Демон плюс

…Малинину ужасно хотелось спать. Веки наливались свинцом. Не переставая клевать носом, он боролся с зевотой, напоминая колхозного сторожа, случайно оказавшегося на симфоническом концерте. Желание подремать, по его мнению, было законным: и он, и повелитель хронически не высыпались уже третью ночь подряд. Хорошо хоть сама работа у Пилата оказалась вовсе не такой уж сложной – по большей части грозная охрана его резиденции трогательно ухаживала за цветами в саду, целыми днями резалась в кости и тайно выращивала на заднем дворе волшебные растения.

Регулярные осмотры виллы в поисках наемных убийц в обязанности не входили. Почти половина солдат была занята тем, что с любовью окапывала хрупкие розовые кусты под присмотром тяготившегося своей декоративной должностью центуриона Эмилиана. Покидать виллу на ночь им дозволил лично Пилат – прокуратор не смог устоять перед экзотическим признанием: «влюбленные обожают предаваться крепкой дружбе на свежем воздухе».

В очередной раз зевнув, Малинин со стуком захлопнул рот. В отличие от повелителя, ему было абсолютно неинтересно бегать по Ерушалаиму и вычислять, кто же именно притащил в прошлое «лю-гер». Вчера он вообще неожиданно для себя уяснил: как не парадоксально, но самое комфортное и безопасное место для него – это Ад. Малинин чувствовал животный страх перед Кудесником. Почти так же он в детстве боялся леших – заросших мхом стариков с бородавчатыми носами, и острыми зубами во рту Про диковинных лесных чудищ подробно и со вкусом рассказывала бабушка, дабы уберечь глупого маленького внука от вечерних прогулок за околицу.

…Малинину бесконечно мерещилось: вот-вот любезный Кудесник прервет свою милую застольную беседу, подойдет к нему, и эдак аккуратненько, загибая один за другим пальчики, начнет перечислять его смертные грехи. Все-все припомнит, ничего не забудет. И хождения по девкам, и попадью замужнюю, и игру в подкидного дурака на Пасху, и самогон, и драки со станичниками – да при желании этих грехов цельный паровоз наберется. Пока Кудесник лишь ласково подмигивал ему издали, демонстрируя уникальную балтийскую флегматичность – но душу Малинина это не успокаивало. Почему он так миролюбив? Один апостол убит, второй – пропал, а хозяин грота и ухом не ведет. Наверное, все идет по плану, хотя повелителю этого не докажешь, он аж загорелся новым расследованием. Про задание Шефа совсем забыл. Облазил закоулки в гроте, отзывает апостолов в сторонку и точит с ними лясы. Вот и сейчас не спят, сидят в засаде, себя не жалея – а в чем смысл? Валить надо из этого города – и как можно скорее.

– Повелитель… а, повелитель? – Малинин потеребил Калашникова за край хитона.

Тот с неохотой отвел глаза от грота, вопросительно взглянув на Малинина.

Казак извинительно кашлянул, указывая пальцем на объект наблюдения.

– Все дежурим и дежурим… а Шефа-то задание когда начнем выполнять?

– Шеф, знаешь ли, может и подождать, – огрызнулся Калашников. – Удивляюсь, братец, твоему примитивизму. Ты что-нибудь вообще в Ерушала-име заметил, кроме фалернского и полуголой Магдалины?

– Нет, – откровенно признался Малинин. – Но после предупреждения Смертушки, что мы попадем в НЕБЫТИЕ, желание у меня только одно: побыстрее смотать отсюда удочки. Ваша же, повелитель, извечная любовь к загадочным мистическим расследованиям нас в итоге до ручки доведет.

– До ручки нас доведет твоя хроническая тупость, – отбрил его Калашников. – У тебя в голове извилины или след от фуражки? Наша цивилизация, извини за детективную высокопарность, оказалась на краю пропасти. Смотри, чего вокруг творится. Из Ерушалаима после беседы с Пилатом бесследно пропал Каиафа. Его ищут и не могут найти. Но ведь, согласно Новому Завету, он обязан пребывать на месте. Значит, роковое заседание Синедриона может и НЕ состояться. Кудесника НЕ приговорят к распятию, он НЕ умрет за грехи людские. Следовательно – НЕ воскреснет. А вот тогда – полный привет.

…Простецкий Малинин пришел в неполиткорректный восторг.

– Так это же превосходно, – восхитился он. – Подумайте только – Кудесник не умрет! Разве это не повод, чтобы впасть в экстаз и бухать всю неделю?

Повелитель щелкнул зубами, едва не проглотив комара.

– И по какой же причине в расследованиях я всегда работаю именно в паре с тобой? – искренне расстроился Калашников. – Пускай мне дадут в подчинение образованного профессионала. Сидели бы с ним сейчас, интеллигентно обсуждали картины нью-йоркского музея «Метрополитен». Давно тебе советую – почитай литературу. Полезная вещь, даже если нет картинок голых баб. К твоему сведению, книги существуют не только для того, чтобы в них селедку заворачивать и «козьи ножки» из страниц крутить.

– Неужели? – огорчился Малинин. – А для уборной они годятся?

– Нет, представь себе, – обломал его Калашников. – Хотя некоторые, конечно, на вид вполне подойдут – но даже Оксаной Робски вытираться не рекомендую, уже проверено: глянцевая бумага очень скользкая. Лучше попробуй, братец, отвлечься и представить смысл угрозы. Первосвященника Каиафы по неизвестной причине в Ерушалаиме нет. Двух апостолов – тоже нет. Подозреваю, что угроза нависла и над Пилатом. А если с исторической сцены в Иудее хором исчезнут ВСЕ, кто в 33 году нашей эры прямо или косвенно участвовал в распятии Кудесника, то произойдет примерно следующее. Ты, простодушный кретин, проснешься в своей гребаной станице последователем Ама-тэрасу1. Знаешь, почему? Потому что, если Кудесника на этой неделе не распнут – мир не поймет, какой он славный, и не поверит в его учение. Как сказано у «Металлики» – Sad but true2.

…Малинин традиционно ничего не понял из речи повелителя, но его мозги сразу впитали два весьма доходчивых слова – «простодушный кретин».

– Хорошо, – разозлился казак – Тогда окажите милость, объясните мне с ваших господских высот то, о чем уже я второй день думаю. У меня котелок от умственного напряжения вскипает, когда я на Кудесника смотрю. Если Он сейчас находится здесь, в Ерушалаиме… то кто же тогда остался на руководстве Небесной Канцелярией? Каким образом Кудесник способен раздвоиться и присутствовать сразу в обоих местах одновременно?

…Калашников собрался послать Малинина по привычному адресу, ибо не был готов к богословской дискуссии. Однако, взглянув на бесхитростное конопатое лицо, он решил задавить казака дворянским интеллектом.

– Голос, братец, не так прост, как литр самогона, – деликатно сравнил Алексей. – Именно поэтому он един в трех лицах, о чем ты мог слышать на проповедях от попа, если бы в это время не безобразничал с его женой на перине. Поп бы тебе растолковал – существует такая штука как «святая троица». Согласно ей, Голос является отцом, сыном и святым духом одновременно. Кудесник – в общем-то, и есть родной сын Голоса. А святой дух – это в некотором роде бонус, он может превращаться в голубя.

Упоминание безобидной птицы насмерть перепугало Малинина.

– Стало быть, для обгщения с матерью Кудесника голубь прилетал? – пролепетал он. – Значит, в тех стихах правда содержалась, что голубь… он… это…-окончательно впав в ужас, Малинин замолк

– Так и знал, – ожесточенно сплюнул Калашников. – Вот «Евгения Онегина» ты, бьюсь об заклад, не читал. А «Гаврилиаду» пушкинскую же, да еще с картинками веселыми: «И вдруг летит в колени милой девы, над розою садится и дрожит»… – небось по ночам правой рукой помогал себе учить?

– Я? – возмутился Малинин. – Да вы че, повелитель? У нас в казарме даже распоследний дурак «Онегина» читал, даже например, ротмистр Козо-марченко. Хотите цитату отрежу наизусть? «Пирушки, блядки надоели – Онегин триппер подхватил. Забыл он светские манеры, в деревню к бабке покатил».

– Оооо… – взялся за сердце Калашников. – Я мог бы и догадаться, ведь давно с тобой уже знаком. Это матерный Онегин. Хрен знает, кто его вообще написал – может, конечно, и сам Пушкин. Но классический оригинал совсем другой. «Мой дядя, самых честных правил, когда не в шутку занемог»…