Демари

Слетела вниз ткань, прикрывающая фигуру, все собравшиеся на секунду замерли и в восхищении начали хлопать – хлопать Рахманинову, хлопать скульптору, хлопать друг другу. На лицах всех присутствующих светились улыбки радости и счастья, звучала музыка Сергея Васильевича Рахманинова. Одна маленькая хрупкая девочка лет шести в бордовом сарафанчике, в белой кофточке, косички, бантики, выбежала из толпы и побежала к Рахманинову. Взяла его за руку, все взгляды присутствующих невольно обратились к ней, защёлкали камеры фотоаппаратов, кадр есть, как говорят фотографы. Этот кадр потом попал в хронику телевидения. Для маленькой девочки, возможно, то первое прикосновение к увековеченному памятнику творцу было не случайным.

Музыка, она теперь звучит всегда в сквере Рахманинова. С четырёх сторон от памятника установлены динамики. Пятичасовой концерт звучит, не останавливаясь.

И какой однажды случился казус с музыкой. Звучит музыка всегда приглушённо, ненавязчиво, приятно. Люди, отдыхающие на лавках, расставленных по периметру сквера, могут наслаждаться прекрасными произведениями в любое время года. Но что-то, видно, разрегулировалось, и музыка стала звучать очень громко. Одно дело днём, шум проезжающих авто по улице рядом немного заглушал звук, но что было ночью, когда город затихал, музыка гремела вовсю. Я, конечно, свидетель всего происходящего, проживаю на улице Газон. И днём, и ночью звучала музыка, ну просто очень громко. Первую ночь я слушала, вторую ночь подумалось о том, что я люблю Рахманинова, но ночью всё же хочу спать. Утро началось с того, что музыка звучала так же громко, отрегулировать её никому и дела не было, было только мне. Да, себя я могу назвать неравнодушным гражданином. И что же, пришлось звонить в контору парка: удивились, неужели, сейчас исправим… Исправили молниеносно.

Другой случай у памятника. Ещё достаточно рано, выходной день, возвращаюсь с прогулки по парку. В сквере Рахманинова ещё никого, только одна молодая семья. Родителям лет по тридцать-тридцать пять, с ними дочка лет девяти и коляска с малышом. Девочка побежала к памятнику и хотела присесть на скамью, скамью, на которую облокотился Рахманинов, так сказать, часть композиции. И что здесь такого, это нормально, очень многие – и взрослые, и дети – взбираются на эту скамью и сидят. А родители девочки в один голос громко произнесли:

– Это же памятник!

Я этому удивилась, удивилась их строгости в воспитании, памятник настолько близок к народу и почитаем, что до него надо дотрагиваться, к нему надо прикасаться.

А что Рахманинов? Каждый день по два, а то и больше раза иду мимо по своим делам, но всегда смотрю на него, на его облик, на его взгляд. Мысленно здороваюсь и немного говорю с ним, и мне кажется, что на какую-то секунду он превращается в живого, так пристально он провожает меня своим взглядом. Иногда великий композитор выглядит ещё более романтично, когда на его шляпе сидят два, а то и три голубя, а в руке он держит кем-то подаренный букет.

И я улыбаюсь ему, моему кумиру, моему почитателю, моему примеру.

Буква А

Она первая, главная, конечно, важная, крепко стоящая на обеих ногах, сильная и смелая, за ней все остальные, без неё никуда, она БУКВА!

Когда женщина была ещё маленькой девочкой, с буквой А она познакомилась совсем иначе. Мама девочки часто на обращение к ней говорила в ответ всего одну букву:

– А.

И это было так красиво и нежно, так просто и понятно. Не какое-то там – слушаю тебя, или что ты хотела, или чего тебе, или просто – да. И с тех самых пор маленькая девочка использовала букву А, сама того не замечая, кротко и непринуждённо. И это было так мило, что спустя годы буква А в исполнении той девочки, выросшей в удивительную женщину, не осталась не замеченной.

И день был обычный, а может, и не обычный, просто летний, время, кажется, мёда и клубники, ничего особенного, обычный жаркий день. Но что-то всё же будоражило мысли женской натуры, да и в самом тёплом воздухе что-то витало и плыло, как возможный мираж, зовущий где-то вдалеке. И был тот самый поворот, на котором и была сделана остановка, которая была запланирована самим летним воздухом, несмотря на утро, уже прогревшимся и от того ещё более пахнущим летними травами.

А что же буква, первая буква, главная буква, она начала свою миссию. И только им двоим понятно: было их общение не просто с полуслова, а всего лишь с одной буквы, с буквы А. Эта цельная женщина не требовала сантиментов, она получала огромное, всепоглощающее удовольствие, когда он просто называл её коротким именем, а она в ответ ему посылала всего лишь одну букву – А. И эта буква накрывала их с головой, окатывала своей большой волной, от которой они и не пытались уворачиваться и прятаться. Эти двое совсем разных людей, абсолютно и доказано, могли часами переписываться обо всём, на разные темы. И всегда это происходило настолько непредсказуемо и спонтанно и вело в какие-то неизведанные и удивительные человеческие дали.

Волна была настолько велика и достаточно тяжела, что в какой-то момент он принял решение: он – мужчина, он всё решил остановить, остановить всякое общение, просто «стоп, машина». Да и она понимала, что их отношения – это утопия, ни к чему не ведущая, но единственное, чего было жаль, так это тех эмоций, которые они оба получали от всего этого общения. С условного круга их отношений было достаточно сложно выходить обоим. Иногда он всё же справлялся о ней коротким вопросом: как ты? Она отвечала ему так же коротко, что ей плохо, что её тошнит, он же успокаивал, ничего, скоро всё пройдёт. Всё действительно остановилось. Но в памяти постоянно всплывали отрывки таких необычных отношений двух совершенно разных людей. Её, женская, эмоциональная память продолжала жить и не давала забыть его. Прошёл месяц, другой, кажется, и третий, были совсем короткие переписки, не ведущие к развитию событий. Наверное, всё остановилось, да так было и легче. Эти нахлынувшие чувства были слишком сложными и не переносимыми для обоих.

Время двигалось дальше, но череда других событий почему-то не вытесняла, не занимала то место, а обходила стороной. В особенные и важные дни той женщины он обязательно появлялся, он всё так же был ей близок, как тогда, в моменты их совместной радости и порыва. Он первый, самый-самый первый посылал ей совсем короткую фразу «С Днём Твоего Рождения», но как она была радостна от того.

Весной, когда их возобновившиеся отношения требовали того и входили в новый виток, она в отместку несколько раз прощалась с ним и просила, чтобы он ушёл. Он же в ответ задавал ей вопросы: зачем, куда? И всё же она считает его своим близким человеком, человеком, который знает о ней несколько больше других. Он, возможно, лукавя, говорит, что они – чужие люди, и тогда ей хочется послать его к чёрту. Но говорит она ему совсем другие слова, она называет его «чужим среди своих».

* * *

Вот так эти двое чужих-близких людей продолжают общаться, понимая, что без общения им всё же невозможно, что нельзя отказываться от отношений, если они не разрушают, а созидают, если они дают восхитительные эмоции.

Критика

Как я её жду и как я её боюсь. Не потому боюсь, что мне будет нечего ответить в возможном споре, а потому, что мне придётся объяснять, почему я пишу так, а никак иначе. Моя подруга говорит:

– Ты не должна заискивать с читателем, не надо этого делать.

А я стою на том, что мой читатель, мой прекрасный читатель меня поймёт, примет и будет идти со мной ещё очень долго. Один мой близкий человек, прочитав все мои небольшие труды, высказался:

– Тебя куда-то очень быстро несёт. Я не успеваю за ходом твоих мыслей, ты перескакиваешь с момента совсем в другое место, и это становится очень непонятно. Приходится опять сосредотачиваться на небольшом абзаце. А после этого отрывка опять другой кусок текста, и опять не связанный с предыдущим. То есть у моих написаний нет чёткого плана, так я и соглашусь, у меня нет плана, когда я начинаю писать.

У меня есть только заголовок. Заголовок мне приходит на ум первым. Он начинает свою работу, сегодня, к примеру, поднял меня в пять сорок пять утра. Да, я понимаю, идут мысли, поток, и если я их не поймаю, не запишу, не воспользуюсь этим посылом, то через, возможно, несколько дней, когда я, как мне покажется, настроюсь, этого состояния может уже и не быть. И надо делать то, что тебе посылается, эту данность, никак по-другому, описываю, разумеется, только личные ощущения.

И я приступила к работе. Написала заголовок.