Дело принципа

В первый раз она его разбудила, чтобы спросить:

— Ты настоящий?

— Да, — сонно пробормотал он. — Настоящий.

— Почему ты не занимаешься со мной любовью?

— Сейчас?

— Разве время не подходящее?

— Нет. Лучше завтра утром.

— Да, пожалуй, ты прав, — согласилась она. — Но сейчас тоже хорошее время.

Потом она лежала и думала: «Он столько времени провел за рулем, он, конечно, очень устал, я не должна требовать от него слишком много, но я хочу прикасаться к нему, я хочу, чтобы он проснулся, я хочу знать, что он настоящий, хочу быть с ним много-много часов, не желаю вылезать из этой постели, хочу оставаться в ней все три дня, мне нравится его пижамная куртка…»

— Хэнк?

— М-м-м-м?

— Мне нравится твоя пижамная куртка.

— М-м-м-м.

— Теперь каждый раз, когда ты будешь ее надевать, ты будешь думать обо мне.

— М-м-м.

— Будешь?

— Да. Буду.

— Ты хочешь спать?

— А ты нет?

— Я хочу поговорить, Хэнк, завтра мы можем спать весь день. У нас с тобой целых три дня. Давай поговорим?

— Хорошо.

— Правда, мистер Веттигер очень милый?

— Хозяин? Да. Просто очаровательный.

— Ты очень хочешь спать?

— Нет, нет, ни капельки.

— Как ты думаешь, он догадывается, что мы не женаты?

— Не знаю.

— Ты не очень-то разговорчив.

— Я слушаю.

— По-моему, не догадывается.

— Думаю, ему все равно, — предположил Хэнк.

— Мы ему нравимся. Мы чудесная пара.

— М-м-м — Ты был сегодня такой красивый.

— Давай спать, — взмолился он.

— Я разбужу тебя немного попозже.

— Хорошо.

— Ты сразу поймешь, что тебя будят.

— Да?

— Да. Сразу поймешь.

— Почему бы тебе не поспать?

— Я слишком взволнована. Я так сильно тебя люблю. Мы проведем вместе три дня, Хэнк. О, я так счастлива! — Она засмеялась, но тотчас одернула себя:

— Нельзя.

— Почему?

— Если смеешься в пятницу, значит, будешь плакать в воскресенье, — объяснила она. — Разве ты не знаешь такую примету?

— Сегодня суббота, — сказал Хэнк. — И сейчас первый час ночи.

— Да, но на самом деле еще пятница, — настаивала она.

— Ты рассуждаешь нелогично, даже неразумно.

— Если смеешься в пятницу, будешь плакать в воскресенье. Я не хочу плакать в воскресенье.

— Сегодня суббота. Можешь смеяться сколько хочешь.

— Когда я была маленькой, я все время писала в штаны и плакала. Во всяком случае, так мне рассказывал отец. Он называл меня Benassen und Weinen.

— Что это значит?

— Это значит — мокрая и в слезах.

— Хорошее прозвище! Теперь я тоже буду тебя так называть.

— Только попробуй! Спи. Я разбужу тебя попозже.

— Ты отлежала мне руку, — сказал он.

Он заснул почти сразу. Она прислушивалась к его мерному дыханию и снова подумала: «Он так устал, я должна дать ему поспать». Она встала с постели и подошла к туалетному столику, на котором он оставил свои сигареты, бумажник и личный знак. Она взяла сигарету, прикурила и выглянула в окно, из которого открывался вид на залитые серебристым лунным светом поля. Пол был холодным. Она постояла немного у окна, куря сигарету. Потом выбросила ее и вернулась в постель.

— Ты такой теплый, — прошептала она.

Он что-то проворчал во сне, она счастливо улыбнулась и подумала: он самый теплый человек на свете, он всегда такой теплый. Его ноги никогда не бывают холодными. Как ему это удается?

— Погрей мне ноги, — попросила она, он снова заворчал, и она с трудом сдержала смех.

«Я не должна смеяться. Сегодня пятница, что бы он ни говорил. Суббота наступит только завтра, когда я проснусь. Почему мужчины так странно относятся ко времени?» Она лежала в постели с улыбкой на губах, держа его за руку, прижимая ее к своей груди. Вскоре она заснула, и улыбка все так же играла на ее губах.

* * *

Она услышала шум душа и открыла глаза. Она спала всего несколько часов; сквозь створки окна комнату заливал яркий солнечный свет. Внезапно Хэнк в ванной запел. Она широко улыбнулась, потянулась и зарылась головой в подушку, чувствуя себя великолепно, чувствуя себя любимой и в то же время очень уставшей.

Итак, он поет в ванной, думала она. Ей это было приятно, хотя пел он ужасно. Она натянула одеяло до подбородка. Ей хотелось дурачиться. Без косметики она казалось себе какой-то чистой, посвежевшей. «Наверное, я кошмарно выгляжу, — думала она. — Когда он меня увидит, то с криком выбежит из комнаты. Может быть, встать и накрасить губы?..» Пение в ванной прекратилось, вода перестала литься. Дверь открылась. Он вышел в полотенце на поясе и направился к туалетному столику, видимо собираясь причесаться. Он еще не вытерся досуха. На его плечах блестели капли воды; лицо и волосы были мокрыми, волосы прилипали ко лбу. Он двигался, не замечая ее взгляда, шагнул в узкую полосу солнечного света, и его глаза внезапно вспыхнули синевой. Она молча наблюдала за ним. Широкие плечи и узкая талия, трогательные капельки на теле, прилипшие ко лбу пряди, блестящее от воды лицо, сияющие голубые глаза. Она наблюдала, как он шел к столику, и думала:

«Застигнутый врасплох мужчина, и этого мужчину я люблю».

Она издала тихий звук.

Он удивленно обернулся, брови поползли вверх, рот растянулся в улыбке.

— О, ты проснулась?

На мгновение она потеряла дар речи. Она так любила его в эту секунду, что не могла произнести ни слова, только кивнула и продолжала смотреть на него.

— Ты хорошо выглядишь, — наконец выговорила она. Он подошел к кровати, опустился перед ней на колени, взял ее лицо в свои ладони и поцеловал.

— А ты выглядишь очаровательно.

— О, ja, ja, ja. Держу пари.

— О, ja, ja, ja. Ты его выиграешь.

— Я выгляжу ужасно. Я чудовище.

— Ты самое прекрасное чудовище из всех, кого я знаю. Она спрятала лицо в подушку:

— Пожалуйста, не смотри на меня. Я еще не накрасила губы.

— Тем приятнее целовать тебя, любовь моя. — Он развернул ее к себе, снова обхватил лицо руками. Его губы потянулись к ее, и в этот момент послышался гул самолетов. Он поднял голову. Шум самолетов заполнил собой небо, а потом и маленькую комнату. Его взгляд устремился в окно. Эскадра самолетов летит на Берлин, подумала Кэрин, и вдруг заметила, что он весь дрожит.

— Что случилось? — с тревогой спросила она. — Она села на постели и сжала его руки. — Что случилось, Хэнк? Ты весь дрожишь. Ты…

— Ничего. Ничего. Я… я…

Он резко встал и подошел к туалетному столику. Быстро прикурил сигарету и, выглянув в окно, неотрывно следил за продвижением самолетов.

— Транспортные, — пробормотал он.

— Да, — тихо произнесла она. — Война кончилась, Хэнк.

— В Германии — да. — Он жадно затянулся. Она минуту смотрела на него, потом отбросила одеяло, встала с кровати и подошла к нему. Самолеты уже скрылись из виду, лишь издалека доносился едва слышный гул.