Дело табак
Шрифт:
– Вас зовут Чарльз, если не ошибаюсь?
Полковник явно удивился.
– Для друзей просто Чез, командор.
– Я один из них? – Не дожидаясь ответа, Ваймс продолжил: – Как поступить – это будут решать другие люди. А я просто позаботился, чтобы никто случайно не сбежал, прежде чем у меня появится возможность со всеми ними побеседовать, понимаете? Я не судья, и мне не позволят сидеть в числе присяжных. Стражникам это нельзя. И я даже не уверен, что существует наказание за глупость, тщеславие и недомыслие, хотя, пожалуй, если отправлять за решетку всех, кто в этом повинен, пришлось бы построить еще тысячи тюрем. Лично я хотел бы знать, что с убийцами, если я их найду, поступят
– Я ее правда очень люблю, – сказал полковник. – Мы прожили пятьдесят пять лет. Мне очень жаль, что мы доставили вам неприятности, и, как я уже сказал, я завидую, что у вас такая работа.
– Лично я позавидовал бы, что у вашей жены такой муж, – сказал Ваймс. – Знаете, полковник, я буду счастлив, если правда выйдет на свет, предпочтительно на страницах «Анк-Морпорк таймс», если вы понимаете.
– Прекрасно понимаю, командор.
Ваймс взглянул на старика, которому явно полегчало, и добавил:
– Не гарантирую, но полагаю, что патриций Ветинари постарается обеспечить себе поддержку, и, скорее всего, некоторые наказания будут чисто символическими. Сами понимаете, слишком много шкафов, слишком много скелетов. Слишком много вещей, которые случились слишком давно. Что делать, если какой-то стражник шляется вокруг и вытаскивает их на свет? Это называется реальная политика, сэр. Я подозреваю, что жизнь пойдет своим чередом, и вам недолго придется страдать без жены, и, насколько я понимаю, это значит, что в течение следующей недели вы сможете есть на ужин практически что угодно.
Явно воодушевившись, старик улыбнулся.
– Знаете, командор, я уверен, что тушеные креветки, если отнестись к ним с должным уважением, окажутся моими сердечными друзьями.
Полковник протянул руку. Ваймс принял ее, пожал и произнес:
– Приятного аппетита.
Было несколько версий того, почему щеботанский фургон, перевозивший очень важного заключенного, перевернулся посреди ночи и покатился вниз с крутого холма, по пути разлетевшись на куски. Вините темноту, туман, скорость – а главное, почтовый экспресс из Анк-Морпорка, который врезался прямо в него на повороте.
Когда пострадавшие пришли в себя настолько, чтобы хоть что-то понять, оказалось, что их стало меньше на одного заключенного, который умудрился открыть кандалы отмычкой, и больше на одного стражника, которому перерезали горло.
Было темно, холодно, непроглядно, и уцелевшие, сгрудившись кучкой, ждали до рассвета. В конце концов, как можно кого-то найти в темноте?
Стратфорд умел бегать быстро. Быстрые ноги – штука полезная. Он придерживался дороги, которая была едва различима во мгле. Неважно, куда он шел; в конце концов, Стратфорд знал, что никто не сумеет назвать его особые приметы. Обладать неопределенной внешностью – подарок судьбы.
Спустя некоторое время он с удивлением и радостью услышал, как по дороге за ним рысит лошадь. «Какой-то смелый путник», – подумал Стратфорд, улыбнулся в тумане и стал ждать. К еще большему его удивлению, лошадь остановилась неподалеку, и всадник спешился. Стратфорд различал лишь силуэт в блестящем, насыщенном влагой воздухе.
– Боги мои, знаменитый мистер Стратфорд, – произнес добродушный голос, когда незнакомец подошел
поближе. – И вот что я вам скажу: если шевельнетесь, сами побежите вдогонку за Смертью.– А, это ты! Ваймс послал тебя за мной?
– Нет, сэр, – ответил Вилликинс. – Командор даже не знает, что я здесь, сэр, и не узнает, можете не сомневаться. Нет, сэр, я здесь, так сказать, из профессиональной гордости. Кстати, сэр, если вы подумываете убить меня и забрать мою лошадь, я буду крайне благодарен, если вы поторопитесь это сделать.
Стратфорд колебался. Что-то в голосе Вилликинса располагало к колебаниям. Он звучал спокойно, дружелюбно и… пугающе.
Вилликинс подошел чуть ближе и хихикнул.
– Ох, боги, сэр. Я и сам неплохой боец, а когда я узнал, как вы изрубили ту девушку, то подумал: ого. А в другой раз, когда у меня был выходной – очень важная штука выходной для тех, кто трудится в поте лица, – я съездил в Свес и узнал про вас кое-что. О, что я узнал. Вас и правда боятся.
Стратфорд продолжал медлить. Что-то здесь было не так. Вилликинс говорил дружелюбно и откровенно, как малознакомый человек, который завязывает приятельскую беседу в пабе, а Стратфорд привык, что люди очень нервничали, когда разговаривали с ним.
– А теперь послушай, – сказал Вилликинс, – я вырос на улице, я дрался и дрался подло, можешь не сомневаться. Я готов был схватиться с кем угодно, но я никогда не трогал женщин – ну, за исключением Чудачки Элси, которая сама была не прочь, и однажды она взяла меня за то место, которое я не стану называть, а я лежал со связанными, причем в нескольких местах, руками, вот и пришлось дать ей хорошего пинка. Веселые были деньки. Но ты? Ты просто убийца. Громила. Я дерусь, потому что меня могут убить, ну или мы с противником оба окажемся в канаве, слишком измученные, чтобы ударить еще раз, ну а потом, скорее всего, мы поможем друг другу встать и пойдем в паб, чтобы выпить и умыться.
Он сделал еще шаг. Стратфорд отступил.
– А вы, мистер Стратфорд, намеревались убить сынишку командора Ваймса. Или устроить что-то еще похлеще. Знаете, что самое страшное? Если бы вам это удалось, командор арестовал бы вас и потащил в ближайший полицейский участок, хотя в душе искромсал бы себя в кровавые клочья. Он бы поступил именно так, потому что он, бедняга, боится встать на одну доску с вами, – Вилликинс рассмеялся. – Правда в том, мистер Стратфорд, что рядом со мной командор – это мальчик из воскресной школы, честное слово. Но в мире должна быть справедливость. Необязательно судебная. Просто справедливость. Поэтому я вас убью. Но я честный человек и дам вам шанс убить меня первым. Иными словами, один из нас умрет, и в любом случае мир станет лучше и чище. Назовите это… уборкой. Я знаю, у вас есть оружие, потому что в противном случае вы бы предпочли бежать. Готов ручаться, вы забрали меч у одного из щеботанских бедолаг и, скорее всего, в суматохе его же и пырнули.
– Да, – сказал Стратфорд. – Он был стражником, а ты всего-навсего дворецкий.
– Вы совершенно правы, – ответил Вилликинс. – И я намного старше вас, и тяжелее, и медлительнее, но все-таки силенки у меня еще есть. Что вам терять?
Только лошадь, терпеливо стоявшая в тумане, видела, что произошло дальше, но, будучи лошадью, она была не в состоянии выразить свое мнение по этому поводу. Обладай она даром речи, она бы сказала, что один человек бросился вперед, держа в руках большую железную палку, а другой спокойно сунул руку в нагрудный карман. Последовал ужасный крик, бульканье… и тишина.