Дело всей жизни. Книга вторая
Шрифт:
Никита усложнял себе задачи, искал, чем заинтересовать свой мозг.
Теперь я понимала всё: его срывы и дикое чувство вины; его потребность держать меня рядом и трахать, едва возбуждение становилось слишком навязчивым; его «побежишь на аборт как миленькая», «мне всегда будет мало, и однажды я убью тебя», «что ты знаешь о спокойствии?!» – каждое слово Никиты, жест, поступок, взгляд… Ту ярость в глазах, что сменялась щемящей теплотой – потому что он ненавидел зависимость от меня, которая рождалась вместе с любовью ко мне. Потому гнал, расстелил мне красную ковровую дорожку и снабдил всем, чтобы я добилась успеха. Потому взял с собой в деловую поездку – показать,
– Я ничего не делаю просто так, Несси…
И даже тот вечер, когда он заставил меня изнывать от возбуждения в компании нескольких мужчин, центром внимания которых стала я – это была попытка дать мне почувствовать хоть мизерную долю того, с чем он жил. Я ведь поняла это тогда, но не могла знать, насколько чужая боль не болит, пока не становится твоей болью…
И его вопрос…
– Скажи, что мне делать, Несси…
…сейчас обрел несколько оттенков.
Джейкоб был прав. Я – эгоистка, которая решила, что знает лучше самого Никиты, что ему нужно. Что ему доступно «…в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас…» Я слышала и не слышала, когда он говорил «оставь мне мою кашу»…
Он остался в этой своей каше, вытолкнул меня из своей жизни, сжёг все мосты.
Но перед этим сделал всё, чтобы я смогла добиться успеха. И я уже простила ему ту встречу с Сэмом. Никита научил меня любить себя, а Джейкоб – смотреть в лицо своим страхам. И та поездка в Хартфорд… она была только ради этого. Никита не забыл, что я ему сказала о Сэме в наш первый день. Лишь пара фраз, короткий эпизод жизни – но он не забыл, не простил, помог…
Слёзы лились из глаз на страницу открытого дневника с ужаснувшими меня строчками: «…Ник по-прежнему не хочет разговаривать, ничем не интересуется и повторяет одно и то же:
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется…»
Меня колотило как в ознобе, и все те ощущения чего-то потустороннего, которые обрушил на меня мой мозг в сурдокамере в космическом центре NASA имени Джона Кеннеди, ожили сейчас. Непослушное тело колотило, руки вцепились в старые страницы, я снова слышала тихий зов…
Несси…
Только Никита знает, как страшно в пустоте… и как
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется…
Никто, кроме него, не мог вытащить меня из нигде. Он снова держал меня крепко. Я шла на его зов, возвращалась к жизни. Мне дали стимул для нее – сказали, что Никита жив… А вот сейчас положили в его медбокс и вручили в руки толстый дневник совершенно непонятных записей о его состоянии: цифры, назначения, показатели приборов и результаты обследований… И только одна понятная до спазма в сердце короткая заметка:
«…Ник по-прежнему не хочет разговаривать, ничем не интересуется и повторяет одно и то же:
Там хорошо.
Там ничего не болит.
Там ничего не хочется…»
– Зачем? – спросила вошедшего в бокс Рассела. – Раннее утро после бессонной ночи не радовало,
я не понимала: – Что мне делать теперь? – спросила шёпотом.– А что собиралась? – спросил врач, понимая, что я не об этой минуте.
– Теперь уже неважно…
…всё то, что я собиралась делать. Что я собиралась ждать Никиту, жить в квартале Гринвич-Виллидж в доме, который он мне подарил, чтобы меня легко было найти…
Теперь всё это стало неважно. Потому что ничего этого не будет. И не нужно было принимать в дар этот дом и Центурион с привязанным счётом, пополненным на немыслимую сумму – пять миллионов!
Прав был Сэм: я – глупая курица. Вообразила, что смогу этим всем спокойно воспользоваться, что заслужила тем, что понимала Никиту…
Я ничего не понимала. И его не понимала. Почему я решила, что любовь к Никите оправдывает мою меркантильность, что всё это – дом и деньги – мелочи, которые лишь облегчают жизнь, позволяют исполнить мечту?
– А что изменилось, Несси? – помолчав, спросил Рассел.
– Всё изменилось… – ответила. – Разве не для того ты положил меня в его бокс, дал свой дневник? Не просто же так?
Врач кивнул чуть заметно и быстро погасил мелькнувшее в его взгляде непонятное мне удовлетворение:
– Не просто. Ты должна понимать Ника, чтобы вырастить его ребёнка достойным приемником его бизнес-империи. Нельзя, чтобы дело всей жизни Ника закатилось, его проекты нужны людям… – Мужчина осёкся, встретив мой гневный взгляд.
– Я что, инкубатор, что ли? – прошипела, ошарашенная откровениями друга Никиты. – Пусть сдаст сперму, и сотня женщин родит ему сотню приемников!
– Охотницы за капиталом? – хмыкнул Рассел. Сегодня он меня удивлял. Это словно был совсем другой человек, настолько циничный, что его холодными рассуждениями обморозило до корки на душе. – Только любящая мужчину женщина способна воспитать своего ребенка достойным продолжить дело жизни его отца!
– Расс! Ты себя слышишь?! – вскочила я с постели, уронив с колен дневник и запустив пальцы в волосы. У меня просто в голове не укладывалось, мозг вскипел от возмущения! – Это же… это не этично!
– Разве? – на губах мужчины мелькнула насмешливая улыбка. – Я сделал всё, чтобы ты смогла забеременеть. Ты сама этого хотела – ребёнка от Никиты. Это правильно и понятно – желать родить от того, кого любишь. А в твоём случае это такое же чудо, как если бы по небу плавали киты. Что же неэтичного в том, что я выполнил то, ради чего давал клятву Гиппократа?
– Потому что цели твои…
– Мои?! – повысив голос, перебил Рассел, с усмешкой вздёрнув бровь.
Я замерла… А когда ступор от вперившихся в меня глаз мужчины отпустил, ошеломлённо переспросила:
– Ты считаешь… я хотела ребёнка от Никиты ради… чтобы…
У меня не было слов. Я бы испепелила этого нахального друга любимого мужчины, если бы прямо сейчас мозг не жгла мысль, что так это и выглядело. И что Никита не просто так запрещал себе иметь наследников – я ведь уже и сама это поняла. Но вот так просто брошенная в лицо правда выглядела настолько неприглядной и такой же циничной, что я сама осела на постель серым пеплом.
– И я дал тебе то, что ты хотела. Ты хотела, Несси! Потому что любишь его, он любит тебя. И сколько бы он от себя ни бегал – не убежит. Да, я, возможно, «превысил полномочия», – выделил он фразу голосом, – но не сделал ничего, что разрушило бы жизнь твою, твоего ребёнка и моего друга! Но решать тебе. И если ты намерена сохранить беременность… – он отступил от двери в сторону и широким жестом пригласил на выход: – …будь добра сдать анализы и пройти все назначенные тебе процедуры.