Демоны на привязи

– Уходи, это мой дом! – слышу голос домового из кухни.

«Лезь давай!» – Децимус подталкивает меня к окну, подсаживает, помогая выбраться наружу и успевая в процессе легонько похлопать по заднице. Я хочу возмутиться такому бесцеремонному обращению, но не успеваю даже сформулировать мысль, как становится совершенно не до этого. Через открытое окно мне видно, кто вошел в комнату. Высокий, почти упирающийся в потолок головой мужчина стоит в дверном проеме, из-под чалмы выбиваются красные волосы, темные вытянутые к вискам глаза смотрят спокойно и даже со скукой. Будто он собирается выполнить рутинную работу, которая надоела ему до зевоты. Пришелец разводит руки, словно желая продемонстрировать свое прекрасное телосложение. Мышцы бугрятся под смуглой кожей, завораживающе перекатываются сытыми змеями, у него тело античного Геракла, если не считать того, что ниже пояса оно перестает быть человеческим, превращаясь в красно-желтую дымку, закручивающуюся спиралью. В ладонях существа возникает пламя, языки огня ластятся к обнаженной коже, как игривые котята. Ифрит!

– Убирайся, наемник. Обратись к Двенадцатому, он перекупит твой заказ, – подает голос Лепус. Речь его звучит уверенно, но я чувствую: даймоний боится. Судорожно вспоминаю всю известную мне информацию об этих созданиях. Ифриты – повелевают огнем. Это и так видно, дальше. В Коране «ифрит из джиннов» значит «сильнейший из сильных». Не очень радостная новость, за мной пожаловал не просто какой-то дух-джинн, а представитель высшего сословия. Они тоже исполняют желания, но стараются извратить все слова, причиняя пожелавшему максимальный вред.

– Не стой на пути, демон. – Ифрит касается ладонью стены, и пламя растекается по поверхности концентрическими кругами. В один миг огонь охватывает всю комнату. Бабушкин дом горит! Я забываю, что надо бежать, стою в оцепенении у окна, наблюдая, как ставший красным от отблесков пламени ифрит приближается к Децимусу. Мне в лицо пышет жаром раскаленного воздуха из окна.

– Лепус, сгинь! – кричу, но не успеваю. Горящая тяжелая дубовая балка обрушивается на Децимуса, припечатывая его к полу. В гудении огня раздается еле слышный хлопок, и демон исчезает. Ифрит стоит посреди бушующего пламени и улыбается мне. Бегу со всех ног к мотоциклу. Но огненное создание оказывается быстрее, настигая меня у колодца.

– Избранная, стой, я не причиню тебе вреда, – уговаривает он меня тоже с ленцой. Он как будто и не спешит вовсе, но неумолимо приближается. Я хватаю ведро, стоящее у колодца. Вода, может, она поможет? Ифрит все-таки огненное создание. Как окачу его водой, останутся от него одни головешки! Но ведро почти пустое, только на дне болтается совсем немного жидкости. Плескаю. Ифрит смеется, от его груди исходит пар. Вот если бы его в колодец засунуть. Эх, мечты-мечты. Какое-то время мы играем в кошки-мышки вокруг колодца. Стараюсь вспомнить хоть какую-нибудь полезную информацию об ифритах и не смотреть в сторону уже вовсю полыхающего дома. Молитва правоверного! Все джинны ее боятся. Я же учила какую-то сутру для доклада по мусульманской религии. Вспоминай, Арина!

– Бисмил-ляяхь. Аллаахумма джаннибнаш-шайтаанэ ва джаннибиш-шайтаана маа разактанаа¹³.

Сильнейший из джиннов замирает при моих словах. Получилось? Пользуясь заминкой, бегу со всех ног.

– Заманчивое предложение… Но, к сожалению, кодекс наемников запрещает, – слышится голос ифрита.

О чем это он? Святые единороги! Как я могла забыть? Готова ударить себя по лбу. Мой доклад был о семейных отношениях мусульман и о том, какие предписания по этому поводу предоставляет Коран. И эту молитву, что я произнесла, читают перед супружеской близостью. Почему я бегу к сараю? Потому что на пути к мотоциклу ифрит. Мозг не думает, а ноги сами выбирают, что им делать. Забегаю в сооружение, захлопываю дверь, оглядываюсь в поисках окна, через которое можно вылезти. Я идиотка! Окна слишком маленькие, а сарай наполовину набит дровами и старым сеном. Полыхнет в один миг!

– Избранная, выходи, я не хочу поджигать и эту постройку, – раздается голос ифрита снаружи. Я мечусь от окна к окну, надеясь, что ошиблась и смогу выбраться. Но слова джинна заставляют меня задуматься. Он не хочет поджигать, значит, я действительно ему нужна живой, а не в виде поджаренной тушки. Взгляд падает на кучу хлама, сваленного в одном из углов сарая. Ифриты – это джинны! Это мой шанс. Знаю я одну сказочку…

– Я сейчас выйду! – кричу, копаясь в сваленной груде вещей. Где крышка? Вот она. Обхватив двумя руками старинный медный самовар, подхожу к двери.

– О, великий ифрит, ты так громаден, я боюсь тебя!

– Я могу быть еще больше! – напыщенно отвечают мне из-за двери.

– Трепещу, о великий ифрит! Я слышала легенду, что самые сильные ифриты могут упираться макушкой в облака. Но, наверное, это только сказки.

– Я так могу. Смотри, Избранная!

Потрескивающий звук усиливается, а я, приоткрыв дверь, вижу ифрита высотой с многоэтажный дом. Ой, мамочки! Как же страшно!

– О, теперь я вижу, ты очень могучий ифрит. Но я слышала легенду, что самые-самые сильные ифриты способны уменьшиться настолько, что спрячутся даже в небольшом сосуде. Например, в самоваре. Но, наверное, это враки. Никто так не может. – Я осторожно делаю шаг из сарая, держа в руках открытый самовар. Когда-то блестящий, сейчас он весь покрыт патиной.

– Это легко, недоверчивая смертная, смотри, – смеется ифрит, превращаясь в красный туман и собираясь в клубок на дне самовара.

– Ты очень могучий ифрит! – говорю, закрывая посуду крышкой. Попался! Сразу же изнутри раздаются проклятия и ругательства. Была лампа Аладдина, а стал самовар Арины! Аккуратно ставлю медную посудину на землю и сама почти падаю рядом, прислоняясь спиной к стене сарая. Я это сделала! Поверить не могу, что грубая лесть и подначки сработали. Я победила посланного за мной огненного джинна! Как все-таки полезно знать сказки, в них буквально расписаны инструкции по борьбе со всякой нечистью. Грохот обрушивающейся крыши дома прерывает мое ликование от победы. Чур! Домовой Тихон! Он выжил? А Лепус в порядке? Я его отослала, но есть ли там кто-нибудь, кто ему поможет?

– Лепус! Чур! – не обращая внимания на ругающегося в самоваре ифрита, встаю и иду к пылающему пожарищу. Заваленная уже догорающими балками печь развалилась на кирпичи. Ифритов огонь очень быстро распространился и спалил дом дотла.

– Дедушка чур! Тихон Панович! Чур! – Никто не приходит на мой зов. Стою, смотрю на мерцающие угли, бывшие когда-то домом, почти не замечая, как слезы струятся по щекам. – Чур, выходи! Я тебе яблок дам и молока, много-много! Сколько попросишь!

Нет ответа.

– Лепус! – оглядываюсь, но демон так и не появился рядом. Он меня не слышит? Он тоже… умер? – Лепус, явись передо мной, как лист перед травой!

На земле возникает распростертое тело Децимуса в той же позе, в какой он был после удара балкой.

– Лепус! – кидаюсь к демону, он выглядит страшно. Правая рука неестественно выгнута, футболка в подпалинах, через дыры проглядывает обожженная до пузырей кожа. Его длинные волосы обгорели и теперь свисают на лицо неопрятными клочьями. Касаюсь шеи, пытаясь нащупать пульс. Будь жив, пожалуйста, называй меня, как захочешь, только будь жив, умоляю!

– Сладкая булочка, это ты? – На миг демон открывает невообразимо желтые глаза. А я понимаю, что плачу от облегчения, от жалости, от пережитого страха.

– Лепус, что мне сделать? Как тебе помочь? – осторожно убираю подпаленные черные волосы от бледного лица демона.

– Мне нужна энергия. Если ты согласна, то можешь поделиться через кровь или секс. Хотя для последнего я немного не в форме. – Децимус пытается улыбаться, но получается у него не очень. Демон прикрывает глаза, похоже, вымотанный этими несколькими фразами.