Чтение онлайн

ЖАНРЫ

День без вранья

Токарева Виктория

Шрифт:

Я все это понимаю, поэтому хожу к Нине редко — в тех случаях, когда она больна и когда мы ссоримся.

С Ниной мы знакомы пять лет, но наши отношения до сих пор не выяснены. За это время у нас было много хорошего и много плохого.

У меня такое чувство, будто сам господь бог поручил мне заботу о ней. И я не знаю, то ли жить без этого не могу, то ли мне это ни к чему.

Я до сих пор не знаю, поэтому мы ссоримся.

Вчера снова поссорились, и я опять не знаю, так ли необходимо идти к ней с цветами. Но я представляю, как она отрывисто смеётся,

курит папиросу за папиросой, говорит всем, что наконец-то отделалась от меня, и не спит ночь. И вот я иду к ней после работы, чтобы она перестала курить и спала ночью.

Откровенно говоря, когда мы ссоримся, я начинаю думать о себе хуже, чем это есть на самом деле, а о Нине лучше. Начинаю смотреть глазами Нининой мамы. А мне хочется видеть себя глазами Нины.

Открыла мне соседка — неправильно сосчитала количество звонков.

В квартире Нины живёт восемь семей, и на двери прикреплён списочек всех жильцов в алфавитном порядке Против каждой фамилии проставлено количество звонков.

Против Нининой фамилии — восемь звонков, потому что начинается она с буквы "я" и стоит, естественно, последней.

Каждый раз, когда подхожу к двери, я думаю, что если нажимать кнопку редко, пережидая после каждого звонка, то в квартире, как в мультфильме, изо всех дверей в алфавитном порядке будут высовываться головы. Высовываться и слушать.

Я быстро звоню восемь раз. Представляю, как при этом все квартиросъёмщики бросают свои дела и начинают торопливо считать, шевеля губами.

Сегодня мне открыла соседка, её фамилия начинается с буквы "ш" и стоит в списке перед Нининой. Она часто отпирает мне дверь, и мы хорошо знакомы.

Когда я вошёл в комнату, Нина чертила, нагнувшись над столом, с умным видом рисовала кружок. Весь лист величиной с половину простыни был изрисован стрелочками, кружками и квадратиками.

Увидев меня, Нина перестала чертить, выпрямилась и покраснела от неожиданности, радости, от обиды, которая ещё жила в ней после ссоры, и оттого, что я застал её ненакрашенной.

Моя Нина бывает красивая и некрасивая. Бесцеремонная и застенчивая. Умная и дура. Её любимый вопрос:

«Хорошо это или плохо?» — и каждый раз я не знаю, как ей ответить.

Мать поздоровалась со мной приветливее, чем обычно, и, прихватив соль, ушла на кухню. Я понял — она в курсе наших дел.

Я разделся и сел на диван. Нина снова принялась чертить. Мы молчали.

Она, видно, собиралась сказать мне нечто такое, чтобы я понял раз и навсегда, но ждала, когда я начну первый.

А я не начинал первый, и это злило её.

Телевизор был включён. Шла передача «Встреча с песней». За столом сидели действующие лица и их исполнители, вели непринуждённую дружескую беседу в стихах.

Время от времени все замолкали, за кадром включали песню — тогда один из артистов принимался старательно шевелить губами. Артист, изображающий лётчика, спел подобным образом две песни — одну тенором, а другую басом.

Когда передача закончилась, диктор стал перечислять фамилии тех, кто эту передачу готовил.

Я подумал: хорошо бы всей этой компании приснилась ночью радуга.

— Валя! — Нина отложила карандаш. Не выдержала.

— Прежде всего я хочу знать, за что ты меня не уважаешь?

Все-таки лучше, если бы она была только умная.

— С чего ты взяла, что я тебя не уважаю?

— Мы договорились в семь. Я ждала до семи пятнадцати, стояла как не знаю кто… Я не говорю уже о любви, хотя бы соблюдай приличия…

Последнюю фразу Нина придумала не сама, заимствовала её из немецкого фильма «Пока ты со мной» с Фишером в главной роли.

— Я пришёл в семь шестнадцать, тебя не было, — сказал я.

— Почему ты пришёл в семь шестнадцать, если мы договорились в семь?

— Я не мог перейти дорогу: там, возле метро, поворот — и не поймёшь, какая машина свернёт, какая поедет прямо.

— Ну что ты врёшь?

— Я не вру.

— Значит, считаешь меня дурой…

— Иногда считаю.

Нина посмотрела на меня с удивлением. По её сценарию я должен был сказать: «Брось говорить глупости, я никогда не считал тебя дурой».

Тогда бы она заявила: «И напрасно. Я действительно круглая дура, если потратила на тебя лучшие годы своей жизни».

Но я путал карты, и Нине пришлось на ходу перестраиваться.

— И напрасно… — сказала она. — Я все вижу. Все.

Что там она видит? Будто дело в том, пришёл я в семь или в семь шестнадцать. Главное, что я не делаю предложения.

— Что ты видишь? — спросил я.

— То, что ты врёшь, — Нина побледнела сильнее, наверное, действительно не спала ночь.

— Когда я говорю правду, ты не веришь.

— Ты не думал, что я вчера уйду…

Я понял, Нина решила не перестраиваться, а просто сказать мне все, что приготовила для меня ночью.

— Ты привык, что я тебя всегда жду. Пять лет жду. Но больше я ждать не буду. Понятно?

Вот тут бы надо встать и сделать предложение. Но я молчу.

Где-то в казахстанской степи есть сайгаки — такие звери, похожие на оленей. Я их видел в кино. Сайгаки эти жили ещё в одно время с мамонтами, но мамонты вымерли, а сайгаки остались и, несмотря на своё древнее происхождение, бегают со скоростью девяносто километров в час.

Ленька Чекалин рассказывал, как охотился ночью с геологами на грузовике. Если сайгак попадает в свет фар, он не может свернуть, наверное, потому, что ночью степь очень чёрная и сайгак боится попасть в черноту.

Представляю, что он чувствует, когда бежит вот так, я очень хорошо представляю, поэтому не хотел бы охотиться на сайгака. Но вцепиться в борт грузовика, ощутить всей кожей пространство и видеть в высветленном пятне бегущего древнего зверя я бы хотел.

Если бы меня после института на оставили в Москве, я, может, увидел бы все это своими глазами. Но меня оставили в Москве, и я боюсь, что теперь никуда не поеду. А если женюсь на Нине, то вообще, кроме Москвы и Московской области, а также курортных городов Крыма и Кавказа, ничего не увижу.

Поделиться с друзьями: