Дело Рихарда Зорге

Весной 1934 года, через пять месяцев после начала их сотрудничества, Зорге отправил Мияги в качестве эмиссара в Осаку, в редакцию газеты «Асахи», чтобы он встретился с Одзаки, и результаты этой поездки в значительной степени определили направление миссии Зорге в Японии.

Глава 8. ТОКИЙСКОЕ НАЧАЛО

Я думаю, мне удается водить их всех за нос.

Из сообщения Зорге в Москву от 7 января 1934 года

В приемной газеты «Асахи» в городе Осака Мияги показал визитную карточку с именем «Минами Риучи» и попросил встречи с Одзаки. Он сказал Одзаки, что явился по поручению иностранца, который был очень дружен с Одзаки в Шанхае. Этот человек теперь в Японии и очень хотел бы возобновить знакомство.

Одзаки сразу же насторожился. Этот незнакомый «Минами» вполне мог оказаться полицейским шпиком, узнавшим в Шанхае нечто, дискредитирующее его, Одзаки. Подозрения терзали Одзаки. В продолжение всей этой неспокойной, прохладной беседы он чувствовал, что незнакомец, желавший его увидеть, вполне мог оказаться, «Джонсоном», европейским агентом, с которым они с Агнес Смедли познакомились в Шанхае.

Редакция газеты была явно не самым подходящим местом для подобных разговоров, и потому Одзаки договорился встретиться с «Минами» вечером в китайском ресторане. И здесь первоначальные страхи Одзаки исчезли, а его догадка в отношении личности иностранца подтвердилась. «Я узнал, — вспоминал он позднее, — что «Минами» был Мияги Потоку, член Американской коммунистической партии, которого послали в Японию по приказу Коминтерна, и что одной из его задач было снова свести нас с «Джонсоном».

Через несколько дней Одзаки встретился с Зорге («Джонсоном») в заранее обговоренном месте — в оленьем парке в Наре. Точный ход их беседы нам неизвестен. Но в какой-то момент Зорге попросил Одзаки вновь работать с ним.

— Ты поможешь мне? — спросил Зорге.

— На этот раз это Япония, а не Китай.

Зорге хотелось бы быть в курсе взглядов Одзаки на политическую, экономическую и военную ситуацию в Японии. И Одзаки не разочаровал друга. Несколько лет спустя в судебном документе так описывалась эта ситуация:

«Он (Одзаки) встретил Зорге, который настаивал на возобновлении им разведывательной деятельности. Обвиняемый с готовностью согласился присоединиться к группе, хотя и был полностью осведомлен о том, что Зорге вместе с Мияги Йотоку и другими создал в Японии разведывательную группу со штаб-квартирой в Токио с целью поиска и сбора различной информации о наших военных, дипломатических, финансовых, политических, экономических и других делах, а также военных секретов и секретов, относящихся к нашим военным ресурсам, — и эта информация должна была передаваться московским властям».

«Обвиняемый с готовностью согласился». Это значит, что Одзаки практически без колебаний принял предложение Зорге. Действительно, японское выражение, использованное в судебных протоколах — kaidaku — значит «готовность согласиться или принять» и имеет нюанс «быстро согласиться» или даже «искренне, сердечно согласиться». Многие японцы, знакомые с делом Зорге, и в особенности те из них, кто знал Одзаки лично, не могли поверить, что Одзаки «с готовностью согласился».

Можно признать, что решение Одзаки помочь Зорге в Японии было логичным. Но кажется невероятным, что он сделал это без колебаний. В тот день в Наре он перешел свой Рубикон, что потребовало от него смелости особого рода, и это самоочевидно для любого, кто знал не понаслышке условия жизни в Японии в тридцатые годы нашего века. Большинство японских интеллектуалов, придерживавшихся левых убеждений, не объявили бы так сразу, не сходя с места, о своем решении. Даже просто обещание обмениваться информацией как журналист с журналистом едва ли — в те трудные времена — можно было охарактеризовать как «kaidaku», т. е. «согласился быстро и с готовностью».

Но факт остается фактом: Одзаки принял предложение Зорге. И когда Особая политическая полиция («Токко») завершила свое расследование по делу Одзаки, в ее отчете утверждалось, что «миссия по разглашению внутренней информации о Японии была жизненно важной и ее следовало рассматривать как почетное задание». И с этим мы вполне можем согласиться. Также ясно, что решение Одзаки есть показатель силы личности Зорге. Эти двое питали друг к другу огромное уважение. Сотрудничество в Шанхае переросло в настоящую дружбу. Был ли Одзаки, по крайней мере, субъективно обязан «Джонсону» (под этим именем он знал Зорге до 1936 года)? Не могло ли быть так, что Одзаки не знал, как отклонить его просьбу о сотрудничестве?

Количество и качество разведданных, добываемых Одзаки в течение последующих семи лет, будет освещено в ходе нашего повествования. Однако Зорге имел доступ и к другому источнику равноценной или даже более важной информации, а именно, к германскому посольству.

Общение Зорге с полковником Эйгеном Оттом было в высшей степени полезным для них обоих. Для Зорге это была возможность обеспечить себе ценную связь с немецкой колонией в Токио, и, по мере развития их личных отношений, доброе отношение к нему Отта и других сотрудников посольства стало решающим элементом в создании его сети источников информации.

Полковник Отт, служивший артиллеристом в Первую мировую войну, занимал важный пост в секции политического управления министерства обороны во времена Веймарской республики. Он входил в личный штат генерала Курта Шлейхера и был на его стороне во время эфемерного и недолгого пребывания последнего у власти в декабре 1932 года в качестве последнего германского канцлера перед пришествием Гитлера. В июне 1934 года Шлейхер был убит во время чисток по делу Ромма — и это был акт личной мести со стороны нацистского руководства. Протеже Шлейхера, Отт год назад получил назначение подальше от опасного политического климата, установившегося при новом германском режиме и был отправлен военным наблюдателем в Японию.

Ныне Отт пребывал в Нагое в качестве специального офицера связи в 3-м артиллерийском полку. В мае 1934 года, как раз когда Зорге встречался в Наре с Одзаки, Отт был уже военным атташе, получив назначение на этот пост в феврале этого же года, хотя по-прежнему оставался в Нагое. Напомним, что в Берлине д-р Зеллер из «Tagliche Rundschau» дал Зорге рекомендательное письмо к Отту. В этом письме, как мы упоминали в предыдущей главе, он описывает Зорге как «совершенно заслуживающего доверия — как политического, так и личного».

Жизнь иностранца в провинциальном японском городке была очень одинокой. Как бы ему ни было интересно в необычной обстановке, как бы ни были послушны и исполнительны японцы, но бывают у европейца моменты, когда он стремится оказаться в обществе близких по духу европейцев. И- чем прилежнее он изучает японскую жизнь и японский язык, тем острее, должно быть, чувствует ПОтребность время от времени вернуться в привычное окружение, за пищей для ума, которую могут обеспечить ему лишь его соотечественники. В этом отношении полковнику Отту повезло, поскольку с ним в Японии была его семья. И все же иностранная колония в Нагое была мала и при этом разбросана по всему огромному городу (четвертому по величине в Японии), а космополитичные центры Токио и Йокохама на востоке и Кобе на западе находились в нескольких часах езды на поезде.

И потому приезд Зорге, похоже, обрадовал супругов Отт. Ведь он был образованным человеком и к тому же бывшим солдатом, подобно Опу, воевавшим на фронтах первой мировой. Все это привело к тому, что между ними установились близкие дружеские отношения. Как написал сам Зорге, «одну из причин нашей дружбы можно найти в моей солдатской службе, когда я сражался и был ранен в Первую мировую войну. Отт участвовал в войне, будучи молодым офицером». Отт и Зорге и по возрасту принадлежали к одному поколению — Отту в то время только что исполнилось сорок, Зорге — тридцать девять. Другая причина дружеского расположения состояла в том, что оба они служили в одной и той же дивизии. Но важно отметить, что, как правило, Зорге всегда удавалось установить особо хорошие отношения с немецкими офицерами, будь это в Китае или в Японии. Ведь в конечном итоге война была единственным временем в его взрослой жизни, о котором он мог говорить открыто, не боясь чем-то выдать себя или свою секретную миссию.