Демон и дева
Шрифт:
— Нет, я даже не знаю, где он обитает. Но, видишь ли… люди не привыкли к моей внешности. Поэтому я всегда старался избегать городов. Тебе будет… неприятно. Если хочешь, я пойду за повозкой на некотором отдалении. Ну, словно мы не знакомы. Ты понимаешь, о чем я?
Она резко обернулась:
— Ты совсем ненормальный? Хочешь, чтобы я… отказалась от тебя?
— Вовсе нет, — он улыбнулся. — Я предложил это, чтобы избежать некоторых неудобств. Винга только сердито фыркнула:
— Считай, что я не слышала твоего предложения!
— Но…
— Ни слова больше… Я не понимаю тебя, Хейке!
Но
Она никак не ожидала, что люди могут оказать Хейке такой прием.
Скоро она заплакала от отчаяния, оттого, что люди могут быть такими глупыми, бессердечными и безрассудными.
Она кричала мальчишкам, бросавших в них камнями:
— Он в сто раз лучший христианин, чем вы!
— Винга, Винга, не обращай же на них внимания, — успокаивал ее Хейке. — Да и потом я вовсе не христианин.
— Какое это имеет значение, — сердилась она. — Они ведь не понимают, что не только христиане имеют право на все хорошее. Христианин для них — синоним всего хорошего! А не христианин — это зло.
Хейке только улыбнулся ее убогой философии. Но, вообще-то, убогими были остальные.
Кристиания здорово изменилась за последние годы. Бревенчатые, покрытые смолой домишки сменились высокими каменными домами и великолепными особняками… Вместо небольших лавок появились настоящие магазины. На улицах проложили мостки. И все же грязно было по-прежнему. И никакие предписания не помогали. Люди не умели читать!
Времени любоваться архитектурой не было. Девушка все еще была в негодовании.
— Да они плюют тебе вослед! Взрослые женщины крестятся и стремятся прочь! Мужчины прячут лица в воротники. А дети бросают в нас камнями и пугают лошадь! И долго мы будем терпеть?
— Я привык к такому обращению, — голос Хейке звучал устало. — Хуже всего летом, потому что тогда я не могу спрятать лицо в воротник, за шляпой или шейным платком.
— Хорошо, что ты не потерял уважения к самому себе, — горячо произнесла девушка. — Ничего нет хуже, как желать себе иной внешности. И потом, это отражается на самом человеке! Ты ведь так не думал? Не желал себе иного лица?
— Конечно, желал, — тихо ответил парень. И добавил еще тише: — Особенно сейчас… Но Винга не слышала. Она кричала:
— Прочь с дороги!
Трое, что стояли в опасной близости от дороги, шарахнулись прочь, а девушка погрозила им плетью.
— Тебя никогда не арестовывали?
— Не раз. Когда я шел сюда с юга, старался избегать больших городов и деревень. Но иногда я должен был заходить в них. Я сидел в тюрьмах Пруссии, ко мне вызывали священников, чтобы отправить в ад. Но мне посчастливилось освободиться после беседы с ними. Видишь ли, мне помогло то, что я говорю по-немецки.
— Как же много ты знаешь!
Он улыбнулся ее восхищенному восклицанию. Против восхищения он ничего не имел:
— Да не так уж много! Но один раз мне пришлось по-настоящему плохо. Все случилось в одной маленькой Богом забытой деревушке. Меня схватили спящего и хотели сжечь на костре. Тогда меня спас корень мандрагоры. Он дал мне тайную силу, и я отвратил от себя этих
людей, они же и разомкнули мои цепи.Винга глядела на него открыв рот:
— И ты никогда не боялся?
— Больше всего я боялся за лошадь. Мне было страшно потерять ее.
— Понимаю. Далеко еще до этого Сёренсена?
— Судя по описанию Эйрика, мы почти приехали. Должно быть, вон та улица. Ты понимаешь, что тебе придется пойти туда одной?
— Да. Люди такие глупые. Они смотрят на твое лицо, а не на самого тебя.
— Ты помнишь, что должна ему сказать?
— Да. Свой урок я выучила наизусть.
— Ты не боишься чужих? Не побежишь в панике в ближайший лес?
— Увидев, каково тебе, не побегу, — горько отвечала Винга.
Если б только они знали, как опасно Винге идти к Сёренсену, они бы наверняка нашли другой выход.
Дом Сёренсена они нашли без труда. Богатый дом. Дверь украшена массой завитушек.
— А где ты будешь меня ждать?
— Вон, кажется, постоялый двор.
— Вроде, да.
— Я буду ждать тебя на конюшне, у лошади. Будем надеяться, что там меня никто не тронет.
Винга кивнула. Она в волнении мяла складки платья, кусала губы и вообще была очень бледна:
— Хорошо. Я приду туда.
Теперь Хейке ничем не мог ей помочь. Разве что подбадривать взглядом, что не очень-то получалось.
— А я могу пойти в таком виде?
Она озабоченно глядела на свое платье. Ей пришлось завернуть его у талии и подвязать веревкой, настолько оно было длинно. Рукава были сильно подвернуты, платье болталось на тонкой талии.
Хейке оглядел это убожество:
— Как же я глуп! Сначала нам надо найти портниху. У нас есть время, мы приехали достаточно рано. Мать невестки Эйрика как-то рассказывала, что на этой же улице живет отличная портниха. Меня ничуть не удивит, если окажется, что она в свое время шила для твоей матери. Там, через два дома. Пусть поправит тебе платье. Кроме того, закажи все, что нужно! Тебе надо одеться с головы до ног! Скажешь ей, что потеряла все во время пожара или еще как-то. — Винга взяла приготовленный для нее кошелек: — Тут должно хватить на два платья и на прочие дамские мелочи.
— Дамские, — кокетливо повторила Винга.
— Ты и есть дама, Винга. Не забывай об этом! Ты должна вежливо и естественно вести беседу. И не забывай, что твои родители были хорошего рода!
— Да уж, у Людей Льда только душа красивая!
— Я сейчас не о Людях Льда! Я о Паладине. Да и от имени Тарк нечего отказываться. И Мейден.
— Но Люди Льда лучше!
— Тут я с тобой согласен. Люди о нас высокого мнения. Однако происхождением нам гордиться нечего. Итак, готова? Если не ошибаюсь, портниха живет именно в этом доме.
Винга судорожно вздохнула. Один раз, потом другой. Словно утка, собирающаяся долго пробыть под водой. Потом вылезла из повозки и направилась к воротам. Хейке видел, как ей открыли, и после расспросов пустили внутрь. Он отъехал.
В груди у него все ныло и болело. Дверь ей открыл очень симпатичный парень. Да, мир полон красивых молодых людей.
Вингу проводили в скучный и холодный двор. «Нет, я бы никогда не смогла жить в городе, — подумала она про себя. — Никогда в жизни!»