на юг птиц. Шелест и шуршание ветра в кустах… Она даже задремала. Вздрогнула от прикосновения упавшего на руку сухого листа. Пора было возвращаться.

В доме тем временем папина компания собралась уже почти в полном составе.

Банкир Иосиф Моисеевич, бывший сенатор и тайный советник Сергей Мстиславович, доктор Никольский, отставной офицер Збруев и профессор Псковского университета, гостивший у племянницы, Кринышев Семен Кириллович. Гости уже отобедали и расположились в гостиной вкруг стола, приготовляясь к игре. Николай Никитич разливал в бокалы вино.

«Ох, а цветы-то не стоят!» – спохватилась Наташа. Можно уже было и без цветов, но Наташе было стыдно, что она упустила такую деталь в непременном оформлении дома, и она направилась в сад попросить Никанора нарезать цветов для букета. И только вышла во двор, как увидела въезжающего всадника на беспокойном, всхрапывающем жеребце.

«Граф! – обрадовалась Наташа. – Все-таки папа его пригласил!»

А Орлов, спешившись и бросив поводья конюху, уже шел к ней.

– Вот, опоздал, – начал он говорить уже издали. – Здравствуйте, Наташенька!

И опять это «Наташенька» прозвучало так нежно, что девушка невольно улыбнулась и чуть было не ответила в тон: «Здравствуйте, Сашенька!» Но больно сиропная в том случае получилась бы сцена. Поэтому она просто протянула руку.

– Здравствуйте, граф, а я как раз удивлялась, отчего вас папенька не пригласил! Идите скорее, они там, кажется, уже начинают. А вечером чаю попьем, когда все разъедутся.

Граф блеснул улыбкой и поспешил к гостям, на ходу думая о парадоксах жизни, в которой две такие разные женщины делают ему одинаковые предложения – попить чаю, когда все разъедутся…

Наталья провела с садовником не менее получаса, выбирая, какие лучше срезать цветы, и выслушивая ворчание Никанора по поводу старых неплодоносных деревьев. Она в который раз терпеливо разъясняла, что папеньке деревья дороги. И что ежели Никанор срубит их, то папенька, возможно, тем же самым топором отрубит и его, вечно спорящую, Никанорову голову. И потом смеялась, глядя как Никанор достает свой невероятных размеров клетчатый носовой платок и утыкает в него лицо, шумно шмыгая носом, причитая о господской несправедливости. Вся эта сценка разыгрывалась уже не раз, и за своим платком Никанор на самом деле скрывал не слезы, а какой-нибудь сюрприз. В свободное от ворчаний и ухода за садом время он тренировался в ловкости рук и произведении всяких фокусов. И когда Наталья со смехом потянула его за рукав, ей на руку выпала искусно сделанная бутоньерка из незабудок и ромашек, кои она и прикрепила к вырезу своего платья.

Букет из желтых и белых астр, заключенных в нежную сетку декоративного папоротника, был готов. Наташа, осторожно придерживая рукой хрупкие стебли, вернулась в дом. Там уже зажигали лампы. Казалось, что в гостиной свершалось какое-то таинство. Над головами у мужчин в полумраке образовались дымные табачные нимбы. Руки – гладкие, морщинистые, веснушчатые или с чуть покореженными возрастом пальцами – держали карты и бокалы с красным вином, выглядевшим в рамке хрусталя почти черным. Глуховато и спокойно звучал голос доктора Никольского. Услышав, что он говорит, Наташа остановилась в дверях.