Демидовы

Посадский с повязанным лицом вскинул вперед руку и крючковатым перстом погрозил Демидову:

— А пошто беглых держишь, а пошто пошлин с продажи не платишь?

Никита и ухом не повел, не взглянул на посадского. Поклонился сенаторам:

— Господа сенаторы, со владения своего заводом железо сибирское, полосное и дощатое, продавал я в городах Казанской губернии и с продажи пошлины платил. На заводишках наших робят приписные крестьяне да наемные люди, а беглых и заворуев у нас нет. Облыжно на меня возводят то мои супротивники…

Первоприсутствующий, не моргая веками, долго смотрел на стоящее на столе зерцало; встрепенулся:

— Н-да… Железа не ладили, а заводы просят. Как же так? Да и денег нет, а?

Посадские переглянулись, будто пытая друг у друга, кто же повинен в том.

Обер-фискал надел на крючковатый нос очки, поднял на сенаторов пронзительные глаза:

— Мыслю я, господа сенаторы, сих челобитчиков освободить да отказать во всем.

Демидов благодарно наклонил голову; челобитчики мяли в руках шапчонки. Председательствующий поднялся с кресла:

— Челобитчики Иван, сын Кадлин, да Михаиле, сын Оленов, оставьте присутствие, а так как не проходит недели, дабы на заводчика Никиту Демидова не приносили жалоб, то мыслю я: нет дыма без огня. Потому сенат повелевает дело то передать в Розыскную канцелярию и просить начальника оной, лейб-гвардии капитан-поручика Ивана Никифоровича Плещеева, учинить розыск…

Посадские молча поклонились и мигом унесли ноги. Только на площади они надели шапчонки и перевели дух:

— Ух ты, от напасти ушли! Хвала богу, от грозного дела утекли. В Розыске не разбирали бы, кто челобитчик и кто ответчик, — всем досталось бы кручины…

Никита Демидов никак не ожидал такой напасти; он со страхом глядел на сенаторов: не ослышался ли он, думал заводчик. На его сердце было нехорошо. «Что теперь будет? — думал он. — На Каменном Поясе по рудникам да заимкам укрывается немало беглых; узнает об этом Розыск и не помилует правого и виноватого».

Один из сенаторов откашлялся и сказал председательствующему:

— Мне известно, что государь Петр Алексеевич отдал Невьянский завод во владение Никите Демидову; дело это ясное.

Первоприсутствующий недовольно поморщился:

— Не о том речь, господин сенатор. Повинен или неповинен Демидов в обходе законов и платит ли установленные пошлины — необходимо это узнать. Как вы, господа сенаторы?

Господа сенаторы поддакнули председателю, а обер-фискал чуть заметно улыбнулся и замкнулся в себе.

Тяжкой походкой ушел из сената Никита Демидов; ноги словно свинцом налились. Что теперь будет?..

В тот же день Никита Демидов отправил приказчика Мосолова с тревожной вестью на Каменный Пояс. Торопил Акинфия припрятать в потайные места беглых людей и каторжных.

Спустя несколько дней сыщики Розыскной канцелярии схватили караульщика демидовских складов в Москве, заковали в железа, надели рогатку на шею да пытали. Демидов притих, ссутулился, словно на плечи навалился тяжкий груз.

На Москве демидовские хоромы были отстроены в глухом тупичке: в горницах низкие потолки, тесно, душно… Несмотря на летнюю жару, ходил Никита по горницам в пимах; ныла нога, покалеченная в руднике. Из-за неприятности внезапно открылись телесные немощи. Каждый день приносил Демидову обиду: фискалы и сыщики то и дело разоряли его склады, схватывали людей и держали в железах. Досада разбирала Демидова, но понимал он: противник силен, да и царю не пожалуешься. Царь и Меншиков находились в эту пору далеко, в иноземщине. Притом царь Петр Алексеевич и сам не щадил тех, кто преступает его закон. Немало грехов обременяло совесть Демидова, поэтому помалкивал он, внутрь загонял кручину.

Начальник Розыскной канцелярии, лейб-гвардии капитан-поручик Иван Никифорович Плещеев, вызвал заводчика к допросу. Демидов поник головой, однако приказал заложить в колымагу резвых коней, надел новенький бархатный кафтан, оправил бороду; пусть думают — живет Демидов, не кручинится. Ехала колымага по пыльным бревенчатым мостовым Москвы, громыхала; Демидов сжал зубы: непереносимо трясло. Над улицами и площадями кружилось множество голубей. Из мучных лабазов выходили купцы-лабазники и, покрестясь на главы церквей, кидали одну-другую горсть зерна на землю. Голубиные стаи тучей кидались на зерно. День стоял солнечный, и в Кремле золотой маковкой блестел Иван Великий. Колымага прогромыхала за кремлевскую стену, к страшному месту.

Опираясь на костыль, прихрамывая, Демидов поднялся на крыльцо Розыскной канцелярии. У входа стоял караул — гвардейские солдаты. Заводчик покосился на них, позавидовал: «Хороши ребята для заводского дела!» И тут нежданно-негаданно вспомнил Никита первую встречу с царем Петром Алексеевичем. Был тогда Демидов статен, крепок, а теперь притомился от хлопот, сдает сила. В черной бороде давно засеребрилась легкая седина. Сутулый, но все еще бодрый духом, он вошел в канцелярию Розыска. Под слюдяными окнами горницы тянулся длинный стол; писчики и копиисты скрипели гусиными перьями. При входе Демидова все разом повернули головы и впились в него глазами.

Демидов прошел до середины горницы, лицо строго, постно; глаза глубоко запали в темные глазницы; стукнул костылем.

— Зван к капитан-поручику. Повестите!

В углу из-за стола сорвался юркий канцелярист в замызганном камзоле. Он быстро шмыгнул в соседнюю комнату.

Никита поднял голову, дерзко оглядел приказных, постукивая костылем. Стены в канцелярии — серы, в углах сырость; от больших деревянных скрынь, в которых были сложены грамоты и допросные листы, пахло мышиным пометом. Демидов чихнул, неторопливо вынул красный платок и утер нос. Писчики снова заскрипели перьями.

Дверь распахнулась; изогнувшись в поклоне, юркий канцелярист пригласил заводчика:

— Пожалуйста, их милость поджидает тебя.

Демидов, глядя на канцеляриста, поморщился: «Ишь крыса!»

Из-за стола навстречу заводчику встал и вышел грузный краснощекий офицер — человек лет за сорок. Никита заметил, что офицер этот плешив и горбонос; глаза бесстыжие.

Начальник Розыскной канцелярии поклонился Демидову:

— Много наслышан от государя о делах ваших. Как работают заводы?

Никита Демидов насторожился: в льстивой речи начальника почуял он повадку хищного врага. В свою очередь он поклонился Плещееву:

— Хвала осподу, драгоценный Иван Никифорович, попечением и заботами царя Петра Ляксеича наши заводы работают добро. Живем помалу.

— То хорошо, — сладко улыбнулся Плещеев, но глаза его остались сухи и мертвы.

«Эх, без души и огнива человек, — подумал Демидов. — Ну, да на таком деле это кстати».

Капитан-поручик вернулся к столу, уселся и, улыбаясь, продолжал любезный разговор: