Демон
Шрифт:
– Жалко мне тебя, - сказал он французу.
– Вымок, наверно, весь? Ты только посмотри какой дождь, а у тебя и зонта нет…
– Я вас вспомнил, - перебил его Мольбрант.
– Вы работали здесь садовником когда-то.
– Работал, - старик зазвенел ключами, открыл ворота.
– Пойдем в сторожку. Согреешься, - он увидел, как вздрогнул француз.
– Ну, чего ты?
– растерялся старик.
– Не бойся. Все уже давно закончилось. Здесь нет никого кроме меня и моей внучки.
– Вашей внучки?
– Да. Только не говори никому. Это вообще-то не положено, - старик недовольно замахал рукой.
– Ну, пойдем же! Не заставляй старика мокнуть.
В сторожке он забрал у Мольбранта куртку и свитер, повесил сушиться. Чай, который он заварил, был крепким и пах мятой.
– Это моя внучка, - сказал старик, доставая потрепанный фотоальбом.
– Правда, красавица?
Он
– Просыпайся, твоя одежда уже высохла!
– услышал Мольбрант женский голос.
Внучка старика деловито расхаживала по комнате, проверяя все ли на месте. Самого старика нигде не было.
– Не бойся, я не вор, - сказал ей Мольбрант.
– Все вы так говорите, - она наградила гостя недобрым взглядом.
– Пользуетесь тем, что у старика доброе сердце. Работу бы лучше нашли, чем попрошайничать… А нас и свих лодырей хватает.
– Я не бездомный, если ты об этом.
– Ну, конечно!
– Посмотри на мою одежду, разве бездомные носят такие вещи?
Девушка окинула его недоверчивым взглядом.
– Тогда какого черта ты делаешь здесь?
– спросила она растеряно.
– Когда-то давно я здесь жил.
– Жил? Здесь? В сторожке?
– девушка нахмурилась.
– Меня зовут Мольбрант. Дидье Мольбрант.
– Мольбрант?
– девушка нахмурилась сильнее.
– Тот самый Мольбрант, что… - она тихо выругалась.
– Извини. Я думала, ты еще один бездомный, которого притащил сюда из жалости мой дед… Чернокожих прежде, правда, не было, но… - она неожиданно просияла и протянула французу руку.
– Меня зовут Ульяна. Хотя старик, наверное, тебе и так все рассказал перед тем, как ушел делать вечерний обход.
– Вечерний обход?
– Мольбрант тревожно выглянул за окно.
Наступавшие сумерки съедали очертания дома.
– Что-то случилось?
– встревожилась Ульяна.
– Ты слышала о том, что здесь произошло?
– Конечно, слышала. Все слышали, - в ее глазах вспыхнул интерес.
– Скажи, а это действительно было так, как об этом рассказывают?
– Смотря кто рассказывает.
– Может быть, тогда расскажешь мне сам? Мы могли бы пробраться в дом и там…
– Не думаю, что меня это интересует.
– Тогда зачем ты пришел сюда?
– Я не знаю.
– Люди говорят, убийцы иногда возвращаются на место преступления.
– Я здесь когда-то жил, забыла? Это был мой дом… И я не убийца.
– Тогда перестань бояться и расскажи, что здесь произошло на самом деле.
– Как мы проникнем в дом?
– Я знаю, где мой дед держит ключи. После того, как он заснет, у нас впереди будет целая ночь.
Когда до полуночи осталось чуть больше часа, когда дряхлый старик Яков громко захрапел на старом диване, когда серые стены особняка поглотила тьма, Ульяна и Мольбрант выскользнули из сторожки и направились к дому, прячась в тени деревьев от редких фонарей, которые освещали двор. Особняк ждал их - огромный, мрачный, величественный.
– Здесь так пыльно, - сказала Ульяна, когда они оказались внутри.
– И холодно.
– Здесь всегда холодно, - Мольбрант не двигался, ждал, когда глаза привыкнут к темноте.
– По крайней мере, я не помню дом другим.
– Ты мне покажешь, где началась история этого дома?
– Ты уже в ней. Сам дом - история, - Мольбрант прикрыл за собой дверь.
Ульяна прошла в центр гостиной. Здесь, где высокие потолки терялись в полумраке, а пробивавшегося сквозь большие окна лунного света было недостаточно, чтобы разглядеть детали интерьера, можно было представить себе все, что угодно.
– Когда-то здесь было очень красиво, - сказал Мольбрант.
– Здесь и сейчас красиво.
– Сейчас здесь одиноко, - он заставил себя не замечать мертвую тишину вокруг: густую, липкую, словно вдруг оказался в склепе.
– В этом доме всегда было людно, - сказал Мольбрант.
– С момента, как меня усыновили, я не помню и дня, чтобы здесь не гостил кто-нибудь. Стоило одним уехать, как на их место тут же заселялись другие. Я помню маленькую девочку, которая прожила в этом доме четыре года со своей матерью. Мы были детьми и сильно привязались друг к другу. Потом она уехала, и спустя пару лет никто даже не мог вспомнить ее имени… Таким был этот дом. Понимаешь? Пока ты жил здесь, ты был частью этого мира, но стоило уехать,
– Муж Марии Блонской?
– удивилась Ульяна.
– Он подходил под мое описание, у него были причины, первой жертвой стала его жена, разве этого недостаточно?
– Я слышала другую историю. Там главным подозреваемым был ты.
– Это неправда.
– Откуда мне знать?
– Меня бы давно арестовали.
– Ты умен и изворотлив.
– Если ты веришь в эту чепуху, зачем затащила меня в этот дом? Разве тебе не страшно?
– Страшно, - Ульяна подошла к Мольбранту, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Но я не думаю, что ты псих. Ты не станешь убивать ради удовольствия.
– Любишь пощекотать себе нервы, да?
– Очень.
– Мне придется тебя разочаровать. Я не убийца.
– Кто бы им ни был, он до сих пор на свободе.
– Но не здесь.
– Кто знает, - она взяла Мольбранта за руку.
– Покажи мне, где произошло первое убийство.
Они прошли в комнату Марии Блонской.
– Здесь все прибрали после того случая, - сказал Мольбрант.
– Я понимаю.
Ульяна прошлась по комнате, словно хотела впитать в себя атмосферу дома, атмосферу той далекой ночи. Запах смерти, безумия. Здесь, сейчас…
***
Они покинули особняк пару часов спустя. Нарушили стройность тишины своим присутствием, оживили на мгновение застоявшийся воздух и вновь бросили умирающий дом на растерзание пыльному времени.
Но дом не был одинок. Эти стены служили темницей для заключенного здесь узника. Его мертвенно-бледные глаза не мигая смотрели в пустоту, словно там еще сохранился след недавних гостей. Прямые белые волосы, обрамляя бледное, запечатлевшее в своей неподвижной гримасе скорбь лицо, падали ровными прядями на плечи. Он томился здесь давно. Очень давно. Застрявший между мирами ренегат. Лишенный свободы отступник. Эти стены были его оковами. Это одиночество было его карой. Изоляция, бездействие, тишина. А где-то далеко цветет и распускается дивный и древний мир. Но увидеть его можно лишь из окна. Почувствовать, лишь вдохнув запахи людей, которые приходят в дом. В этот проклятый дом. И спасения нет.