Демонический Любовник
Шрифт:
Именно в этом мире первозданного хаоса обитал Лукас и именно его воздействиям подвергал единственное существо, до которого ему когда-либо было дело. Благодаря обучению в оккультном братстве и тому опыту, который приобрел с тех пор, как покинул физическое тело, он знал, что ему грозил холодный ад дезинтеграции; знал он и о том, что если ему не удастся закрепиться в проявленном мире – если он не сможет, отнимая у других жизненную силу, удерживать свою хрупкую форму, – то будет снова втянут в поток космических законов, и тогда продолжатся процессы умирания, которые он сумел остановить благодаря своим знаниям, и последние нити эфирной субстанции, связывавшие его с миром, распадутся, и его обнаженная душа отправится на место судилища, чтобы встретиться лицом к лицу со своей расплатой. Ибо в конце каждой инкарнации мы расплачиваемся по счетам; итоги подведены и с нас взимается то, что мы задолжали Вселенной, а нам выплачивается то, что задолжала нам она; эти два процесса составляют переживания,
Не имея физических органов, с помощью которых он мог бы взять энергию из животных или растительных царств посредством приема и переваривания пищи, он вынужден был забирать уже готовую энергию у тех, кто обладал ей – и, стало быть, он был паразитом, живущим благодаря жизненной энергии других людей, а что случалось с этими другими, мы уже знаем. Случись такая вспышка детских смертей в средние века, в ней распознали бы то, чем она и являлась, и началась бы активная охота на вампира; тело подозреваемого было бы выкопано, и если бы было обнаружено, что оно не подверглось разложению, как происходит всегда, когда душа, обитавшая в теле, осталась привязанной к миру формы, оно было бы сожжено дотла, ибо только огонь может уничтожить связь не до конца умершего человека с его домом из плоти.
Обо всем этом было забыто в наше просвещенное время, и ни судмедэксперт, ни гробовщик не догадались о том, почему тело Лукаса не разлагалось, так что драме жизни-после-смерти было позволено разыгрываться своим чередом. Силы Внешней Тьмы активно вмешивались в события человеческой жизни; и еще только предстояло выяснить, смогут ли силы Внутреннего Света победить их.
Когда Вероника проснулась, дрова в камине сгорели до серого пепла, а в окно проникал утренний свет. Ночью были заморозки и солнце всходило над миром, покрытым серебряной пеленой. Лукас ушел, но в комнате все еще ощущалось его присутствие. Девушка поспешно распахнула дверь и выбежала навстречу чистому и холодному осеннему рассвету; серый свет сумерек быстро сменялся розовым сиянием и, не смотря на позднее время года, в верхушках деревьев слышался гомон. Вероника стояла лицом к востоку, ожидая, когда солнце осветит холмы, ибо хотя небо было чистым, долина лежала в тени земного изгиба. Она очень сильно отличалась от девчонки, встречавшей рассвет на холмах Суррей; она была сенситивом от природы, о чем сразу же догадался Лукас, выбрав ее среди многих других, присланных агентством по трудоустройству в ответ на его фиктивный запрос о поиске секретаря, и опыт, через который она проходила, мгновенно пробудил в ней психическое видение, и теперь вещи, которые хоть и были всегда вокруг нас, но оставались незамеченными обычными смертными, быстро попадали в фокус ее восприятия; и поэтому этим ясным, морозным, зимним утром она слушала одну из самых прекрасных мелодий в мире – мелодию космических сил, меняющих свое направление, когда силы Солнца «побеждают» тьму, и проявленное меняется местами с непроявленным; она вслушивалась в мощное звучание музыкальных ритмов, по которым сенситив легко может узнать проявляющиеся возможности также, как опытный механик может определить, что сломалось в автомобиле, по звуку его двигателя; она слышала завывания их ветров и видела огромные реки света в верхней и нижней части неба, отмечавшие их путь. Ночной отлив сменялся приливом рассвета и все творение торжествовало, но она не забывала о том, что мир будет столь же рад и вечернему расслаблению. Свет и тьма равно прекрасны, когда их пропорции не нарушены; как отлив и прилив, как действие и реакция на действие, одновременно равные друг другу и противоположно направленные, через которые и посредством которых эволюция восходит вверх по спирали.
Еще некоторое время она прислушивалась к тому, как космические ритмы устанавливали новый мотив и мир приступал к своим ежедневным делам. На далеких фермах кричали петухи, а цокот тяжелых копыт на верхней дороге говорил о том, что пахари уже отправились на работу. Начался человеческий день. Спокойный, туманный воздух долины наполнился звуками человеческой деятельности. Жесткое дыхание локомотива, взбиравшегося на уклон станции Бекерин, задавал ритм всему железному веку, и Вероника, вновь вернувшаяся в материальный мир, принялась расхаживать по террасе, дожидаясь момента, когда ее древняя прислуга решит приготовить завтрак.
Тем, кто однажды проник в субъективный
мир разума, никогда не бывает скучно, ибо всегда находятся мысленные образы, с которыми им нужно поработать, и Веронике тоже было о чем подумать. Расхаживая по террасе, она вспоминала обещания, которые привели ее к нынешней ситуации; ее сознание необычайно прояснилось и позади поезда из образов-воспоминаний она могла различить причины, связавшие их друг с другом. Какая-то дверь в ее сознании распахнулась во время ночных происшествий, и она, казалось, смогла проникнуть в комнаты в доме своего разума, которые прежде были для нее закрыты.В этих новых открывшихся в подсознании пространствах она обнаружила последовательности сцен – ясных, но далеких, словно воспоминания раннего детства – изображающих ее саму в разных обстоятельствах и условиях существования, и поняла, что это были воспоминания о ее прошлых жизнях. Она знала, что их связь с Лукасом возникла в одной из них и что именно эта связь, влияние которой она ощущала до сих пор, заставляла ее чувствовать, что никогда она не сможет достичь такой же близости и духовного родства, какое было возможно с ним, ни с одним другим существом. Хоть он и был злым, а все же он был ей ближе, чем кто-либо другой.
Когда она изучала эти образы-сновидения, они приближались к ней. Храм, роща и великие прекрасные ритуалы возникали перед ее внутренним взором в этих сложных видениях, и внезапно она осознала, что они были похожи на те сцены, которые она наблюдала, когда Лукас переносил ее через вращающийся барьер психической энергии, которая не давала узнать тайны запретных степеней его Братства. Эти образы, если и не были идентичны по содержанию, имели схожую энергетику, и между ними существовала некая связь.
Эти новые комнаты, открывшиеся в ее разуме, были полны не только картин-образов, но и забытых знаний, которые постепенно вспоминались по мере того, как восстанавливались причинно-следственные связи; все, что хранилось в подсознании, стало доступно сознательному разуму, и глубины воспоминаний о прошлых жизнях открылись для него. На девушку, быстро расхаживавшую по террасе в бледном свете утреннего солнца, снизошло внезапное озарение. На заре яркого человеческого существования, когда невидимый мир был очень близок к миру человеческому, а людьми все еще управляли короли-жрецы, она вступила в одну из школ мистерий, которые процветали в те времена, и училась в ней вместе с одним из тех, с кем впоследствии у нее образовалась связь и с кем она работала снова и снова в разных жизнях, пока в одном из воплощений не наступил кризис и один из них не подвергся искушению и не пал в жажде власти, в то время как другой остался тверд в своей вере. Физические сосуды, разрушенные раздирающими их теперь силами, вскоре освободили души, которые были связаны во плоти, и в должное время эти души вновь вернулись в мир форм во времена той римской инкарнации, о которой Лукас рассказывал ей по дороге в Брайтон; расширенное сознание Вероники теперь способно было различать то, что скрывалось за событиями, и она знала, что один из них сумел войти в великий новый поток духовной жизни, который излился на мир с холмов Галилеи, в то время как другой, жаждущий старых языческих мистерий, повернулся спиной к будущему и вернулся к более примитивному типу.
Затем история повторилась снова, уже в Авиньоне, и одна душа притянулась к духовному течению своего века, а другая развернулась в сторону языческого фольклора. В нынешней жизни, поняла Вероника, они снова встретились, но конец их истории еще не был написан. Вспышка интуиции открыла ей, что один в их духовном партнерстве представлял силы разума, а другой – силы сердца; и что каждый из них, лишившись другого, оказывался сбит с толку. Один представлял собой разум, лишенный совести; другой представлял чувства и был не способен к осознаванию. Вместе они могли достичь невероятных высот, но когда они были порознь, один их них становился подлецом, а другой – идиотом. Именно контакт с Лукасом оживил интеллектуальные способности Вероники, а контакт с Вероникой пробудил в Лукасе совесть.
Вероника осознала, и начал осознавать Лукас, что они оказались в плену событий, созданном прошлыми жизнями, и что, возможно, это осознание пришло слишком поздно, чтобы суметь выбраться из плена в этой инкарнации. Вероника не видела выхода из лабиринта и понимала, что Лукасу, пребывавшему в своем странном патологичном состоянии жизни-в-смерти или смерти-в-жизни, к которому он сам себя приговорил, возможно, уже не сможет помочь никто, ни люди, ни боги, и что он может быть втянут в бездну Хаоса, откуда не существовало возврата.
Дым, поднявшийся над кухонным дымоходом, сообщил ей о том, что завтрак наконец-то начали готовить, и Вероника направилась к дому как раз тогда, когда ее внимание привлек звук шагов и она увидела фигуру в старомодном Инвернесском плаще и со старинным саквояжем в руках, пробиравшуюся к ней сквозь покрытые росой заросли, и в следующую минуту ее старый друг с длинной белой бородой уже стоял перед ней, пожимая ей руку в знак приветствия.
Онемевшая от столь неожиданного визита, Вероника совершенно забыла о правилах гостеприимства, и пока старик не провел ее в бильярдную и не снял с себя свой плащ, она не спросила его о цели его визита.