Демон в белом

– Понимаю.

Александр опустил взгляд на стол, опасаясь увидеть что-то в моих глазах. Мне было знакомо это чувство. Я ощущал то же самое в присутствии отца и даже в присутствии Валки, когда был молод – совсем молод. Он боялся, как обвиняемый перед судьей, как все сыновья перед отцами, мужчины перед женщинами, как все смертные перед лицом богов.

Я постучал кольцом по латунной кромке тканого подлокотника кресла. Раздался чистый, звонкий звук.

– Точно? – спросил я с интонацией старого Гибсона. – Скажите, что именно вы понимаете.

Если принц и хотел возмутиться моим предложением, то быстро погасил в себе этот порыв и закрыл глаза. Я узнал хорошо знакомую дыхательную технику, которой пользовались схоласты для подавления эмоций. Он сильно напоминал своего отца: скуластый, с высоким лбом и широким подбородком. Чтобы еще больше походить на него, он отрастил длинные, жидкие бакенбарды, и лишь растрепанные волосы несколько не соответствовали его царственному лику. На корабле не было свиты андрогинов, чтобы напомаживать и надлежащим образом причесывать их. Я понимал, что Александру не придется сидеть на троне, но живо представлял его рыцарем, облаченным в белые имперские доспехи и сияющим, словно солнце. Однажды он поведет солдат и корабли в бой против сьельсинов, а может, даже будет стоять у Соларианского престола в качестве капитана рыцарей-экскувиторов.

Александр открыл глаза. В них больше не было прежнего страха.

– Сэр, я проявил неуважение к вашим слугам. И неуважение к вам, несмотря на то что я ваш сквайр.

– Нет, – произнес я и услышал рядом голос Гибсона: «Гвах!»

Принц вздрогнул:

– Нет?

Позади меня Валка подавила смешок.

– Вы не правы по трем пунктам, – сказал я, подняв три пальца, и, загибая их по очереди, объяснил: – Во-первых, они не мои слуги. Я их слуга. Во-вторых, вы не проявили неуважения ко мне. В-третьих, вы не просто сквайр. Вот почему это важно. – Я потряс кулаком и взял паузу, ожидая ответа. Когда его не последовало, я продолжил: – Дополнение к первому пункту: у меня нет слуг. Я никому не хозяин. Если для того, чтобы командовать, вы полагаетесь только на свой статус, то вас никто не станет воспринимать всерьез.

– Но они служат вам, – возразил Александр. – Прислушиваются к каждому вашему слову.

– Потому что я заслужил их уважение. Александр, сословия и звания лишь придают взаимоотношениям формальный статус. Не определяют их. Авторитет можно заслужить, если ты его достоин, и потерять, если недостоин. А заодно можно потерять и жизнь. Человек должен стремиться к тому, чтобы быть достойным оказываемых ему почестей, иначе его скинут, как тирана. – Я подтянул под себя ноги и машинально принялся теребить серебряную застежку сапога. – Если я стану относиться к своим людям как к рабам, они взбунтуются. Сначала пассивно: начнут игнорировать указания, перестанут выполнять задания… затем перейдут к активным протестам. Вам известно, как ко мне на службу попала Отавия Корво?

– Я слышал об этом. – Застигнутый врасплох вопросом, Александр удивленно моргнул. – Она помогла вам победить норманского тирана на… Фаросе?

– Она десять лет служила этому норманскому тирану. – Я покосился на терминал, над которым несколькими минутами ранее висела голограмма Корво. – Но ее непосредственным начальником был капитан Эмиль Борделон, жестокий негодяй. За непослушание он бросал солдат связанными в карцер и морил голодом, пока те не начинали молить о пощаде. Некоторых он даже насиловал.

– Что?! – Александр побледнел от ужаса.

– Отавия решила, что с нее довольно. Я сделал ей предложение… и мы его убили.

Я сжал кулаки, вспомнив, как замолчали рации, когда я приказал своим людям открыть огонь. Когда я был моложе, эта тишина – и голограмма Борделона, исчезнувшая при его гибели, – преследовали меня в кошмарах. Теперь же я чувствовал лишь слабое удовлетворение от хорошо проделанной работы. Мы с Корво избавили мир от чудовища. Что это, если не доброе дело?

– Sic semper tyrannis [2] , – произнес я. – Невозможно вести за собой людей, будучи тираном. Сами люди тебе не позволят. Правление – своего рода служба, обязанность перед теми, кто за тобой следует. Noblesse oblige [3] . Вы должны это понять, потому что – перейдем к третьему пункту – вы не просто сквайр. Вы принц дома Авентов и верховный лорд Империи. Если я призван чему-то вас научить, то тому, что вы должны относиться к своим людям как к семье. И если вам очень, очень повезет, то и они станут относиться к вам так же. Власть сама по себе не добродетель, и пользоваться ею добродетельно – наша святая обязанность: и тех, кому власть досталась по наследству, и тех, кто добился ее сам. Александр, вам известны восемь степеней повиновения?

2

 Так всегда тиранам (лат.). Сокращенная версия фразы «Sic semper evello mortem tyrannis». («Так всегда приношу смерть тиранам».) Первоисточник неизвестен. Выражение получило распространение в Европе и США в качестве лозунга против злоупотребления властью.

3

 Благородное происхождение обязывает (фр.). Выражение впервые встречается в произведении Оноре де Бальзака «Лилия долины» (1836).

– Что?

– Восемь степеней повиновения. Они составляют часть стоической схоластической традиции. – Я с закрытыми глазами перечислил: – Повиновение из страха перед болью. Повиновение из прочих страхов. Повиновение из любви к личности иерарха. Повиновение из верности трону иерарха. Повиновение из уважения к законам, людским и божественным. Повиновение из набожности. Повиновение из сострадания. Повиновение из преданности. Видите? Любовь выше страха.

Но Александр нахмурился и сложил руки на груди.

– Но по этой же логике верность трону выше любви к самому иерарху, – произнес он тоном ученика, поймавшего учителя на ошибке, но стесняющегося об этом заявить.

Я вспомнил, что на это говорил Гибсон.

– Случается, что иерарх сам не чтит свой трон, и в таком случае слуги должны наставить его на путь истинный. Этим я сейчас и занимаюсь, ваше высочество. Перейдем ко второму пункту.

Я взял паузу. Воцарилась тишина, и я удивился, что Валка, так внимательно следившая за нами, не воспользовалась возможностью, чтобы вставить свое веское слово. Александр приготовился слушать и не шевелился.

– Ваша кровь и родословная не ставят вас выше других людей. Они принадлежат вашим предкам, а вы, чтобы всецело их унаследовать, должны почитать предков, будучи хорошим человеком. Когда его величество произвел меня в рыцари, он заставил меня поклясться в том, что я презираю жестокость и несправедливость. Александр, вы по-прежнему намереваетесь стать рыцарем?

– Да, сэр.

Юноша сглотнул и наконец нашел силы посмотреть мне в глаза. Я наклонился вперед, косясь на Валку.

– Тогда я поведаю вам один секрет, – произнес я почти заговорщицки.

Валка ухмыльнулась и покачала головой.

– Лучшие люди, – сказал я, – не всегда живут во дворцах. Например, Паллино, прежде чем стать солдатом, был крестьянином. Семья Сиран владела наземной транспортной компанией на Эмеше. По стандартам плебеев они были богаты. Мой друг Хлыст, которого с нами больше нет, был вынужден заниматься проституцией. Корво с Дюраном – бывшие наемники и предатели. Айлекс работала в портовом складе на Монмаре, а Аристид пятнадцать лет сидел писарем в легионах. Пятнадцать лет. С его-то талантами! Если бы начальникам хватило ума перевести его хотя бы в разведку, то вышел бы какой-нибудь толк. Но ему поручили вести ежедневники стратига Беллера. Вопрос: почему?

Если Александр рассчитывал, что я сразу дам ответ, то сильно ошибался. Я хотел, чтобы он сам к нему пришел.

Принц мешкал, возможно думая, что в вопросе есть какой-то подвох.

– Потому что он интус.

– А Айлекс – гомункул, – сказал я. – Интусы, гомункулы, плебеи, патриции, палатины. Какая разница? Наши предки стали палатинами, потому что творили великие дела. Они разбили мерикани и спасли человечество. Но мы – не они. Мы должны творить свои великие дела, так? Все заслуживают возможности проявить себя. Никто не выбирает, кем родиться, и ни вы, ни я не должны их за это укорять. Чтобы быть хорошим рыцарем, хорошим лидером да и просто хорошим человеком, судить других надо по поступкам. По характеру. Понимаете?