Демонология нашего района

– Через Петроградку едем!

Сзади спрашивают, почему через Петроградку. Почему надо из центра на Пролетарскую ехать через Петроградку, при том, что через нее же ехали к Спасу на Крови. А теперь получается обратно. Вопрос передают по салону невесте с женихом, сидящим впереди. Но ответ назад не приходит – очень, очень длинный салон. Вообще ничего непонятно. Когда приедем, куда. Мама невесты сидит сзади, но она здесь ни при чем. Это их теперь район, эта Пролетарская.

От безнадежности все начинают знакомиться, родственники невесты с родственниками жениха. Что-то мы долго едем, хочется уже на воздух. Но на воздухе холодно и погода кошмар.

– У нас, – говорит одна тетя, – у нас теплее, хоть и снега вот столько лежит. Очень быстро у нас снег выпадает.

У нас это где? У нас в Сургуте, оказывается.

Жених из г. Сургут, они там свое продали и сюда переехали. Он, его мама и брат, у них здесь квартира. Теперь и наша невеста там же. Механик из автосервиса, младше ее. Где-то познакомились. Мама невесты сильно против, она слишком в ту свадьбу вложилась. И мебель, и ремонт. И все. Слишком там старалась, теперь, говорит, без меня. И никаких внуков, хватит мне этой Аспиды. А мама жениха вроде наоборот, вроде довольна. Ни что она его старше ничего не говорит, ни что ребенок. Живут-то с ней. Машину ей сама купила, еще до свадьбы, до всего. Это надо хорошо относиться, чтобы девушке сына купить машину. «Жигули», но все равно. Видно, что довольна. А он автомеханик. Зато не пьет, вообще. Но как-то странно: я, говорит, раньше очень много пил. Потом бросил. Еще в школе. Она, свекровь-то, говорят, специально была вынуждена его сюда привезти. Чтобы оттуда увезти. Он там пил, говорят, гулял, пришлось срочно увозить от дружков его. Но вроде ничего, румянец во всю щеку. И у брата его тоже, и у мамы, и у всех прочих. Родственники со стороны Сургута легко распознаются по этому румянцу (а еще по золотым зубам). Инвестиция, потому что золотой зуб – это та же инвестиция. Они там уважают инвестиции, в Сургуте. Может, они ей и машину купили с той же целью. Сделать инвестицию а) в машину и б) в нее, чтоб прониклась и зауважала.

– Остановите, не могу больше!

Дядя со стороны невесты больше не может.

– Да это последний светофор! – кричит невеста откуда-то спереди. – Последний светофор!

Уже полчаса последний светофор! Забор этот тянется и тянется, ну сколько можно. Еще шампанского? Спасибо, хватит уже. Уже некуда.

– Все, остановите! Я потом пешком дойду.

Дядя со стороны невесты выскакивает и резво идет вдоль бесконечного забора, все остальные мужики тоже выскакивают и идут вслед за ним, на ходу доставая сигареты. В т. ч. и жених, хотя он вроде и не пил шампанского (пил втайне?).

– Оля, а ты куда?

– Куда! Туда же.

– Оля, вернись. Оленька, подожди, последний светофор. Ну куда ты пойдешь, один забор. Оленька, сейчас приедем уже. А они потом догонят, они потом пешком догонят. А ты как пешком-то. Здесь близко уже.

Близко-то близко, но еще полчаса едет. Все, приехали! Все, Оля, нам точно сюда?

– Точно! И мне уже все равно куда…

Здравствуйте, вы свадьба? Мы вас уже давно ждем. Очень долго ехали, пробки. Он же стоял во всех пробках, ему же не проехать. Пробки, да. Проходите наверх. А туалет есть? Все наверху. Как-то странно стол поставили. Где туалет?

Вот, Оля уже оттуда.

– Ох…

Оля улыбается. Оля красивая, но толстая. У нее красивое пальто. Да? Не обратила внимания. Черное какое-то, да? Да, черное. Но со складочками вот здесь, модное. Оле столько же, сколько невесте, тридцатник, но у нее никого нет. Она живет одна, у нее однокомнатная квартира, ей папа построил. Папа в свое время был какая-то шишка. Они с ее мамой развелись давно, но он ее поддерживал. А у нее никого нет, даже и не была замужем. Оля много зарабатывает, по заграницам ездит, мир посмотрела. Мама невесты ей ее ставила в пример, вот, Оля не повесила на себя семью, теперь по заграницам ездит. А ты повесила – и не ездишь. Сейчас опять вешаешь, опять никуда не поедешь. Разве что в г. Сургут на лыжах кататься. Благо у них там быстро снег выпадает.

– Музыку у вас диски с собой у кого-то, а остальное все стоит. Где ж мужчины-то ваши?

– Самое главное – это печеночный торт. Обязательно попробуйте печеночный торт!

– Салаты она сама делала.

– У нас мужчины задерживаются, придут. Они вышли раньше, не выдержали. Очень долго ехали.

Не то слово долго. Уже на самом деле не хочется никаких салатиков, уже просто хочется домой. Отдохнуть после такого праздника.

Надо позвонить жениху! Но если у него выключен, то без толку. Выключен. У всех выключен, все же выключали во время церемонии.

Церемония – это вообще были кошмарики, тетя эта с палочкой, как волшебная палочка у феи. Которой она указывала, куда расписываться. Эти модуляции провинциальной актрисы. Такая казенщина. Как на это можно соглашаться по доброй воле, непонятно. А потом этот фотограф. Это ужас, это просто был ужас какой-то. Два часа на лестнице. Женщину туда, мужчину сюда. И все время шутил! Это вообще знаете мне кого напомнило – тамаду с ее предыдущей свадьбы! Они тогда заказали тамаду, пришла такая тетя в розовом костюме и вот такой розовой шляпе, и началось… Вроде этого фотографа.

Это все вспоминает подружка невесты, которая была и на предыдущей ее свадьбе. Подружке не нравится ни та свадьба, ни эта. Подружка вообще считает, что надо венчаться в церкви, она сильно православная. Невеста, кстати, которая была на собственной подружкиной свадьбе, на венчании в церкви, тоже могла бы много чего навспоминать. Как подружке сделали тогда высокую прическу, но почему-то выпустили такие два локона по бокам, и завили плойкой. Выглядело как пейсы, спрашивается, зачем невесте пейсы на венчании? А батюшка вообще забыл слова, чуть ли не по бумажке зачитывал все эти обряды. Чуть не спалил ей всю фату, когда подносил свечку. Все фотографировали, непрерывно, все эти их таинства у аналоя. Кто-то приволок ребенка, лет четырех, и этому ребенку его родители всю дорогу громко шипели в ухо:

– Сколько раз тебе было говорено не ругаться матом в церкви!

Или как эта подружка, она сама потом рассказывала невесте, когда они тогда катались по городу, а гостей отправили самопехом, захотела в туалет, и они заехали к другу ее жениха, а она там не влезла в стандартный узкий сортир со своими стальными обручами, вшитыми в кринолины…

Говно была свадьба, мельком думает невеста, сочувственно глядя на подружку и снова пытаясь дозвониться до жениха. Тот опять недоступен.

А подружка думает, что это у невесты свадьба говно, и та свадьба тоже была говно. И вообще они с этим тоже разведутся, потому что надо венчаться в церкви. Венчание – это на всю жизнь, а иначе так и будет вечное скакание с говна на говно. Со свадьбы на свадьбу. Вот они повенчались – и живут. Это шаг и решение, венчание, а не такая комедия. Где гули гадят в руки. У ее мужа, подружкиного, до нее было две жены, а повенчался он только с ней. И что, где эти жены? А они живут. Строят даже загородный дом в селе, где его брат-художник работает, восстанавливает церковь. Потому что все должно быть с благословления Господа, а эти точно разведутся. Он и младше ее, и внешне симпатичный. А она, прямо скажем, так себе. Вон, у нее уже все морщинки проступают, и вообще контраст, если вспомнить, какая она была на прошлой свадьбе…

– Может, без мужчин за стол сядем? Есть хочется – сил нет!

– А это что?

– А это он и есть – печеночный торт. Это, я так поняла, ее фирменное блюдо, очень вкусный.

Может, стол переставить? Так поставили странно. Чтобы жених с невестой были как-нибудь по центру. Но невеста говорит, что нормально, что они с женихом сядут сюда. Здесь стоит миска с оливье, это специально для жениха поставили оливье, он его обожает. Все садятся, но тут как раз входит жених, а за ним все остальные. Оказывается, они шли пешком, потом подъехали на трамвае, потом опять шли пешком. Вот называется и последний светофор! Если б ехали тогда дальше, точно бы никто не доехал.

– Каравай, каравай же надо откусывать! – кричит мама жениха. Мама невесты демонстративно молчит, это все без нее. Из ее рук на предыдущей свадьбе откусывали каравай, теперь спасибо, без нее. Квартира была его, но она туда и ремонты, и мебель, и всю технику. А потом, когда они развелись и она оттуда съехала, она, мама, пришла свою мебель вывозить, а он еще такой оскорбленный.

– Не подозревал, – говорит, – что вы такие мелочные, Светлана Васильна.

Муж-то этот предыдущий.

Да я, говорит, могла бы – обои со стен вывезла! Я для тебя, что ли, все здесь делала, чтоб ты со своей новой этим пользовался. Я, вообще-то, для своей дочери это делала. А он чуть ли не кричать начал, мол, не имеете права! На нее, правда, особо не покричишь. В общем, некрасиво расходились. А с виду приличный был, поначалу-то. Не мужик, просто не мужик оказался, и все. А така любовь была, така любовь! На руках носил. Этот, кстати, тоже носит, новый-то. На набережной, когда фотографировались, от Спаса на Крови на руках ее нес. И не пьет. Вот только куртка эта его меня убивала, свитер и куртка. Видно, это для него так принципиально, что он костюм не купил. Тогда б и сама не одевалась, и сама бы как-нибудь по-простому. А то что это – у тебя и платье, и лилии в прическе, и черт-те чего, а он в свитере и куртке. Нет, все, я здесь ни при чем. Хотя, может, и будут жить, но лучше не загадывать (думает мама невесты).