Демон
Шрифт:
Позднее, в письме к В. П. Боткину от 17 марта 1842 года, Белинский, называя поэму «детским, незрелым» и в то же время «колоссальным созданием», писал, что содержание ее, «добытое со дна глубочайшей и могущественнейшей натуры, исполинский взмах, демонский полет – с небом гордая вражда», и в заключение говорил взволнованно: «„Демон“ сделался фактом моей жизни, я твержу его другим, твержу себе, в нем для меня – миры истин, чувств, красот» (Письма, т. 2, стр. 284–285).
И Боткин писал в ответ Белинскому: «Да, пафос его („Демона“), как ты совершенно справедливо говоришь, есть „с небом гордая вражда“. Другими словами, отрицание духа и миросозерцания, выработанного средними веками, или, еще другими словами – пребывающего общественного устройства» (А. Н. Пыпин. Белинский, его жизнь и переписка, т. 2, СПб., 1876, стр. 144).
«Демон» был воспринят современниками как истинно великое поэтическое произведение, как призыв к свободе, к борьбе за права человеческой личности, как смелый протест против «пребывающего общественного устройства», против жестокой николаевской действительности, «где преступленья лишь
Исследователи неоднократно указывали на встречающиеся в «Демоне», особенно в ранних редакциях, перефразировки из стихотворного наследия Пушкина. К числу таких перефразировок принадлежат, например, стихи в первой и последующих редакциях поэмы:
И лучших дней воспоминанья Чредой теснились перед ним…ср. у Пушкина в «Кавказском пленнике»:
И лучших дней воспоминанье В увядшем сердце заключил.Стихи VI и VIII редакций ср. тоже со стихами из «Кавказского пленника»:
Таил в молчаньи он глубоком Движенья сердца своего, И на челе его высоком Не изменялось ничего.Заключительные стихи второго посвящения к I редакции поэмы
И вот печальные мечты, Плоды душевной пустоты!..ср. со стихами из стихотворения Пушкина «Я пережил свои желанья»:
Я разлюбил своя мечты; Остались мне одни страданья, Плоды сердечной пустоты.Стихи I редакции и II редакции
Всё оживилось в нем, и вновь Погибший ведает любовьср. со стихами в «Полтаве»:
Но чувства в нем кипят Мазепа ведает любовь.Стихи V редакции
Вокруг него ряды крестов, Немые сторожи гробов, Как стадо летом пред грозою, Пестрея жмутся меж собою…ср. со стихами из «Пира во время чумы»:
И могилы меж собой, Как испуганное стадо, Жмутся тесной чередой.Стих последней редакции
Я вяну, жертва злой отравы!ср. со стихом из стихотворения Пушкина «Война»:
Я таю, жертва злой отравы.И т. д.
См. также примечания к I–VI редакциям «Демона».
В стихах
И мыслит он: «То горный дух Прикованный в пещере стонет!»Лермонтов отразил народные грузинские и осетинские легенды о горном духе Амирани, подобно Прометею принесшем огонь с неба. В некоторых легендах Амирани борется с небом за справедливость на земле (см.: Ираклий Андроников. Лермонтов. Изд. «Советский писатель», М., 1951, стр. 129–131).
Приложение. Ранние редакции «Демона»
Редакция I
<Демон>
<1829 год>
<1.> Посвящение
<2.> Посвящение
–
(Демон узнает, что ангел любит одну смертную, демон узнает и обольщает ее, так что она покидает ангела, но скоро умирает и делается духом ада. Демон обольстил ее, рассказывая, что Бог несправедлив и проч. свою ист<орию>).
–
Любовь забыл он навсегда. Коварство, ненависть, вражда Над ним владычествуют ныне… В нем пусто, пусто: как в пустыне. Смертельный след напечатлен На том, к чему он прикоснется, И говорят, что даже он Своим злодействам не смеется, Что груды гибнущих людей Не веселят его очей… Зачем же демон отверженья Роняет посреди мученья Свинцовы слезы иногда, И им забыты на мгновенье Коварство, зависть и вражда?..–
Демон влюбляется в смертную (монахиню), и она его наконец любит, но демон видит ее ангела хранителя и от зависти и ненависти решается погубить ее. Она умирает, душа ее улетает в ад, и демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой.
–
Угрюмо жизнь его текла, Как жизнь развалин. Бесконечность Его тревожить не могла, Он хладнокровно видел вечность, Не зная ни добра, ни зла, Губя людей без всякой нужды. Ему желанья были чужды, Он жег печатью роковой Того, к кому он прикасался, Но часто демон молодой Своим злодействам не смеялся. Таков осеннею порой Среди долины опустелой Один чернеет пень горелый. Сражен стрелою громовой, Он прямо высится главой И презирает бурь порывы, Пустыни сторож молчаливый. – Боясь лучей, бежал он тьму, Душой измученною болен. Ничем не мог он быть доволен: Всё горько сделалось ему, И всё на свете презирая, Он жил, не веря ничему И ничего не принимая. В полночь, между высоких скал, Однажды над волнами моря Один, без радости, без горя Беглец эдема пролетал И грешным взором созерцал Земли пустынные равнины. И зрит, чернеет над горой Стена обители святой И башен странные вершины. Меж низких келий тишина, Садится поздняя луна, И в усыпленную обитель Вступает мрачный искуситель. Вот тихий и прекрасный звук, Подобный звуку лютни, внемлет… И чей-то голос… Жадный слух Он напрягает. Хлад объемлет Чело… он хочет прочь тотчас. Его крыло не шевелится, И странно—из потухших глаз Слеза свинцовая катится… Как много значил этот звук: Мечты забытых упоений, Века страдания и мук, Века бесплодных размышлений, Всё оживилось в нем, и вновь Погибший ведает любовь.