Демониада
Шрифт:
— Нет, — сказала она. И засмеялась. — Странное ощущение.
Он отодвинул ее от себя, она судорожно вцепилась в его руки.
— Я упаду!
— Нет, — он улыбался, в тысячу раз более красивый, чем прежде. — Просто отпусти меня сама. Ты не упадешь. Я обещаю.
Ее переполнял восторг и ужас. Наверно, так люди чувствуют себя, оказавшись с газовым баллоном под водой. Вроде как понимаешь, что можешь дышать, но твой мозг вопит совсем о другом, что ты умрешь, если вдохнешь, ведь вокруг вода. Но легкость была невероятной, и она не висла на его руках, она самостоятельно парила в воздухе и держала его за руки.
— Теперь вторую.
Настя смеялась от страха и восторга, и от этой бешеной смеси, ей казалось, она потеряла связь с реальностью. Когда она решилась, скользнув по его руке ладонью, оторваться от него, в глазах демона блеснуло восхищение.
— О господи боже, я могу! — она стояла, широко расставив руки, и покачивалась от неуверенности. Он засмеялся, потом приблизился и крепко обнял. Их тела в воздухе переплелись совсем тесно, и они выплыли в окно. Испуганно спрятав лицо у него на груди, Настя улыбалась от счастья.
— Смотри!
Она повернулась и посмотрела вниз: они летели над ночной Барселоной.
Квадратики района Эйшампле, пересекающий весь город проспект Диагональ, собор Святого Семейства, черной массой — море с огнями кораблей…
— Как красиво! — в его руках, словно в колыбели, она смотрела на город, ветер обдувал их, но холода не было, кровь в венах словно бурлила, колола кончики пальцев, было жарко. Он прижимал свое лицо к ее горячей щеке, шептал ей на ухо легенды города, а потом она посмотрела в небо, и тысячи звезд вспыхнули ярко на небосклоне, и неожиданно они показались рассыпанными на небе, как на черном бархате, бриллиантами. Протянула к ним руку, словно хотела дотронуться, собрать их, построить новый узор.
— Какой красивый этот мир…
— Пока его не разрушили, он твой.
— Не разрушат, никогда не разрушат. Мы же не дадим?
— Да, дитя, — улыбался он, — не дадим.
В объятии демона она полностью доверилась ему, была хрупкой по сравнению с его телом и силой, слабой, незначительной. В нем ощущалась масса тьмы, необратимая и мощная. И все же, что-то тянуло ее к нему, притягивало в солнечном сплетении. Ей казалось, что в самой сердцевине мрака, как семя или ядро, есть пламя огня. Свет дрожащий и хлипкий среди давящей неохватности мрака, но неистребимый, негасимый веками и тысячелетиями. Там внутри горело и билось пульсом пламя Прометея и Данко. Свет, о котором он вспоминал, обращаясь к ней, на самом деле, горел и трепетал в нем, а ее тянуло к этому свету как доверчивого мотылька.
С девушкой на руках Демон прошел к кровати, по дороге погружая ее в сон. Склонившись над ней, уже крепко спящей, он провел нежно рукой по щеке. Говорящая с призраками. Посвященная Великой Матерью Волчицей. Избранная жена. Все это было не то, совсем не то. Дитя человеческое, чистая душа. Вот кем она была. И до самого ее конца он будет тянуться к ней, ведь чистые души делают демона сильнее и могущественнее.
В кафе с утра было очень много посетителей, но, несмотря на то, что спала она мало, Настя чувствовала себя отдохнувшей. И невероятно счастливой.
— Кофе прекрасный, с перчинкой, — кивнул Пепе, отпив из чашки во время своего перерыва. — А я купил настоящие турки и поднос с песком, буду
делать кофе по-турецки, но только особенным посетителям.— А мне сделаешь? — загорелась Настя.
— Может быть, может быть, — с загадочным видом подмигнул ей Пепе.
В кафе зашла заплаканная девушка, машинально взяла салфетку со стола, попыталась вытереть зареванное лицо.
— Туалет вот здесь, — Настя вышла из-за стойки и проводила посетительницу. — Там есть бумажные полотенца.
— Спасибо, — дверь за девушкой закрылась и раздались всхлипы и рыдания.
Пепе поправил очки на носу, встретился взглядом с Настей и улыбнулся.
— Сделай ей кофе, Настя. С корицей. Молоко обезжиренное и не слишком взбивай его в пену.
— Есть.
Когда девушка вышла, Пепе поставил чашку на столик.
— Садитесь, отдохните.
— Я не хочу, спасибо, — девушка все еще всхлипывала.
— Садитесь, — настоял Пепе и отодвинул стул. — Мы угощаем.
Девушка села, пододвинула чашку к себе.
— Спасибо.
— И кто бы он ни был, знаете, он Вас недостоин, — Пепе поставил перед ней вазочку с зефирками. — И плакать по нему не стоит.
— Просто все так неожиданно, — слезы опять потекли по лицу.
— Ничего, — похлопал ее по руке Пепе, — время лечит.
Она пила кофе и успокаивалась. Настя украдкой наблюдала, как подсыхают слезы, как улыбка появляется на лице, когда зефирка касается языка и тает на нем.
Пепе как никто умел успокаивать. Ему доверяешь, как дедушке, как доброму волшебнику из сказки. И когда девушка поднялась и поблагодарила, она уже не была угнетена и расстроена. И Настя за нее была рада.
— Она наверняка вернется, кажется, зефир ей очень понравился, — глядя ей вслед, сказал Пепе.
Настя улыбнулась. Посетители действительно возвращались очень часто. Вот такие, которые оказывались в кафе у Пепе случайно.
После работы в кафе ее встречал Диего: и они вместе отправились в агентство на совещание.
— Итак, Ватикан… — граф Виттури обвел всех суровым взглядом. — Уверен, что если картина там осталась, то ее не выставляют в музее.
— Но в Хранилище Ватикана простому смертному не попасть, — возразил Джонни.
— Простому, конечно, нет, — усмехнулся граф.
— Вы же туда не можете войти? — уточнила Настя.
В глазах графа Виттури засверкали золотистые искры смеха:
— Это еще почему?
— Ну, потому что… — Настя не была уверена, как правильно обозначить графа, но демона в святая святых католической церкви представить было невозможно.
— У графа Виттури там старые знакомые, — промурлыкала Рита.
— Но попасть в Ватикан — это одно. А вот добраться до Хранилища — это совсем другое. Мне понадобится команда. Лика?
— Да, конечно, — Лика аж вся засветилась от удовольствия.
— Я с удовольствием поеду, граф, — обратился к графу Диего и вовремя спохватился, — если пригласите.
Что-то похожее на раздражение мелькнуло в черных зрачках графа Виттури.
— Не сомневаюсь, — процедил он.
— А Настя? — сверкнул зелеными глазами оборотень.
— Настю придется взять с собой, — кивнул граф. — Я не могу ее оставить.
— Почему же, граф, мы с папой за ней присмотрим, — Рита лоснилась от кошачьей грации и очарования.