День 29-й. История мальчика, который выжил после нападения гризли

Вряд ли кому-то из нас не нравилось проходить на каноэ участки белой воды. Находиться в увлекаемой течением лодке, ощущать мощь реки и сознавать, что постоянно балансируешь между спокойствием и опасностью и сидишь в наполовину заполненном водой каноэ – эти ощущения были захватывающими.

Далекий гул разбивающейся о камни воды кружил голову. Я был охвачен нервным предвкушением. Мурашки пробежали у меня по рукам, и я невольно задержал дыхание, поворачивая голову, чтобы прислушаться, как будто, слушая пороги, можно было просмотреть воду и найти верный курс даже до того, как мы увидим их.

Всем нам белая вода была не в новинку. За год до этого каждый по месяцу провел в походах на каноэ по рекам южной части канадской тайги – эти маршруты числились в категории «Норд-Вест». Перед началом этого похода мы снова тренировались на порогах реки Сент-Луис в Миннесоте, повторяя основные приемы гребли, маневры «прямым подтягиванием» и «рычагом», позволяющие сместить каноэ вбок, а также гребки «C» и «J» для управления лодкой с кормы. После тренировочных поворотов, разворотов и вращений наших каноэ в бухте мы перешли к более специфическим приемам гребли для белой воды и способам перемещения каноэ, которые были выверены точно, как фигуры сложного танца, да и назывались замысловато и непривычно. Дэн выкрикивал названия гребков. «Перехват!» – и мы переносили весла на противоположную сторону каноэ, и лодка поворачивалась в воде. «Подтягивание!» – и мы совершали обратное движение, разворачивая лодку в другую сторону. Мы спускали каноэ на воду на относительно коротких участках реки и кружили их в спокойных суводях с помощью приема под названием «dufek» – это агрессивная техника подруливания, благодаря которой каноэ может быстро сделать «кругом!» на одном месте. В местах, где грести было слишком рискованно, мы тренировались в управлении лодками снаружи с помощью канатов, с берега или мелководья – эта техника называлась «проводка». После тренировок мы совершили сплав по реке Сент-Луис от автомагистрали Интерстейт 35 до водохранилища Томсон-Резервуар. На этом участке длиной в 6,6 километров расположены пороги класса I–III с такими названиями, как «Первая дыра», «Скрытая дыра», «Пороги Спасения» и «Последний шанс». Тренировки придали нам уверенности и напомнили о том, какое же это классное занятие – сплав! Но тренировались мы без рюкзаков, без палаток, без бочонков с провизией, в теплую погоду там, где сотовые телефоны надежно ловили сеть, а до кафе с мороженым можно было доехать за несколько минут. На Северо-Западных территориях Канады этой «страховочной сетки» не было и в помине. А Дубонт была гораздо шире и полноводнее, чем река Сент-Луис.

В начале четвертого дня мне пришлось вспомнить, как быстро на порогах все может пойти наперекосяк. На полпути Жан использовал «подтягивание» вместо «перехвата», и внезапно нос каноэ качнулся не в ту сторону. Секундой спустя мы всем боком чиркнули по обливняку и вылетели прямо на его середину. Мы застряли, раскачиваясь на волнах, словно черепаха, перевернутая панцирем вниз. Чтобы освободиться, мне пришлось выбраться на камень и столкнуть с него каноэ. Лодка накренилась, соскальзывая вниз по течению, и как раз в тот момент, когда мне удалось вскарабкаться обратно на борт, мы сели на следующий камень, и мне снова пришлось вылезать и толкать. Теперь мы отстали от других и кружились на месте, используя то «рычаг», то «подтягивание», чтобы нас не швыряло на камни. Наконец, мы скользнули в спокойную суводь внизу, где увидели остальных парней – они поджидали нас за валуном, уложив на колени весла. Увидев нас, они подняли брови.

– Без комментариев, – сказал я.

Нам повезло. Такая оплошность на большом пороге могла запросто привести к тому, что каноэ залило бы водой или хуже того. Будь препятствия крупнее, а течение сильнее, нашу лодку смяло бы о камни, как фантик из фольги. Нам повезло, и это стало нам уроком.

Хотя сплав по белой воде опасен изначально, мы изо всех сил старались свести риск к минимуму. Мы всегда надевали спасательные жилеты и тренировались, как надо бросать концы, чтобы вытащить застрявшего ниже по течению товарища. Нас предупреждали, что самое опасное – это зацепиться за что-то ногой. При таком – самом страшном – сценарии развития событий стопа жертвы застревает под камнем или другим препятствием, а течение затягивает пострадавшего под воду. Чтобы избежать этого, если мы окажемся в воде, следовало повернуться головой по течению и держаться на воде так, чтобы стопы были обращены вверх, выше уровня ягодиц. Такое положение было чревато синяками на спине, но зато можно было не бояться, что стопы застрянут. Другой опасностью были «расчески». Деревья – самый распространенный тип «расчески», их ветви или корни действуют в воде как сито, захватывая мусор и гребцов. Сила течения легко может прижать человека к такой «расческе», и мы старались избегать их любой ценой. Надо было также стараться не попадать и в «котлы», где волны постоянно возникают и без конца кипят на одном месте. Предметы, попадающие в «котел», крутятся и вертятся там, то всплывая, то погружаясь. Гребцов и даже лодки, если они оказываются в такой ловушке, крутит и бросает, как мокрое белье в стиралке. Нам говорили, что если мы окажемся в «котле», то лучший способ спастись – действовать, не слушая приказывающую сжаться в комок интуицию: надо растопырить во все стороны руки и ноги и надеяться, что какая-нибудь конечность случайно выскочит в неподвижный участок воды, и вы сможете выбраться из «котла». А вот если это не сработает, надо сжаться в комок и погрузиться вниз и выплывать – вбок, вниз по течению или вверх, куда угодно, лишь бы подальше от бурлящего «котла». Тем не менее самым главным способом справиться с этими и другими опасностями для нас было избегать их с помощью просмотра препятствий с берега, общения, обучения и тренировок по управлению лодкой так, чтобы она, да и мы в ней, оставались в надводном положении.

Но река была не единственным местом, где мы были беззащитны.

На пятый день, двигаясь вниз по течению, мы наблюдали за грозой, бушевавшей довольно далеко от нас. Казалось, гроза пройдет стороной, но только мы вышли из суводи, как небо начало темнеть. Буря настигла и быстро окружила нас. Река почернела, и дождь налетал будто волнами – то льет сплошным потоком, то вдруг ни капли с неба, и тут же следующий вал. Неожиданно с треском сверкнула молния совсем близко от нас. Мы лихорадочно гребли к берегу, и тут перед нашим каноэ появилась пара выдр: они покачивались на волнах, лежа на спинках, и с любопытством глядели на нас. Казалось, они улыбались, словно уговаривали нас остаться. Мы проигнорировали их и сильнее заработали веслами, торопясь выйти на берег, так как удары грома и вспышки молний разделяли уже лишь несколько секунд.

Выбравшись на сушу, мы вытащили лодки, все еще полностью нагруженные, как можно дальше на камни, а затем разошлись по неглубокой лощинке, поросшей коренастыми кустами сумаха, и присели на корточки. За лощиной грациозно поднимался невысокий эскер, образуя изогнутый защитный выступ. Вспышки молний и раскаты грома происходили одновременно и со всех сторон. Скорчившись, как нас учили, в позе для грозы и сидя на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы молния не могла поразить несколько человек одновременно, я вздрогнул, когда небо расколола ветвистая молния – так близко, что воздух задрожал. Некоторые из нашей группы с интересом наблюдали, а другие предпочли пониже спрятать головы в капюшоны. Безжалостный ливень не прекращался, и каждый из нас почувствовал на себе его ярость.

Молния была одним из моих основных страхов в походе. Когда я был еще младенцем, наш дом чуть не загорелся после того, как в него попала молния, и тушили это возгорание, заливая огонь из ведра, где были замочены мои пеленки. В моего прадеда в Кливленде, штат Огайо, когда-то попала молния, и рассказ о том, что на его длинных белых кальсонах остались прожженные контуры вен, передавались из поколения в поколение. В научного руководителя моего отца в аспирантуре попала молния на вершине Эль-Кастильо в Чичен-Ице, и он умер, пока мой отец безуспешно пытался спасти его с помощью искусственного дыхания и непрямого массажа сердца. Молния – мощная сила, и бьет она без разбору. На воде молния делала меня пугливым, торопливым, почти обезумевшим. Теперь, на суше, я пытался успокоиться – я твердил себе, что только это и могу сделать, а уж остальное мне неподвластно. Можете считать это пассивным отношением, но когда мы выбрались на берег и скорчились в позе для грозы, больше ничего и сделать-то было нельзя. Мы ждали, дождь хлестал по нашим скрюченным фигурам, а небо освещали вспарывавшие его острые когти электричества.

Я подумал о своем талисмане, хранящемся в круглой жестянке из-под Altoids [11] в драйбеге [12] . Мне его подарил иссохший старый монах в Таиланде. Я так и вижу его худую руку, вытянутую из-под оранжевого одеяния. Пальцы с выступающими костяшками сжимали показавшийся тяжелым по сравнению с ними маленький пурпурный амулет. Мне вспомнилось подходящее случаю поучение о беспокойстве и ненужных страданиях, которые оно вызывает. Мы в своей жизни тревожимся о множестве разных вещей, и в большинстве случаев для этого нет никаких причин. Если что-то, с чем мы имеем дело, вызывает беспокойство, лучше превратить это беспокойство в действие и противостоять обстоятельствам или подготовиться к ним. Если же причина беспокойства полностью лежит вне нашего контроля, мы никак не можем повлиять на результат, как бы сильно он нас ни занимал – а потому мы не должны позволять ему занимать наши умы.

11

Altoids — марка мятных леденцов, известная с 1780 года.

12

Драйбег — (турист.) герметичный рюкзак (образовано от англ. dry bag – «сухая сумка»).

И все же, сделав все возможное, чтобы остаться в живых, я не чувствовал никакого умиротворения. Я еще раз убедился, что рядом со мной нет никаких природных громоотводов, что я не сижу на выступающем из земли корне дерева, и снова пристроился на корточках, стараясь стать как можно меньше и не касаться почвы больше, чем необходимо. Когда мир вокруг меня словно взорвался, я попытался сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть. Я сделал все возможное, чтобы защититься.

Наконец шум грозы стих почти так же быстро, как и начался, и вскоре он уже был едва слышен вдалеке, как эхо. Небо посветлело. Мы с трудом поднялись на ноги, все наши дождевики насквозь пробило дождем. Я чувствовал облегчение и неуверенность, меня потряхивало от адреналинового отката.

В ту ночь из нашего лагеря на высоком гравийном холме с одной из сторон горизонта все еще видна была гроза, а туманные лучи солнца просачивались сквозь облака с другой. Повсюду виднелись большие и маленькие лужи и бесконечные холмы с черно-розовыми выступами материковой породы, проглядывающими сквозь зеленый бархат, что устилал их склоны. Карликовые сосны одним своим видом меняли масштаб, и все казалось больше, чем на самом деле. Создавалось впечатление, будто рассматриваешь бесконечную диораму, где все было идеально, бережно расставлено так, чтобы подменить один пейзаж другим. Вздымающиеся холмы то открывали, то скрывали далекую темную воду, а бледно-желтые лучи солнечного света медленно переползали с одного места на другое.

Грозы редко бывают в тайге, говорили нам.

На следующий день мы настороженно следили за небом. Оно казалось одновременно близким и широким, как будто мы рассматривали его в широкоугольный объектив «рыбий глаз». Непогода, застигшая нас накануне, была до сих пор видна на горизонте: она медленно смещалась к востоку, а на западе уже закипала новая гроза. Все утро над нами проплывали темные тучи. Затем по ним разбежались темные вены теней, похожие на трещины на замерзшем озере. Темная завеса дождя хлынула, ушла, и вокруг засияли радуги. На этот раз мы с безопасного расстояния наблюдали, как эффектные молнии бесшумно расчерчивают небо вдали.