Дело огня

— Ну вот. Из этих дверей никто не должен был выйти.

Инженер посмотрел на полицейского.

— Зачем вы их туда послали?

— Я всего лишь выставил их из комнаты. Им стоило бы отлежаться в кухне или спрятаться в осирэ, но раз уж их понесло на улицу… Зато теперь мы точно знаем, что приказ есть — если бы его не было, их могли и пропустить, их здесь явно знали.

Да, единомышленниками или почти единомышленниками они могли быть разве что в присутствии Ато…

— Хотел бы я знать, — покачал головой инженер, — почему они не убили нас сразу?

— Вероятно, кукловод был не прочь выяснить, сколько нам известно. И вашему бывшему коллеге, полагаю, нужна была победа над вами, пусть и задним числом, — полицейский пожал плечами. — На его месте я бы впустил нас внутрь, расстрелял нас из чего-нибудь скорострельного — на одной из вышек стоит «гатлинг», вы заметили? — и запустил операцию немедленно.

— А что если мы и вправду нужны им? — инженеру тоже требовалось отдышаться.

— Нужны?

— Их мало. Будет еще меньше, раз Ато начал прореживать свои же ряды. Своего лучшего специалиста они подставили, а во вкус денег, которые приносит техника, — уже вошли. Преимущества железной дороги тоже оценили — если накрыть сетью страну, вы себе представляете, сколько войск и как быстро можно будет перебрасывать хоть на Хоккайдо? Им нужны те, кто умеет строить дороги и охранять порядок. И кто при этом не очень оглядывается на кровь.

Ведь и правда — чем они снаружи отличаются от Ато? Только тем, что им нужны причины.

Говоря это, инженер заряжал револьвер. Затолкал все патроны и провернул барабан. Потом сунул оружие за пояс. Что уж скрывать — нечего, да и незачем. Вздохнул:

— Патронов осталось семь штук. Опять придется покупать.

— Напомните мне потом, — кивнул полицейский.

— Вам выделяют фонды на такие дела?

— Выделяют. Но писанины много, — инженер сочувственно покачал головой, — Я просто однажды кое-что реквизировал и не доложил. Это называется «служебное преступление». Что вы там разглядываете?

— Ищу потайную дверь. Помолчите немного.

Инженер приложил ухо к стене, выбил дробь пальцами, потом сместился влево, еще постучал, вправо… Наклонился, что-то то ли повернул, то ли потянул. Часть стены в торце комнаты раскрылась.

— Вот сюда они сбежали, — сказал инженер. — Кагэ и наши супруги-фабриканты.

— Считаете, нас зовут в гости?

Асахина подумал.

— Пожалуй, да. Он ведь нас намеренно дразнил. И сказал о себе много больше, чем следовало. Много больше. А отступать некуда.

…Ты, оказывается, верил в справедливость, Кагэ, ты, оказывается, за ней пришел к «патриотам». Я не знал.

Я просто бежал от жизни, которой не мог жить. Справедливость появилась потом. И ты знаешь, Кагэ, никакой справедливости не было в том, что мы с тобой делали. А сейчас — твоя справедливость в том, чтобы отомстить всем этим лицемерам, а моя… Моя — это Ояма, мой помощник, сын лавочника. И Сёта, вчерашний крестьянин. На котором никто не попробует остроту меча. И поэтому я убью тебя еще раз. Понимаешь, справедливость одна на всех, а твоя, которая только для тебя, — иначе зовется.

Темный коридор вел куда-то вглубь и вниз. Инженер мысленно представил план здания, и получилось у него, что это уже не здание, а внутренность холма, к которому дом был пристроен. Какой-то отнорок шахты. Удобно.

— Сколько лет здесь ведут разработку?— поинтересовался полицейский.

— Официально — лет пять, не помню.

— Довольно основательно закопались.

— Думаю, жители Уэмуры ковырялись тут поколения два-три, не меньше…

Кто-то вломился в главную дверь. Застучали сапоги, где-то треснули и упали сёдзи… Асахина быстро повернул панель — и оба отступили в темноту.

Глава 3. Точка вспышки

Не двинувшись,

Пребудут разделенными во тьме

Цветы и воды.

Предсмертное стихотворение Окиты Содзиро

…Придя в себя после хорошего удара, Сайто Хадзимэ тут же начинал мыслить ясно, трезво и спокойно. Это дважды спасало ему жизнь — многих, очень многих убивали просто потому, что желание двигаться у них опережало мысль.

Лежать. Лежать и не шевелиться. Тем более что в такой темноте…

— Перестань. Я ведь вижу, что ты пришел в себя.

Надо же. Он видит. А я нет. Был бы свет, я поймал бы его даже сквозь веки. Неужели ослеп от удара — и лежу сейчас на свету, сам того не зная? Было бы очень неприятно ослепнуть…

Нет. Нет. Под головой — холодная сырая земля с мелкой каменной крошкой, в ноздрях — затхлый воздух подземелья, кажется, навеки въевшийся в легкие… Это шахта, все та же шахта. Вот только лежу я не так, как падал, — а лицом кверху. И голос…

— Здесь никого нет. Я сказал, что ты мертв, — и они поверили. Мы в таких делах не ошибаемся…

Мы. Тоже интересно. Мы. Значит, кроме говорящего, остальные были людьми.

Куда, спрашивается, подевался Ато? Отправился за добычей поинтереснее? А наш господин Уэмура — мстительный человек. Практичный, но очень мстительный. Это нужно запомнить, это пригодится при случае.

— Когда они тебя достали? — спросил полицейский. — Под Уэно [85] или позже?

— Пить хочешь? — на грудь положили флягу. — Под Уэно. Пуля перебила мне хребет. Я думал — добьют, и все… Не стали. Я бы повязки сорвал, да очень ослаб. А потом уже поздно было — раны зажили. Ты же знаешь, как на мне все заживало. Ходить только не мог — на руках ползал.

85

4 июля 1868 года под Уэно войска монархистов разбили разрозненные части сторонников сёгуната.

— Спасибо, — сказал полицейский. Руки слушались плохо, но если медленно, то можно. Воду он не пролил.

Эти существа, как их ни называй, чувствуют жизнь. Значит, другой юрэй может просто посмотреть и обнаружить, что его собеседник солгал своим людям. Если он солгал, конечно.

— Правительство многим предлагало сделки. Но о такой я слышу впервые.

— Правительство! — темнота фыркнула. — Эк ты загнул. Правительство тут ни при чем. Это всё… — он поперхнулся вдруг и мучительно закашлялся. Потом выдавил:

— У него давно к нам счет был. И тут человек из Синсэнгуми живым в руки попался. Ну, он и… не упустил своего…

— А что, — спросил полицейский, — происходит?

— Поначалу пьют кровь. Выпускают почти всю. Сначала главный, потом другие. Помнишь, мы находили тела? А потом главный дает испить своей. А после этого… Гора ножей и огня, Сайто. Я до того думал, что ничего не боюсь… Они научили меня бояться.

Да. Это, наверное, даже не просто боль. Болью Хараду никогда нельзя было напугать.