Демон

Он не мог перестать думать об этом: как она в итоге приняла его, обхватила ногами и привлекла его глубже; нежные звуки потребности, которые срывались с её губ, когда он входил в неё; то, как она откинула голову и изогнула шею, притягивая его рот, как он пил сытную, усиливающую его кровь из неё.

Проклятье, кого он обманывал? Взятие крови было ритуалом, обдуманным, священным актом, актом исцеления и мощи. Это было самым эротичным актом, на который Падшие были способны, и это связало его с ней.

"Боже", — подумал он, содрогнувшись. И всё же он знал. Знал, что так оно и будет, что они были связаны, ненавидит она его или же нет. Она тоже знала это, даже если отказывалась признавать это. Он ожидал, что она продолжит сопротивляться этому. Он позволил бы ей, постольку поскольку. Он бы дал ей больше времени, если бы у него был выбор, но Уриэль подобрался слишком близко. У Азазеля не было иного выбора, как отбросить своё сомнение и неуверенность. Он позволит ей оставить при себе свои сомнения до тех пор, пока это возможно. Ещё одно, что он задолжал ей.

Её волосы касались его лица и должны были щекотать. Но вместо этого они ощущались шёлком на его коже. Он вспомнил, каково было почувствовать себя так по отношению к женщине, физическую связь, которая никогда не уйдёт. И он понял вину, которая сильно отягощала его. Вину, которая не имела никакого отношения к Саре и касалась исключительно его сама и его собственного гнева. Сара отпустила его, давным-давно. Сейчас настало время ему отпустить её.

Рейчел погрузилась в глубокий сон, явно устав. Он не стал брать много крови у неё, чтобы внести свой вклад в её усталость — по сути, он умышленно отказал себе, как бы сильно не хотел. Всё это было бы приемлемо, в его острой необходимости защитить её. Но сила первого истинного спаривания была сокрушающей, и она могла проспать весь день.

Это было неважно. Им надо было спланировать войну. Она могла поспать, и он вернётся к ней.

Она могла поспать.

НА УЛИЦЕ УЖЕ БЫЛ ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР, когда я, наконец, проснулась, одна в большой постели. Меня затопили странные чувства: восторг и ужас, роскошная усталость и уверенность, что я должна суетиться, сильное физическое удовлетворение и глубокое сексуальное желание. Я снова хотела его. Я хотела его меж моих ног, склонившегося надо мной, покрытого потом, врывающегося в меня. Я хотела его рот на моей шее, пьющий то, что только я одна могла дать ему.

Я заставила себя выбраться из постели и направилась в ванную комнату. Я пребывала в таком тумане, что едва могла оценить элегантность уборной; но после нескольких минут под душем, который ощущался нежным водопадом, я почувствовала себя гораздо более живой.

Я нашла свою брошенную одежду аккуратно сложенной на кресле, и задалась вопросом, кто же это сделал. Мысль об Азазеле, ухаживающим за мной, была чересчур дикой для размышлений, и всё же я подумала, что узнала бы, если бы кто-то другой входил в комнату. Это должно быть был он.

Я быстро оделась, стараясь не думать о том, как эта одежда была снята с меня. Вот только майку я так и не смогла найти, и я вспомнила его неодобрение, и поняла, что мои губы подёрнула мимолётная улыбка.

Я прошлась по гостиной комнате, даже не утруждая себе поисками нечто такого цивилизованного как записка, и открыла дверь в коридор. Послышались голоса. Мужские голоса, яростные и требовательные, лились из-за закрытой двери зала совета. Я тут же развернулась и вернулась в наши комнаты, закрыв за собой дверь. Меня не интересовали их любопытные взгляда. Они совершенно точно будут знать, что мы с Азазелем сделали, и как мы это сделали, и прямо сейчас это казалось крайне личным. Я не хотела чьего-либо вторжения.

И я проголодалась до смерти. Подумаешь... переживу.

Солнце уже начало садиться. Я открыла французские двери и вышла в укромное патио, позволив мягкому бризу затанцевать вокруг меня. Запах океана в воздухе был успокаивающим, что очень странно, учитывая, что даже сам вид океана пугал меня до ужаса. И слава богам и богиням, на столике стоял поднос со свежими фруктами, круасанами и чаем со льдом. Лёд был свежим, ещё не успел растаять.

Я поискала другой вход в патио, но не ничего не нашла. Кто бы ни принёс еду, он был волшебником, и мне было плевать. Я села в плетёное кресло и начала есть.

Я всё ещё могла слышать разгневанные голоса, но на расстоянии, и я закрыла глаза, позволив себе соскользнуть в воспоминания прошлой ночи. Я тут же потекла, и испытала к себе отвращение.

Я не буду беспокоиться об этом. Так уж я себя чувствовала; и когда он вернётся в эти комнаты, он почувствует моё возбуждение и...

А что если он не вернётся сюда? Что если ему только и нужно было примитивное спаривание? Он дал чётко понять, что не хочет испытывать ко мне никаких чувств. Я не сомневалась, что он имел какие-то чувства — я не была столь неуверенной, — но я знала, что он был преисполнен решимости сражаться с ними. Как когда-то я.

За исключением, что я не была полна этой решимости теперь. Я нуждалась в нём, нуждалась сейчас. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, позволив пальцам скользнуть по губам, вниз к груди, потом поднесла их к незримой метке на моей шее, и я задалась вопросом, смогу ли я заставить его прийти ко мне. Если я позову его, услышит ли он меня?

Между мой и солнцем прошлась тень, и я мгновенно открыла глаза, беспечно очарованно. И я оцепенела, глядя в скрытое плащом лицо незнакомца.

— Кто ты? — прохрипела я. Я уже знала всех жителей Шеола в лицо, и этого мужчину я никогда раньше не видела. Я посмотрела в его глаза, и они были пустыми, словно там никого не было, и я уже видела такие глаза раньше. Когда была привязана к столу в тёмной комнате в Тёмном Городе, сходя с ума от боли.

Я попыталась закричать, но не издала ни звука. Они уже забрали мой голос, и на этот раз они покончат со мной. Я вскочила на ноги, опрокинув кресло в спешке, но создание не сдвинулось с места, просто наблюдая за мной своими пустыми глазами.

Я снова попыталась найти свой голос, и обнаружила лишь хриплые пережитки его.

— Уходи. Ты не принадлежишь этому месту. У меня нет больше никакой информации для тебя. Я уже всё рассказала тебе... тебе больше не надо причинять мне боль.

И тогда-то он заговорил жутким бесплотным голосом, который звучал механически.

— Мы здесь не для того, чтобы причинить тебе боль.

Мы? Я огляделась по сторонам и увидела ещё одного слева от меня, он наблюдал за мной с таким же бездушным намерением. У меня был шанс на победу с одним из них. С двумя — невозможно.

Я всё равно попыталась отступить к французским дверям, которые сдуру закрыла. Если я попаду внутрь, я смогу запереть дверь, замедлить их, пока бегу за помощью.

— Тогда почему вы здесь? — спросила я.

— Чтобы убить тебя, — произнесло создание, его голос ничего не выражал.