День без любви

Она смотрела широко распахнутыми глазами на обезумевшего Николая и думала о том, что все это расплата за те долгие месяцы женского счастья и вседозволенности, которые она позволила себе, находясь в каком-то блаженном, полубессознательном состоянии, именуемом свободой. Слишком много граней она с легкостью переступила, сделала слишком большой и затяжной глоток наслаждения, чтобы остаться живой, чтобы не захлебнуться, не задохнуться.

– Ты собираешься меня убить? – спросила она, чувствуя, как пересохло в горле. Коля-Николай, муж, мужчина, за которым она была замужем, мужчина, которому она готовила фасолевый суп и стирала рабочую одежду, мыла голову и спину, поливая из ковша теплой водой. Да, когда-то они были очень близки. Хотя, быть может, именно сейчас они близки, как никогда.

И словно в подтверждение своих мыслей, она вдруг услышала:

– Мы же с тобой не чужие люди. Я понимаю: я убил твоего любовника. Но я ненавидел его, понимаешь? Я спать не мог, представляя, как вы с ним… вдвоем…

Он сидел перед ней тихий, с печальным лицом, и никак не походил на убийцу. Так, обыкновенный мужчина, выпивший бутылку-другую ракии и теперь внезапно протрезвевший. Он вел себя так, словно Биртан умер сам, своей смертью, а Николай оказался лишь свидетелем трагедии. Да, ему было жаль этого молодого парня, все-таки он умер, но – ни раскаяния во взгляде, голосе.

– Ты хочешь мне что-то сказать? Я чувствую это. Что? Снова отнесешь тело на заброшенную фабрику? Как ты теперь будешь жить после всего, что натворил? И как ты вообще мог ударить его ножом в горло? Он же не гусь, не утка, он был живым человеком!

– Говорю же, – промолвил он уже более нервно и даже зло. – Что прошло, то прошло. Мы с тобой – родные люди, с кем бы ты ни любилась. Ты не бойся меня, я не собираюсь ничего с тобой делать. Я – не убийца.

– Может, это не ты зарезал его?

До нее только сейчас начало доходить, что она видит не сон, а реально остывающее тело своего любовника. И он никогда больше не приедет к ней из Стамбула, не привезет рассыпчатое печенье, посыпанное семенами черного лука, или сладкую баклаву, не поцелует ее на пороге, не стиснет в своих объятиях и не будет больше в ее жизни того праздника, которым и был этот красивый и восторженный мальчик.

– Мы зароем его в саду. Больше негде. Я не рискну переправлять его на фабрику. Это опасно. К тому же, говорят, ее уже купили, там ведутся ремонтные работы. Зароем у тебя, по-тихому.

– По-семейному. – По щекам ее покатились слезы. – Как же я ненавижу тебя!

– Я знаю. Тем не менее ты должна мне помочь. Найди что-нибудь, во что можно завернуть тело.

– Джаид будет искать его, он перероет весь город, ведь он знает, где Биртан.

– Скажи, как ты могла? Вот так, сначала с одним, потом с другим? Раньше я не замечал у тебя такого… не скажу, чтобы ты вела себя как монашка, но и на мужиков не кидалась, да и меня не очень-то жаловала в определенном отношении.

– Ты считаешь, что сейчас самое время говорить на такие темы?

– Надо достать нож.

Он тяжело опустился на колени перед трупом и, обмотав руку носовым платком, взялся за рукоятку, потянул. Ирина закрыла лицо руками. А когда открыла глаза, Николай протягивал ей нож, уже без платка:

– Подержи минутку.

И она взяла нож. И, когда уже взяла, поняла, что он задумал. Губы ее растянулись в холодной улыбке.

– Возьми его как следует, покрепче, чтобы лучше получились отпечатки пальцев, – произнес он с легкой усмешкой. – Ты-то мне не поверила тогда… что я не убивал Стефана, вот попробуй теперь сама убедить полицейских в том, что это не ты зарезала своего любовника!

– Коля, ты не сделаешь этого… не сделаешь… – Она отшвырнула от себя нож, он упал на пол – тяжело, страшно.

– Конечно, не сделаю. Сколько тебе можно повторить: мы же с тобой не чужие люди. Сможем договориться. Так ты согласна, чтобы мы закопали его в твоем саду?

– Да. Конечно.

– Сознайся, ты вот все никак не могла выбрать из них, двоих… – Николай носком ботинка тронул лежавшее на полу тело. – Как видишь, я помог тебе с выбором. Извини, если он не совпал с твоими желаниями. Но его отец, как мне думается, тоже неплохая партия. Кажется, он богат. И все-таки… Расскажи, как ты нашла золото? И кто знает о нем? Биртан знал?

– Прекрати! Разве сейчас нужно думать о золоте?

– О золоте надо думать всегда. Ты же думала, когда позволяла себя любить этим двоим… туркам? Или просто терпела, пока они обхаживали тебя по очереди, мечтая о том, как ты разыщешь клад? Как все случилось? Где ты нашла монеты?

– А ты откуда знаешь о монетах?

– В городе появились монеты. Узкий круг людей, в том числе и один мой человек, приближенный к приятелю Румяны, были посвящены в это. Они очень активно искали покупателя. Каждый мечтал о процентах.

Она знала, что он лжет. Монеты она продавала постепенно, и далеко не все шли через Румяну, а что касается золотых украшений и статуэток (оказалось, что это византийские статуэтки микенского периода), то покупателя она нашла в Софии. Коля же просто пытался ее разговорить, а заодно и разозлить.

– Я нашла их в погребе, где семья хранила туршию, – сказала она, чтобы прекратить этот разговор. – Спустилась следом за той женщиной, Наргихан. Мы вместе готовили обед. Она рассказывала мне рецепт туршии, предложила спуститься вниз, посмотреть.

– И что?

– Ничего. Просто я увидела, что под домом – большой погреб или подвал, не знаю, как правильно сказать. Там все цивилизованно, аккуратно, я и представления не имела, где там что-то искать. Повсюду полки, банки, огромные пластмассовые бидоны с маринованными овощами. Словом, на следующий день я спустилась туда сама, стала тихонько простукивать стены. Наргихан ушла на рынок, мужчины отправились по делам.

– И что? – Глаза Николая заблестели. – Ну же!

– Я не знала, зачем я это делаю, ты же и сам понимал, когда вез меня в Стамбул, что я не верю в этот клад. Но раз уж я оказалась волею судьбы в этом доме… Я просто так простукивала, безо всякой надежды. И вдруг мне показалось, что звук изменился, стал более пустым, пространственным. Я взяла камень, которым была придавлена крышка бидона, и стукнула по стене, потом еще раз. А потом, разозлившись, я стала бить с силой, словно для того, чтобы доказать себе, что никакого клада нет. И вот тогда в стене образовался небольшой пролом. Глина треснула и засыпала несколько банок. В стене я увидела дыру, просунула туда руку…

Ей показалось, что Николай впал в анабиоз: он не шевелился, даже глаза его не мигая смотрели куда-то мимо нее, в пространство. Он видел то, что увидела там, в том доме, она.

– Потом все было как во сне. Я достала кувшин, открыла крышку… с трудом. Я ужасно нервничала, боялась, что меня там застанут. Первым делом я спрятала кувшин за банки. А уже потом стала прибираться там, смела глину, грязь, дыру заставила большим бидоном. Потом поднялась наверх и, убедившись в том, что никто еще не вернулся, дом пуст, подняла кувшин и спрятала в своих вещах, в дорожной сумке.