Дело о жнеце
Шрифт:
Микал закрыл дверь, и Эмма посмотрела на них, сцепив ладони, как леди. Она не повернулась к женщине, а посмотрела на Аберлейна, вскинув бровь.
— Доброе утро, инспектор. Вам лучше?
Он нахмурился.
— Пожары. Ущерб имуществу, жертвы. Варинг клянется оторвать мне голову, публика просит моей отставки.
— Как неудобно.
«Я не против, учитывая ваши методы», — но он помог Клэру.
— Хотите сохранить место? Уверена, тут вам помогут найти место лучше.
— Я уйду в отпуск, пока шум не утихнет, — он повернулся к женщине с вуалью. — С вашего позволения,
— Мы благодарны за ваши услуги в тяжелые времена, — вдова Виндзора протянула пухлую ладонь с кольцами, и он склонился над ней. — У вас наша благодарность и благословение.
«Это очень поможет», — Эмма прикусила язык.
Аберлейн прошел мимо нее, хромая, и замер у двери.
— Передайте привет мистеру Финчу, мисс Бэннон. Хорошего дня.
«Я ничего не передам, сэр».
— Хорошего дня, инспектор. Приятных снов.
Он подавил ругательство, но с трудом, и она ждала, пока не услышала, как за ним закрылась входная дверь, а потом переключила внимание.
Тишина быстро стала неловкой. Клэр не замечал, пока Виктрис, вздохнув, не отодвинула вуаль и не посмотрела на волшебницу.
Ее глаза были темными и человеческими, созвездия Британнии были тусклыми и далекими, как не было годами.
— Волшебница.
— Ваше величество.
— Говорят, все… закончено.
«Для меня — да».
— Похоже на то.
Ее ответ не удовлетворил. Шея вдовы покраснела в черном платье, воротник прижимался к ее щекам. Румянец угас. Точки света вспыхнули в ее глазах. Эмма смотрела с интересом.
Виктрис заговорила снова:
— Мы ослабели. Это точно тебя радует.
— Нет.
«Но я желаю вам радости».
— Волшебник, ответственный за недавние… проблемы… пострадал ужасной судьбой, Ваше величество. Может, это вас успокоит.
Королева поднялась. Клэр отошел от камина, словно для помощи, но она прошла к Эмме. Их юбки почти соприкасались, и волшебница подавила улыбку.
Так не пойдет.
— Мы не успокоены, ведьма, — холодный вес был в словах, но в словах Виктрис было только эхо тяжелого голоса Британнии. — Мы подозреваем…
«Вы ничему не научились, моя королева?» — Эмма не моргала.
Две женщины смотрели друг на друга, их разделяла стена дрожащего воздуха. И, конечно, гордость.
Плечи Виктрис опустились. Ее ладонь дрогнула, словно она хотела протянуть руку.
«Что бы я тогда сделала? Я ей не служу».
Она вспомнила груз, искушение стать большим, чем человек, поднялось в ней темной волной.
Эмма Бэннон с облегчением обнаружила, что ее решение осталось прежним, и она не сожалела.
— Вы — королева, — она опустила взгляд. Она смотрела на сумочку Виктрис — зачем это королеве? Она не ходила на рынок. Может, это было связано с супругом.
Какие мечты она оставила, когда правящий дух захватил Виктрис? Она проклинала и любила это бремя, как Прима проклинала и любила груз Воли, что не давал ей отдохнуть или подчиниться?
— Да, — но Виктрис звучала утомленно. — Мы больше тебя не побеспокоим, волшебница.
«Это должно ужалить или утешить меня?» — Эмма только кивнула, Ее величество прошла мимо, ее вуаль шуршала, она опустила
ее. Дверь открылась, Эмма повернула голову и посмотрела на вдову в бархате.— Ваше величество?
Она замерла и слушала.
— Я тоже вас не побеспокою.
Ответа не было.
Глава сорок девятая
Ты заставил ее горевать
«Интересно», — Клэр кашлянул.
— Эмма, — она подняла голову, и Клэр отметил ее покрасневшие глаза, влажный след на щеке.
Входная дверь открылась и закрылась, он остался один с волшебницей.
— Арчибальд, — высокий воротник ее платья не скрывал шрам на шее. Что она пережила в руках того безумного Главного?
— Как… — как ты себя чувствуешь? Глупость вопроса разожгла в нем яростный жар. Он краснел? Нелогично. — Ты выглядишь… неплохо.
— Спасибо, — бесцветный вопрос. Она разглядывала его, вскинув голову, ее ладони сжались — и он не упустил напряжения в пальцах. Ей было больно так сжимать их. — Ты тоже.
— Ах, спасибо, — он глубоко вдохнул. — Я… Эмма, я должен спросить. К-камень. Ты… можешь забрать его у меня? Он… нелогичен. Он… вызывает Чувство.
— Как интересно, — она разглядывала его, темные глаза медленно двигались, серьги подрагивали. — Обычно такого эффекта нет. И я не заберу его, Клэр, — она замерла, ее щеки тоже пылали. — Даже если ты… будешь ненавидеть меня.
Чего ей стоили эти слова? Ненавидеть? Он был ментатом. Он не…
Но все же что она с ним сделала, что вызывало бури Чувств?
Это делала она сама?
Или эти бури были… его?
— Эмма, — хрипло. Что-то мешало в горле. — Я не… я не могу тебя ненавидеть.
Она кивнула.
— Спасибо, — что было с ее лицом? Он посмеет назвать это выражение?
— Но я… ухожу. Я должен научиться… справляться со своей реакцией на это… — не так должен был идти разговор. Он ожидал слезы? Крики? От нее? От себя? — На этот… дар. Твой. Это очень хороший… подарок.
Еще кивок, ее щеки уже не были красными.
— Хорошо.
— Я не могу… не хочу причинить тебе… боль, — как другие терпели эту нелогичную боль?
— Поступай, как должен, Клэр, — ее пальцы были белыми, крепко сжимали. — Если нужна моя помощь, только пришли весть.
Его горло пересохло, он заставил себя сглотнуть.
— Спасибо. Я… так и сделаю, — он не мог медлить, желание поднималось. Он отрицал его. — Пико ждет в экипаже. Мне нужно самому заплатить ему. Он — очень полезный юноша.
Она молчала.
У него больше не было слов, и он заставил ноги двигаться. Он замер у двери, посмотрел на хрустальную ручку. Медленно, как старик, он повернул ручку, открыл дверь и вышел.
Когда дверь закрылась, он пошел к прихожей. Но там была последняя преграда.
Микал отклонил темную голову. Его волосы были чуть растрепаны, ладонь лежала на рукояти ножа на бедре, Клэр знал, как хорошо он ими управляет.
Клэр медленно надел перчатки. Поправил шляпу.
— Ментат, — слова Щита было едва слышно, но Клэр уловил их. — Ты заставил ее горевать.