Демагоги, пастухи и герои

Многочисленные военные конфликты, имевшие место на протяжении известного нам исторического периода, наглядно показали, что вооружённый всегда сильнее безоружного, двое сильнее одного, а трое сильнее двоих. Военная сила, кулак в железной рукавице – этот последний довод королей, решающий аргумент в любом споре, – незамедлительно идёт в ход, когда прочие методы внушения оказываются малоэффективными. Когда политики оказываются не в состоянии урегулировать конфликт мирным путём, за дело берутся военные. В различные периоды истории милитаризм то сводился к минимуму, то расцветал буйным цветом. Последнее, как правило, имело место в те моменты, когда общество впадало в состояние внутренней деструкции, и организующая роль гражданской власти сводилась к нулю. Ситуация, которую советские историки называли революционной – когда верхи не могут, а низы не хотят, – провоцирует силовые решения наболевших проблем. Именно по этой причине во времена этносоциальных брожений периода военной демократии на просторы истории выходят хорошо вооружённые, исполненные отваги и жажды подвигов воины – облачённые в ореол силы и славы свирепые и непобедимые князья войны.

По праву сильного. В наиболее отдалённые от нас периоды истории, как уже отмечалось выше, человек жил по принципам, присущим животному миру. Как и большинство коллективных животных, люди создавали небольшие замкнутые сообщества (вряд ли название «племена» применимо к этому способу организации) численностью в несколько десятков особей. Каждое такое сообщество занимало определённую территорию, необходимую для того, чтобы прокормиться и выжить. Контакты между такими группами были редки в силу малой численности людей вообще и огромных (часто непреодолимых) пространств, разделявших регионы их обитания.

Однако, по мере сокращения природных ресурсов и вызванными этим миграциями, а также увеличением населения в целом, между ними возникает конкуренция, перерастающая в борьбу за ресурсы, ставка в которой – жизнь.

Конкуренция первобытных сообществ легко поддаётся описанию с помощью простой схемы: ресурсы местности истощались, и человеческие особи начинали ощущать недостаток пищи. Наступал момент, когда дело принимало критический оборот: в округе не оставалось практически ничего съедобного. Движимое инстинктом самосохранения, человеческое стадо предпринимает попытку захватить соседние участки земли. При этом, если эти участки уже оказывались занятыми, оно получало отпор со стороны другой человеческой группы, движимой теми же инстинктами. В животных сообществах в подобной борьбе перевес вполне естественно оказывается на стороне более многочисленной группы: малая группа вынуждена сдаться, умереть с голоду, исчезнуть. Так обстояли дела и в популяциях первобытного человека. До определённого момента – пока человек не изобрёл оружие.

Неизвестно когда и как появилось первое орудие убийства, однако мы можем утверждать, что это было первым и наиболее востребованным из всех орудий труда. Судите сами – ничто иное в истории человечества не совершенствовалось так, как совершенствовалось оружие, пройдя сложный путь эволюции от каменного топора до атомной бомбы. Если для Гоббса человек человеку стал волком, то у Августина «даже львы и драконы не устраивали таких страшных войн против себе подобных, какие мы ведем друг против друга».

С появлением оружия ситуация радикально изменилась. Если до этого исход большинства стычек был вполне предсказуем, то теперь, с изобретением новой методики нападения, никто не мог знать наверняка, как будут развиваться события. Численность «обезьяньего войска» больше ничего не значила: побеждал тот, кто умудрялся обзавестись лучшим оружием и умел им хорошо владеть – иными словами, выиграть поединок или войну можно было теперь, только превзойдя противника в изощренности атаки. Лишь один аспект борьбы за существование, пожалуй, остался прежним – спасался тот, кто быстрее бегал.

Завоевание Америки и колонизация Африки наглядно демонстрируют превосходство более развитых в смысле вооружённости и военной техники обществ над менее развитыми. Настоящий воин – это сплав силы духа и военных технологий; хорошо вооружённый, но слабый духом и неподготовленный боец бесполезен в сражении, точно так же как доблесть и отвага, не подкреплённые силой оружия.

Средневековый рыцарь не случайно с показным презрением относился к драке на кулаках, недостойной дворянина, потому как такой вариант объективно ставил его на один уровень с простолюдином. Один на один ацтекский воин и испанский конкистадор не уступят друг другу в рукопашной схватке, однако меч, аркебуза и стальные доспехи против деревянного щита и дубинки из обсидиана не дадут индейцу ни малейшего шанса. Многочисленные, отважные, но плохо вооружённые племена становятся жертвой оснащённых по последнему слову военной техники завоевателей. Точно так же, как ранее значительно более развитые экономически, политически и культурно римские провинции пали под натиском непросвещённых, но владеющих агрессивными военными технологиями варваров. И дело здесь вовсе не в численности – население римской Испании насчитывало, по меньшей мере, 5-6 миллионов, в то время как численность вестготов, создавших там своё государство (прихватив при этом ещё и изрядный кусок Африки), по различным оценкам составляло не более ста тысяч. Деградация военной техники поставило наследников великой державы в неравное положение с милитаризированными германцами (которые в последствии сами стали жертвой ещё более милитаризированных арабов).

Разумеется, следствием внедрения в обиход оружия стал неминуемый и стремительный прогресс военного дела. Новые серьезные конфликты между сильными племенами постепенно превратились в настоящие войны. Орудия войны совершенствуются, совершенствуются и методы их применения. В то же время силовое решение конфликтов с применением оружия проецируется и на взаимоотношения внутри общины, знаменуя собой колоссальный психологический сдвиг: лидирующее положение в группе занимает не тот, кто лучше всего умеет охотиться и добывать пищу, а тот, кто с помощью палицы и топора доказал своё превосходство над своими сородичами.

Роль оружия в войне была тем более значительна, чем меньше его было в повседневном обиходе. «Каменные» и «деревянные» цивилизации не могли произвести высококачественное вооружение, да ещё и в большом количестве. Собственно, и с идеологической точки зрения камень и дерево в большей степени средства созидания, обладающие рядом позитивных свойств. Иначе обстояло дело с железом. Холодный и твердый металл, связанный с убийством и разрушением, являлся предметом многочисленных древних табу, продиктованных мрачным миром подземных рудников, угольных ям и закопченных кузниц – миром кузнеца, мудрого и ужасного колдуна, ведшего уединенный образ жизни, знавшего песни-заклинания древних богов и тайны превращения железа в податливый материал. Нередко лучшие образцы оружия по легендам изготовляются гномами или великанами в недрах огнедышащих гор и других мрачных местах.

Наступление «железной эпохи» знаменовалось расцветом воинских культов. Чрезвычайно дорогостоящее, но в то же время источник могущества и богатства, железо ревностно хранилось его владельцами. Именно оно стало тем средством достижения мистической военной мощи, волшебным ореолом окутывающей деяния прославленных героев древности, их непременным атрибутом и предметом поклонения…

«…Тогда Октер, которому была ведома ни с чем не сравнимая сила Карла, проговорил, и голос его дрогнул от страха: – Когда увидишь, что в полях колосятся железные всходы, а реки По и Тичин катят на берег крутые железные волны и железный разлив грозит смыть города, то знай – это Карл. Едва он умолк, как на западе появилась грозная черная туча, предвещая ужасный ураган. Померк дневной свет, и воцарилась жуткая темнота. Император приближался. Сверкание клинков ослепляло осажденных. День был мрачнее самой черной ночи. И они узрели его наконец. Это был Карл, железный император. На голове его – железный шлем, руки его – в железных наручах, грудь и широкие плечи покрыты железными латами, в левой руке высоко поднято железное копье, в правой – рукоять непобедимого меча… Даже щит его был целиком из железа. И конь его тоже поблескивал железным блеском… Железом наполнились поля и равнины. Солнце сверкало, отразившись в сиянии железа. И народ Павии, став от ужаса холоднее самого железа, преклонил колена перед хладным клинком. Обитатели мрачных и грязных подвалов побледнели от ужаса, увидев сверкающие клинки. Слышались отовсюду стенания горожан: – О, тяжело ты, железо! Горе нам, железо!»[11]

Собственно, человеческая история – это история войн, и вершит её не хлебороб или пастух, а вооружённый с ног до головы боец. Большинство известных нам государств варварской эпохи возникли как следствие завоевания одних племён другими. При этом малочисленные, но хорошо вооружённые завоеватели образовали господствующий класс, а массы местного населения, в основном безоружного, превратились в зависимых и бесправных рабов. Один из более поздних тому примеров – норманнское завоевание Англии; при этом различия между господами и рабами были настолько очевидны, что на протяжении трёхсот лет (вплоть до Столетней войны, когда соседи-французы превратились в непримиримых врагов, а говорить на языке врагов стало непатриотично) английская знать говорила по-французски, а всё остальное население – на английском языке.

Культ силы с течением времени приобретает всеохватывающий характер. Наиболее наглядно переход к силовым решениям прослеживается в деле судопроизводства – ордалия, «суд божий», имевший до этого вид магических действий, принимает форму судебного поединка. Причём здоровый мужчина обязан был защищать себя сам, а женщина, старик или иной человек, по разным причинам неспособный сражаться, могли выставить заместителя.

Примечательно, что замена поединка вергельдом – выплатой денежной компенсации – воспринималась раннесредневековым общественным мнением не как признак «гуманизации» общества, а как признак «порчи нравов», достойный всяческого осуждения.