Дело петрушечника

— Чего изволите?

— Мне Денис Трофимович давеча рассказывал, — начал Роман, — что у вас лучшая сливовая настойка в городе. Принесите пару, будьте любезны.

— Слушаюсь. — Старик кивнул и ушел, прихрамывая на левую ногу.

Посетители, сохраняя гробовую тишину, беззастенчиво рассматривали необычную пару за столиком в углу. Роман Мирославович, в свою очередь, тоже изучал трактирных завсегдатаев. Наконец он встал и опустился за соседний стол, за которым в одиночестве сидел сгорбленный старик в старом форменном кителе. Тот сжимал в руках наполовину порожнюю пивную кружку и, не отрываясь, смотрел на Ансельм. Лилия последовала за Муромцевым, сама отодвинула стул и села рядом со стариком. Тот вздрогнул и, поставив кружку на стол, раздраженно спросил Муромцева:

— Что вам угодно, пан ревизор? Нам с вами не о чем разговаривать! Наш город хоть и не Питер, но весьма дружный и иуд вы здесь не найдете!

По пивной прокатился одобрительный ропот, который тут же стих, так как Лилия, к всеобщему удивлению, положила руку на морщинистую кисть старика и низким, певучим голосом вкрадчиво, но довольно громко сказала:

— Ну что вы! Мы вовсе не хотим вас спрашивать про ваших товарищей! Только про убийц.

Старик попытался убрать руку, но она словно приросла к столу, накрытая миниатюрной ручкой Лилии.

— Ведьма! — прошептал в ужасе старик. — Чур меня, чур! Господи Иисусе, а я, старый пень, не верил, что с Питера ведьму притащили столичные сыщики!

Роман Мирославович посмотрел на Лилию — девушка улыбалась какой-то неестественной, жуткой улыбкой, и ему тоже стало не по себе.

— Тсс, тише, — шептала тем временем Лиля старику, поглаживая его руку, — это будет наш с вами маленький секрет, про ведьму. Хорошо? Вам нужно лишь вспомнить убийства, что были лет тридцать назад. Слушайте внимательно: ярмарки, куклы, балаганы. Что вы помните?

Старик помедлил, смотря Лилии прямо в глаза, и тихо ответил:

— Нет, ничего такого не было, не припоминаю. Ярмарка, оно да, конечно. Воров там ловили, конокрадов. А куклы… какие еще куклы?

— Среди ваших подследственных был четырехпалый? Или шестипалый? — продолжала Ансельм. — Старое дело, давнишнее, лет двадцать назад. Может, кукловод ярмарочный? Или что-то с пальцами связанное было? Отрубили или откусили в драке?

Старик наконец освободил руку и принялся нервно теребить длинный ус, покачивая головой.

— Нет, ничего не помню, — ответил он, оглядывая трактир.

Бывшие сыщики, которые прекрасно все слышали, тоже пожимали плечами.

— Однако, — сказал он вдруг, — лет тринадцать назад был один случай в местечке Х.

— Что именно? — спросил уже Муромцев, доставая блокнот и карандаш.

— Мишка Грек на ярманке в секу два пальца проиграл Игнату Музыканту. Там же топором их себе и оттяпал. Правда, потом они повздорили и Мишка этим топором Игнату череп раскроил.

Роман Мирославович все записал, выпил принесенную рюмку сливовой и бросил взгляд на Лилию, дав ей понять, что эта давняя драка уголовников им вряд ли поможет. Она собралась что-то еще спросить старика, но тут подал голос другой ветеран:

— Да при чем тут Грек? Понятно же, что душегубов они ищут! О, Евсей Никитич! — Сыщик посмотрел в другой угол трактира. — Неужто он чего вспомнил?

Между столиками медленно ехала коляска, в ко-торой сидел дряхлый старик. Катил ее такой же древний помощник. Он поддерживал инвалида, который как-то странно валился вбок, словно хотел опрокинуться на пол вместе с коляской. Лицо его было перекошено, а из приоткрытого рта тянулась ниткой слюна.

Старик потряс рукой и что-то нечленораздельно промычал. Помощник промокнул салфеткой стариковский рот, положил на стол черную грифельную доску и всунул ему в узловатые артритные пальцы кусок мела. Евсей Никитич трясущейся рукой принялся выводить на доске крупные буквы. Закончив писать, он уронил мел на пол и выразительно посмотрел на Муромцева.

Роман прочитал всего одно слово: «ЛЮДОЖОР».

— Людожор? — спросил он. — Что это значит?

По трактиру пробежал гул, а лица посетителей вмиг помрачнели.

— Черное дело было, страшное, — отозвался один старик, прикуривая папиросу от керосиновой лампы.

— Подробности можете рассказать? — спросил Муромцев, снова беря в руки карандаш.

— Жуть там была, а не подробности, — ответил старик, выпуская дым под закопченный потолок, — но извольте. В одном захолустном шахтерском городке Д. был один горный инженер, стало быть. Так вот, он зъихал з глузду, как у нас говорят, и во время пьянки в их домике инженерском всех своих молодых напарников-инженеров зарезал.

— И что с того? — спросил Роман, перестав писать.

— Да вы дальше слушайте, пане ревизоре! Мало того что зарезал — он их, как свиней, разделал, зажарил и съел! Всех сожрал! Через неделю, когда их нашли, там одни костяки остались! Все обглодал, даже пальцы! К слову, ярмарка тогда была там тоже.

— Так, и что же потом с ним стало? — с интересом спросил Муромцев, глаза его загорелись, — На каторгу его сослали или как?

— Никакой каторги, — горько усмехнувшись, ответил старый сыщик, — доктора его обследовали и выявили, что помешался он, умом тронулся. Вроде как газами какими-то надышался в шахте. И поместили его в больницу тюремную, в отдельную камеру. Мабуть, там он и сидит по сей день, ежели не помер.

Глава 10

В кабинете начальника полиции было сильно накурено. Муромцев курил папиросы одну за другой, не замечая неодобрительных взглядов Цеховского. Наконец хозяин кабинета не выдержал и, резко поднявшись, подошел к окну и раскрыл его настежь. Роман Мирославович усмехнулся, затушил папиросу и сделал вид, что углубился в свои блокнотные записи. Цеховский пристально посмотрел на него и спросил:

— Роман Мирославович, может быть, вам еще что-то угодно?

Муромцев закрыл блокнот и ответил непринужденно:

— В общем-то нет. Хотя…

— Хотя что?

— Есть одно дело, с которым, я уверен, вы мне сможете помочь ввиду вашего опыта и стажа.

Цеховский довольно улыбнулся и сел за огромный дубовый стол.

— Я вас слушаю.

— Я бы хотел знать, где сейчас находится убийца из шахтерского городка. Людожор, кажется, его звали. Дело старое, сорокалетней давности. Вы помните его?

Цеховский поморщился, потерев руки, и ответил, помедлив:

— Да, конечно, припоминаю. Людожор, да. Позвольте, я отдам соответствующие распоряжения секретарю — придется архивы поднимать.

— Разумеется, — согласился Роман Мирославович, — всего не упомнишь.

Цеховский кисло улыбнулся и позвонил в бронзовый колокольчик, стоявший на столе. На звон вскоре вошел секретарь с постной, вытянутой физиономией.

— Голубчик, поди-ка сюда, — сказал полицмейстер.

Пока Цеховский инструктировал секретаря, по-добострастно наклонившегося к начальнику, Муромцев снова принялся изучать свои записи. Его размышления прервал громкий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, в кабинет ввалился огромного роста городовой. Он козырнул полицмейстеру и басом выпалил: