Демон против люфтваффе

Вот обратно в чан со смолой — да, ощутимо. И весьма болезненно. К моему удивлению, случайная собутыльница отнеслась к рассказу вполне серьёзно.

— Ты влип конкретно. Что минуту на работе не был — ерунда. И четверых лишенцев грохнул, это тоже нормально, вызов демона по — любому толкуется как смертный грех. Можно сказать, им одолжение сделал, не дав больше нагрешить. Срок в нашем заведении сократил.

— Но тем самым в Божий промысел вмешался, — я накатил очередной стакан местного пойла и почувствовал, что от мыслей о неприятности снова трезвею. — Куда деваться-то?

— Я бы ничего не стала делать, — чертовка погладила кулон амулета, с которым подобная пакость ей не грозит. — После Мировой войны без счёту душ туда — сюда летает, помер, сердечко помассировали, душа обратно в тело вернулась… Есть неплохой шанс, что проскочит. Верхние могут не уследить.

— Но по Уставу я должен сообщить. Хотя, если честно, меня это мало волнует. По сравнению с несанкционированным выходом в мир живых — сущая мелочь.

Бесовка тоже глотнула. Она выбрала сине — зелёную муть в высоком бокале. Мало здесь радостей, неприятностей куда больше. Собственно, главное благо в преисподней — этих невзгод избегать и тихо мотать срок.

— Хоть что-нибудь интересное увидел? Я там лет двести не была. Ну, как загнулась.

— Нет. Лаборатория, колбы, пентаграмма, свечи, четверо говнюков с вытаращенными гляделками. Я сразу назад.

— Правильно. Нечего рисковать, хоть и говорят, что побывавшие здесь в мире людей обретают дополнительные возможности.

— Какие, например? — ну да, я был на три головы выше парней в чёрной форме и их штатских помощников, убил четвёрку без труда. В руках остался хлыст, переполненный магией — он вынул души грешников. Честно говоря, сложно проявить себя иначе за полминуты.

— Сила духа, реакция, сообразительность. Ты же две тысячи лет назад родился? Жизненный опыт за такую бездну времени дорогого стоит.

— Он, знаешь ли, односторонний. Заживлять иллюзорное тело от ожогов кипящей смолой — умею. Повезёт, и настоящее залечу. Как это может помочь в алхимической башне?

— Наверно. Извини, мне пора. Удачи и не влипай больше по — глупому.

Я проводил её взглядом. Каждый в преисподней пытался… Остатки гениталий в виде дряблого мешочка служат лишь для того, чтобы принимать удар сапогом, отрываться под зубами дикого зверя или шипеть, растворяясь в смоле. Погладь меня там чертовка, наступило бы жуткое возбуждение у обоих, которое совершенно нечем утолить. Преисподняя, господа, весьма неприятное место. Ощутить Божью Благодать мы не можем, простые человеческие радости для нас отрезаны почти все, хотя помним и о грешном, и о высоком.

Наутро я принял очередную партию членов партии большевиков, но уже без членов… Не смейтесь — любой, поживший здесь хотя бы сотню лет, выражается примерно так же. Выслушал последние новости из Советского Союза. Да, маразм крепчает, нужно придумывать свежие пытки. Иначе троцкисты, попадая из ГУЛАГ НКВД в наши застенки, не почувствуют ухудшения режима. Если дело и дальше так пойдёт, зэки из советских лагерей отделаются символическими сроками лет в десять как святые великомученики.

Отбив почки новеньким, я двинул к начальству по вызову, обуреваемый нехорошими предчувствиями в связи с вечерним инцидентом. В преисподней скверные прогнозы сбываются — традиция такая.

— Вчера амулет носил? — рявкнул мой патрон, нервно теребя металлическую сливу на груди. Или даже на горле, стандартной длины цепь едва охватывает его толстенную шею.

— Какой период времени вы имеете в виду, ваше дьявольское превосходительство?

— Ясно. Вечером шатался без него. Обормот!

— А что, простите?

— Будто не знаешь. Смертные выдёргивали нашего брата наверх.

— Ужас, патрон!

— Не ёрничай. Если до тебя доберутся, мало не покажется. Даже сверху интересовались. Небожители, мать их.

— Ой, бл…

— Именно. Так что готовься. Досье вычисти, напиши себе характеристику и клади мне на подпись. Выпяти поощрения, инициативу по созданию здесь филиала Соловков, досрочное перевоспитание самых замордованных тобой зэгов. Я доброе слово замолвлю, потому как если тебя сожрут, и мне ввалят. А всё закончится, лично с тобой разберусь, понял? Так разберусь, что у ангелов помощи запросишь!

— Что вы, патрон…

— Иди!

Раз велено, что мог — подчистил. Сомнительные места длинной трудовой биографии вычесал и привёл в божеский вид, благо зэг Лев Толстой через пару отрядов на киче чалится… Отставить блатной жаргон! Он считается грешным, приравнен к мату, за него годик накинут как с куста. И удержаться трудно. У меня же основной контингент — атеисты из СССР, волей — неволей нахватаешься словечек. По словам недавно расстрелянного, страна напоминает московский трамвай в час пик — половина сидит, остальные трясутся.

Зачем?

Если я, например, заставляю Яшу Свердлова повиснуть на крюке под ребро, то стараюсь с высокой целью, помогаю искупить большевистские грехи и в награду испить Божьей Благодати. Какого ляда ироды из ГПУ — НКВД зековские души вытрясают, никак понять не могу. Помню, трое суток убил на Дзержинского, ничего толковее «мировой революции» из него не выжал…

Небесная канцелярия и наш филиал работают медленно, месяцами решая простой вопрос, но с неумолимой беспощадностью, которая крупными буквами нарисовалась на постной роже святоши, спустившегося к нам для разборок по моему личному делу. Заняли они минут двадцать, не больше.

Ангел, назначенный для служебного расследования, был высок, аскетично худ и чрезвычайно неприветлив. По — моему, хлебнувшие до самого края Божью Благодать должны выглядеть приятнее. Даже мой босс, быкоподобный гуманоид под два метра ростом и массой в полтора центнера, густо заросший щетиной на тёмной дублёной коже, смотрится если и не милее, то очевидно понятнее, что ли. Да, грубая скотина, как и все мы. Получил срок — получи и остальное. Небожитель изображает из себя розу среди лужи дерьма. На кистях рук круглые шрамы от гвоздей, им год или тысячу лет — не разберёшь. Такой же грешник, как и мы с начальником 669 зоны, только отбыл уже, типа просветлел, осознал, искупил. И получил право общаться с нами тоном превосходства. Лет через пятьсот и я оденусь в белое, встречу тебя, что мне скажешь… коллега?

Про перспективу через пять веков — вопрос, а на текущий момент он заготовил достаточно слов.

— Послужной список хорош. За вычетом неприятных мелочей, — белый глянул на меня как на повешенного педофила, показывая, что подобной мелочи на сотку наберётся. — Однако последствия этой крайне возмутительной халатности нанесли существенный урон нашему общему делу.

Надо молчать. Но я не удержался и хмыкнул. Структура по воздаянию грешникам во искупление грехов работает тысячелетиями, у нас миллионы персонала. И отдельно взятый начальник отряда смог «существенно»… Чушь полная. Наверняка аукнулись межведомственные склоки и желание использовать ЧП в какой-то каверзе, подлой и ни разу не благой.

— Не надо недооценивать случившееся, — поджал и без того узкие губы ангел, заметив мой скепсис. — Опыты Анэнербе безбожны и бесчеловечны в любом смысле этих слов. В результате последнего эксперимента нацисты уверены, что не сложно извлечь существо из преисподней и заставить служить своим интересам, а четверо погибших в башне всего — навсего напутали в методике. Конклав шестого небесного уровня планеты Земля обсудил перспективу прямого вмешательства. К счастью, наиболее радикальных удалось отговорить. Нам разрешили частные полумеры.