Дело по Картамышевом

Тогда из задних рядов ползком начал пробираться вперед Тихон. Он расталкивал лежащих, бормоча:

– Отодвинься, милый, дайте-ка пройти, братцы.

Выбравшись вперед, он развязал свой неразлучный мешочек. Там лежали краюха хлеба, несколько серых солдатских конвертов, ружейная отвертка, портрет красавицы, вырванный из журнала «Солнце России», а под всем этим – маленькие ручные гранаты, известные под названием «лимонок». Давно уже не снабжали ими солдат, но запасливый Тихон сберег несколько от лучших времен.

Изловчившись, он швырнул гранату в окоп. Сейчас же – другую и третью. Из земли вырвались дым и пламя. Пулемет умолк. Русские вскочили и бросились в траншеи.

9

Тихон вбежал в немецкий блиндаж.

– Сдавайся! – крикнул он, замахиваясь последней «лимонкой».

Немецкий офицер, стоявший в углу, выстрелил из парабеллума. Тишу ожгло где-то недалеко от подбородка. Он швырнул гранату и выскочил вон. Офицер бросился плашмя на землю. Дым и грохот заполнили подземелье.

Тиша вернулся в блиндаж. Офицер стоял, подняв руки и дрожа. Вбежали несколько солдат.

– Смотрите, какую птицу поймал! Чур, моя! – сказал Тиша.

– Птица жирная, – сказал Мишутка, – тебе за нее крест выйдет.

Тиша качнул головой. Он давно хотел получить крест. Мишутка оглядывал блиндаж. Хоть и поковерканный гранатой, он имел вид аккуратный и благоустроенный. По углам – койки с опрятными одеялами, с потолка свисала керосиновая лампа, даже граммофон стоял на столе.

– Самостоятельно живут люди, – сказал Мишутка с уважением, – красивше, чем у нас в деревне.

В блиндаж вбежал Врублевский. У него был растерянный вид.

– Чьи вы, чьи вы? – беспорядочно спрашивал он, размахивая наганом.

– Да мы ваши, – грубо сказал Мишутка. – Не узнаете? Наган-то уберите.

Врублевский вздрогнул и успокоился.

– А это кто? – спросил он. – Офицер?

Он подошел к офицеру, откозырнул и сказал на ломаном немецком языке:

– Ире вафен!

Офицер отдал ему револьвер.

– Коммен, – сказал прапорщик.

Оба они пошли к выходу.

– Ваше благородие, – крикнул Тиша, – пленный-то мой!

– Молчи, дурак, – сказал Врублевский и вышел вместе с немцем.

Солдаты переглянулись.

– Да ты не огорчайся, Тихон, – сказал Мишутка, – тебе и без того крест выйдет за сегодняшнюю атаку.

И он ободряюще хлопнул Тихона по плечу.

Тихон болезненно вскрикнул и опустился на землю. Бледность покрыла его лицо. Сквозь рубашку на плече проступило кровавое пятно. Он был ранен, но, разгоряченный боем, только сейчас почувствовал боль.

Товарищи положили Тишу на шинель и вынесли наружу.

Бой кончился. Немцы укрылись в третью и четвертую линии окопов. Русские оттянули войска назад. Не было смысла оставаться, так как завоеванная позиция не имела связи с соседними частями и опасным мешком выпирала из линии фронта.

Все же генерал Добрынин был доволен результатом боя. Как-никак это была победа с трофеями и пленными. На обратном пути русские попали под сильный огонь артиллерии и потеряли много убитыми и ранеными, что еще больше сообщило действиям с нашей стороны характер крупного и успешного дела.

Особенно доволен был Вонючий старик тем переломом в атаке, который произошел после того, как обезумевший от горя Тиша бросился в бой. В своем рапорте генерал представил этот момент как придуманную им тонкую стратегическую хитрость.

«Ложным отступлением, – доносил он в штаб армии, – мы выманили противника из его хорошо укрепленных позиций и внезапной диверсией с обоих флангов опрокинули и смяли его…»

Кроме того, генерал представил к награждению многих офицеров, особо отмечая случаи выдающейся храбрости, вроде подвига прапорщика Врублевского, собственноручно захватившего в плен командира неприятельской роты.

Что касается солдат, то здесь генерал для простоты приказал наградить крестами всех раненых. Однако оказалось, что раненых много больше, чем крестов. Тогда, стремясь к беспристрастию, генерал приказал наградить каждого третьего раненого, следуя тому порядку, в котором они лежали в лазарете.

Для этой цели был отряжен капитан Бровцев из штаба дивизии.

Капитан отправился в лазарет в сопровождении солдата, который нес большой ящик с крестами.

10

Тишу положили в крайней палате полевого госпиталя. Сестра милосердия перебинтовала ему плечо. Пуля прошла навылет, не задев кости. О такой ране можно было только мечтать. Близость женщины волновала Тишу. Он старался не смотреть на сестру. Она поправила на нем одеяло и посоветовала заснуть.

– Ты один у нас легкий, – сказала, она, – вся палата тяжелая.

Тиша улегся поудобней. Он вспомнил о Соломонове, но без горечи. Тише было хорошо сейчас. Покой, чистота, безопасность, сытный ужин, близкая награда. Это было почти совершенное счастье.

Для полноты его не хватало только табаку. У кого бы попросить? Все спят. Тиша посмотрел на соседнюю койку.

Там лежал человек с забинтованной головой. Тиша заглянул ему в лицо. Черные усики, закрытые глаза. «Где ж это я видел его?» – подумал Тиша. Нога человека тоже перевязана. Видно, она в лубке.

Тиша завернулся с головой в одеяло и тотчас крепко заснул.

Утром его снова перевязали. В палате было скучно. Тяжело раненные не разговаривали. Они или стонали, или забывались в полусне, или им было вообще не до разговоров. Сосед Тихона все время спал.

Тише очень хотелось курить. Кроме того, ему нужно было оправиться. Он стеснялся сестры и не пользовался судном. Она разрешила ему выйти. Он накинул шинель и вышел во двор.

Шел дождь, от немощеной земли поднималась свежесть. Приятно было вдохнуть воздух, не пропитанный йодоформом. В клозете Тиша разжился у ребят табачком. Вновь прибывшие рассказали ему новости: началась переброска частей на Юго-Западный фронт, летом, говорят, будут давать отпуска на полевые работы. Вонючий старик переведен с повышением в Петроград, прапорщик Врублевский тоже куда-то отчислился по собственной просьбе.