День Астарты

Микеле Карпини, 47 лет.

Наверное, есть люди, которым везет. Люди, которым удается прожить долгую и счастливую жизнь, ни разу не попадая в такие ситуации, в которых большая часть их опыта оказывается совершенно непригодной. Я везучий, но не настолько, поэтому периодически (хотя и редко) попадаю. Больше двадцати лет назад, я иммигрировал в совсем молодую и, в общем, нищую страну, где намеревался просто заниматься своей работой без идиотских запретов и ограничений. Начал… Вдруг — раз, и ночной арест. Обвинение в руководстве организованным криминальным формированием. Вот вам и свобода. Правда, меня выпустили в тот же день, но в стране, где судят час и ставят к стенке через пять минут после вынесения приговора, не нужно много времени, чтобы осознать себя потенциальным сырьем для мясорубки.

Мне было чудовищно обидно — несмотря на то, что в моем случае все обошлось. И я поступил так, как поступает любой активный идеалист: начал реставрировать свой основательно подпорченный социальный идеал. Наверное, так делали многие люди, похожие на меня или наоборот, предельно непохожие — потому и добились чего-то, приблизительно того… Кстати, это очень емкая формулировка: «добились чего-то, приблизительно того». В том смысле, что не добились того, чего хотели (идеалы, как известно, недостижимы), но приблизительности хватает, чтобы гордо надувать щеки.

Итак, я занялся реставрацией своего подпорченного социального идеала, и был в этом совершенно не оригинален — ни по целям, ни по методам. Только образование у меня оказалось получше, чем у большинства других реставраторов, и плюс еще знаменитое калабрийское упрямство… Я и оглянуться не успел, как с моей подачи в мясорубку угодили несколько тысяч субъектов. Многие — за дело, остальные — за кампанию. Так всегда бывает, если применяешь «Стандартную Процедуру Реставрации Идеала».

Семья. Она как-то незаметно появилась у меня в процессе применения «Стандартной Процедуры…». Очаровательная, порывистая и непосредственная девчонка — курсант школы военной разведки. INDEMI, или «Gestapo nostra», как выражаются отдельные акулы пера… Сейчас я поражаюсь своей тогдашней близорукости. Мне казалось, что Чубби, начав семейную жизнь, автоматически выпадет из этой военной обоймы. Как нетрудно догадаться, не она выпала, а я впал. А следом, впали наши подросшие дети.

Впрочем, даже если бы я знал все заранее, то, все равно привел бы в свой дом именно Чубби. Даже если бы я знал, что сегодня мне окончательно не повезет (какой-нибудь засранец стрельнет по моему чудному грузу, и я распадусь на фрагменты), то и в этом случае, мое тогдашнее решение осталось бы твердым и неизменным. Я — калабриец, я упрямый и тупой, как стадо носорогов. Как бы то ни было, я много чего успел в этой жизни, хотя… Да, много интересного можно еще сделать, но это зависит не только от меня, а и от того гипотетического засранца, который или стрельнет, или нет. Если я и жалею о чем-то, то только о том, что у девчонок вместо детства получилась какая-то сплошная спецоперация. Сейчас бессмысленно извиняться перед ними за это: они обе выросли такими, какими выросли — красивыми, умными, смелыми, замечательными… Прошлое — прошло, и невозможно себе представить, что они могли бы быть другими.

Так или иначе, все, что я сделал, более-менее закономерно привело меня сюда, на эту идиотскую войну, потому что я интуитивно понимаю: от того, что произойдет здесь, зависит то, выберется ли Чубби из этой непонятной ловушки. Joder! Если бы я знал в общих чертах, что в действительности делается с Тлалоком и как это связано с кучей концентрированного политического дерьма, то мне было бы гораздо проще… Но я ни черта не знаю, и вынужден тыкаться почти наугад. Да, наверное, есть люди, которым везет, они ни разу не попадают в такие ситуации. У них понятная жена, понятные дети, понятные дела. Я им завидую, но нет смысла думать, что получилось бы, если бы мне тоже вот так повезло. Ведь тогда на моем месте сейчас был бы совсем другой человек. Вернее, он был бы у себя на ферме, а не на моем месте. С чего бы везучему человеку оказываться за штурвалом плавучей таратайки, идущей с грузом бомб на прицепе по простреливаемому всякими засранцами ночному морю?

* * *

…Два 40-метровых широко-корпусных десантных катера класса LCUR, шли на юг с острова Пантар. До Макасара им оставалось два часа хода. Они везли батальон, 800 бойцов. Этот батальон, вне сомнения мог бы вытеснить с побережья Оекуси в горы группировку восточных тиморцев, потрепанную артобстрелом… Но этим катерам не суждено было дойти до цели. Бесшумные серые тени, напоминающие крупных чаек, спикировали из ночного неба, и ударили с разных сторон…

Нескольких сверхлегких мин-орнитоптеров (или птеродактилей) было недостаточно, чтобы разрушить бронированное судно водоизмещением 200 тонн, поэтому удары нацеливались в самые уязвимые точки: двигательные агрегаты на корме, и мостики надстройки, где располагались экипажи и узлы управления. Почти все десантники остались невредимы, и даже смогли быстро потушить локальные пожары. Но катера превратились в пассивные груды металлолома, дрейфующие посреди 40-мильного пролива между Пантаром и Тимором. Невеселое положение для пассажиров…

Этот эпизод войны остался незамеченным для Микеле Карпини. Несколько взрывов потерялись в десятках других взрывов от непрекращающейся артиллерийской дуэли между «Тахриром» негласно поддержанным индонезийской группировкой, и силами восточных тиморцев, негласно поддержанными океанийскими волонтерами Атауро.

Чтобы выдержать такой негласный режим, требовалась аккуратность и спокойствие. Полулегальному штабу индонезийской группировки не хватило ни того, ни другого. Чтобы получить плацдарм для атаки на крайнюю восточную тиморскую провинцию Тулуала, штаб отправил десантный контингент с индонезийского островка Кисар на островок Жако, отделенный от Тулуала узким проливом. Попытка тихой высадки не удалась — маленький номинальный атаурский гарнизон (дюжина волонтеров), открыл огонь, и тогда штаб приказал поддержать десант артиллерийским огнем с Кисара.

Начал раскручиваться маховик прямого вооруженного конфликта между «группами поддержки». Атаурские авиа-рэпторы атаковали боевые позиции и инфраструктуру противника на Кисаре, Ветар и еще пяти мелких островка, расположенных восточнее Атауро и севернее Жако. Это происходило в 200 милях к востоку от того места, где находился сейчас Микеле, и не было им замечено, но вот другая атака…

…Где-то далеко на северо-западе вспыхнуло мерцающее желто-оранжевое зарево, похожее на полярное сияние. Сам источник света был на небольшой высоте, и его заслоняла зазубренная линия гор центрального массива. Микеле оценил дистанцию дальномером, встроенным в бинокль, и получилось 65 миль. Это соответствовало действительности. Бесшумные летающие мины добрались до аэропорта Купанга, и поразили переливные узлы огромных емкостей с керосином. Воздушный мост для формирований «Тахрир» и для индонезийской группировки перестал существовать.

Акватория южнее Тимора. «Buenos Aires».

Два обыкновенных на вид малых контейнерных судна типа FerryCat, приняв на борт по дюжине 20-футовых контейнеров, вышли в море из порта Суаи, расположенного на южном берегу СРТЛ, и двинулись дальше на юг. Оказавшись в нейтральных водах, их экипажи, с помощью бортового крана, начали производить с контейнерами операции, которые любой моряк назвал бы идиотскими. Ну, какой нормальный человек будет устанавливать контейнер на ферму надстройки косо, под углом более 30 градусов к горизонту? Ситуация прояснилась, когда торцевые двери контейнеров были сняты и в небо уставились конические головные элементы 300-миллиметровых ракет. Любой военный эксперт узнал бы в таком контейнере пусковой модуль бразильской системы залпового огня «Astros», с дальностью стрельбы 50 миль.

Дальше пошла тяжелая работа. Аккуратно установить контейнер, выверить угол его наклона и ориентацию, выполнить пуск. Отдохнуть полминуты, наблюдая, как яркие факелы движков уменьшаются вдали и исчезают среди звезд в черном небе. Дальше — опять установка, наклон, ориентация, пуск. И полминуты отдыха. Начав эту работу примерно в 10 вечера, бойцы младшего командира Лон Бусана завершили ее около часа ночи. У бортов тонули последние сброшенные в воду контейнеры. Люди буквально валились с ног от усталости, но были счастливы. Они хорошо выполнили задание чрезвычайной важности для победы революции. Лон Бусан отдал приказ: «спустить шлюпки, покинуть суда». Еще полчаса тяжелого труда и вот, паруса подняты, можно отдохнуть, покурить и тихо поболтать со своими товарищами. Два брошенных судна неустановленной принадлежности, медленно и торжественно погрузились на дно на глубине 2000 метров. Кому интересно — пусть попробует поднять. Флаг ему в руки…

Разумеется, все станции слежения зафиксировали пуск 96 ракет из точки в 13 милях южнее Тимора, с апогеем 25 километров, но гуманитарная катастрофа еще не была объявлена, и никто даже пальцем не пошевелил, чтобы выяснить, куда и зачем они полетели, что было в боеголовках и каковы результаты их попадания.

Итак в 10 часов вечера 16 марта. В городке Кефаменано, расположенном прямо на транс-тиморской магистрали восток-запад, в 10 милях к югу от границы провинции Оекусси (выделенной территории СРТЛ), раскинулся лагерь центральной ударной группировки Тахрира с вооружением и боевой техникой. Формировалась автоколонна для движения к границе Оекусси и последующей атаки. В той стороне наблюдалось зарево — там что-то горело после массированного арт-налета ракетами «Кассам». В лагере царила обычная шумная суета, всегда сопутствующая таким массовым войсковым перемещениям.