Дело заикающегося епископа

Шумейкер вновь разрешил Мейсону задать вопрос свидетелю.

– Вы были сильно напуганы?

– Еще бы! Для меня это было настоящим потрясением.

– Но почему вы не сели в машину пострадавшего и не отвезли его в ближайший госпиталь?

– Понимаете, я даже не подумал о таком варианте. Когда я опознал в убитом Ренуолда К. Браунли, я начисто утратил способность что-либо соображать. Сейчас я понимаю, что должен был поступить именно так.

– Но вы были напуганы еще до того, как опознали Браунли, не так ли? Тот факт, что женщина в белом плаще у вас на глазах в упор расстреляла человека, произвело на вас сильное впечатление?

– Еще бы! Не вижу в этом ничего удивительного.

– Что ж, вполне естественная реакция. – Мейсон некоторое время смотрел на Викслера, затем задал очередной вопрос: – Был сильный дождь?

– Да, но он явно шел на убыль.

– Все это произошло неподалеку от яхт-клуба, членом которого вы являетесь?

– Да.

– Территория клуба обнесена оградой?

– Да.

– Она освещается в ночное время?

– Нет.

– Может быть, луна освещала место происшествия?

– Какая луна, если шел дождь!

– И звезд тоже не было видно?

– Как можно задавать такие вопросы? Понимаю, куда вы клоните, и все же света было достаточно, чтобы я смог рассмотреть то, о чем вам поведал.

– Но откуда было взяться свету?

– Перед зданием яхт-клуба установлена мачта, прожектор которой освещает стоянку автомобилей членов клуба.

– На каком расстоянии находится этот прожектор от места происшествия?

– Около четырехсот футов.

– И дорога была хорошо освещена?

– Я этого не утверждал.

– И все же света было достаточно?

– Вполне.

– Вы отчетливо видели все предметы?

– Мистер Мейсон, – раздраженно сказал Викслер, и по его тону было понятно, что его заранее предупредили о том, чтобы он соблюдал предельную осторожность, дабы избежать ловушки, – на женщине был белый плащ, так что он сразу бросился в глаза, едва она вышла из тени. На дороге было темно, все верно, но когда женщина остановилась возле машины, я смог достаточно хорошо рассмотреть ее фигуру. Разумеется, я не видел ее лица и не берусь опознать, я лишь говорю то, что видел.

– Таким образом, – спокойно сказал Мейсон, – главное в ваших показаниях – то, что на ней был белый плащ?

– Именно.

– Что дает вам основание утверждать, что плащ был именно белым?

– Я видел его.

– Но он мог быть бледно-розовым.

– Нет.

– Или чуть голубоватым.

– Нет.

– Вы уверены? – Мейсон в упор глянул на свидетеля. – Можете ли вы присягнуть, что плащ не был светло-желтым?

Викслер заколебался и уже менее решительным тоном сказал:

– Нет, он не был светло-желтым.

– Так в нем не было никакой желтизны?

– Никакой, сэр.

Мейсон едва ли не по слогам произнес:

– Понимаете, что существует разница между чисто белым, желтоватым и кремовым оттенками?

– Конечно, сэр.

– Но их даже при дневном свете трудно отличить друг от друга.

– Я так не думаю, сэр. Если я увижу чисто белый цвет, я его сразу узнаю. На женщине был именно белый плащ.

– А вот этот кусочек картона, – Мейсон вытащил из кармана небольшой прямоугольник, – какого он цвета?

– Белый!

– А этот? – Мейсон вытащил второй прямоугольник и приставил к первому.

По залу пробежал шепот. Викслер поспешно сказал:

– Допущена ошибка с моей стороны, мистер Мейсон. Первый прямоугольник был с желтизной. Но он мне казался белым, потому что вы держали его на фоне своего черного костюма.

Мейсон как бы мимоходом сказал:

– И если бы кусочек того злополучного плаща был показан на фоне чисто белой стены, это помогло бы вам заметить в нем примесь желтизны, точно так же, как этот снежно-белый прямоугольник помог вам увидеть оттенок первого, не так ли?

– По всей вероятности, сэр, – Викслер на мгновение утратил чувство осторожности, но тотчас же спохватился. – Нет, сэр, нет! То есть мне кажется, что плащ был белым.

– И он вполне мог иметь желтоватый оттенок? – уточнил Мейсон, помахивая картонными прямоугольниками, напоминая Викслеру о его недавней промашке.

Викслер беспомощно глянул в сторону помощника окружного прокурора, затем на лишенные сочувствия глаза собравшихся в зале, затем, опустив голову, пробормотал:

– Да, этот плащ мог быть и светло-желтым.

Мейсон наклонился вперед, не спуская взгляда с поникшего свидетеля и всем своим видом показывая, что тут-то и начинается настоящий допрос, спросил:

– Что дает вам основание утверждать, что мистер Браунли был мертв?

– Достаточно было взглянуть на него.

– Вы в этом уверены?

– Да, сэр.

– Но ведь в тот момент вы были страшно напуганы.

– Это не имеет значения.

– Вы едва соображали?

– Э-э, да.

– Вы проверили пульс пострадавшего?

– Нет.

– Вы видели пострадавшего лишь в отраженном свете фар?

– Да, сэр.

– Вы когда-либо изучали медицину?

– Нет, сэр.

– Сколько мертвецов вы повидали за свою жизнь? Я имею в виду до того, как они были уложены в гроб.

Поколебавшись, Викслер сказал:

– Четверых.

– Кто-нибудь из них умер насильственной смертью?

– Нет, сэр.

– Таким образом, это ваша первая встреча с пострадавшим, в которого выстрелили из револьвера?

– Да, сэр.

– И однако вы под присягой утверждаете, что этот человек был мертв, хотя вы даже не пытались это проверить?

– Даже если он и не был мертв, то определенно умирал. Кровь лилась из всех ран.

– Так он умирал, но не был мертв?

– Такое вполне вероятно.

– И, констатируя, что он мертв, вы не обосновываете свое заявление ни на специальных медицинских знаниях, ни на прошлом опыте обращения с людьми, умирающими от огнестрельных ран?

– Для этого, я думаю, не надо обладать какими-либо определенными навыками.

– Вот как? В вашем присутствии хоть один человек умер от огнестрельной раны?