День Гагарина

— Ракета вот уже который пуск показывает себя с самой лучшей стороны, — поддержал я Воскресенского. — Системы корабля также неплохо отработаны… Серьезных оснований для беспокойства я не вижу.

Королев слушал не перебивая.

— Конечно же, Сергей Павлович, если вы настаиваете, можно и расширить объем предстартовых испытаний, скажем, повторить их дважды, но я против того, чтобы что-либо изменять или вводить что-то новое, непроверенное…

Королев выслушал наши возражения.

— Все это так, — продолжал он, — и то, что ракета к сегодняшнему дню проявила себя неплохо, и то, что системы корабля и документация многократно проверены и отработаны. Все это правильно… Но ведь и ту «гнусную» завязку, как и многие другие, мы обнаружили тогда, когда уже имели определенную положительную, статистику испытаний! Хорошо, что это была система измерений. Это еще полбеды. А что было бы при наличии какого-то скрытого дефекта в жизненно важной системе ракеты или корабля?

Главный конструктор как-то сразу преобразился, глаза его сверкали, на щеках проявился нервный румянец. Чувствовалось, что возбуждение, владевшее им, есть реакция на те сомнения, которые одолевали Королева и которые ни он сам, ни с нашей помощью до конца преодолеть не мог.

— Вы понимаете, что мы не можем, не имеем права не обнаружить, пропустить такой скрытый дефект?

Он не спрашивал. Он утверждал. В то же время Главный понимал, что сомнения при познании нового обычны и естественны. Они возникают даже тогда, когда, казалось бы, все проверено и перепроверено. Без риска не может быть движения вперед. Но риск должен быть обоснованным и сведенным к минимуму. Это Королев повторял нам, испытателям, не единожды. И весь наш разговор, пожалуй, больше свидетельствовал о том, что Главный, приняв свое окончательное решение, еще и еще раз проверял, все ли им учтено, «созрели» ли мы для такой ответственной работы.

Нужно было иметь большое мужество и смелость, чтобы взять на себя всю полноту ответственности за этот великий эксперимент, который впервые в истории человеческой нам предстояло осуществить. Не всякому руководителю такое по силам, не каждый способен пойти на такой подвиг. К этому надо было готовиться всю жизнь!

— Человека пускаем, — сказал он скорее себе, чем нам.

Да, были тревожные мысли, были сомнения, иногда, наверное, приходила и противная, липкая оторопь, казались очень длинными бессонные ночи — все это наверняка было! Но, собрав в кулак всю свою железную волю, Сергей Павлович Королев, не сворачивая, год за годом шел к своей заветной цели. И вот она совсем близка..

По еще пустому старту гулял неуемный ветер. Высоко взметнувшееся над бескрайней степью, это железобетонное сооружение было открыто ветрам всех направлений. Захваченная поутру меховая куртка была в самый раз.

Появление на старте Главного конструктора не осталось незамеченным. Прервав инструктаж стартовой команды, ее руководитель поспешил нам навстречу. Уж он-то очень хорошо знал, как любил Королев порядок, и начинался этот порядок со встречи Главного на своих рабочих местах и доклада о ходе дел.

Воскресенский приотстал, и, когда руководитель стартовой команды приблизился к нам метров на десять, Королев вдруг резко сбавил шаг, пропуская меня вперед. Посчитав неудобным нарушать «субординацию», я тоже мгновенно «нажал на тормоза», в результате стартовик оказался между нами обоими. Он был озадачен: кому же из нас докладывать? Замешательство длилось недолго, и, попеременно глядя то на Королева, то на меня, своего непосредственного начальника, он доложил нам обоим:

— Все стартовое и вспомогательное оборудование к приему ракетно-космического комплекса готово!

Задубленное, обветренное, обожженное солнцем красновато-коричневое лицо этого человека было суровым и сосредоточенным. Сколько я знал его, он большую часть времени находился на старте: и зимой, и летом. Это и наложило отпечаток на его внешность. Пожимая ему руку, Сергей Павлович не преминул шутливо поддеть стартовика:

— Н-да, Владимир Гаврилович, а ведь не будет вам продвижения по службе. Чует мое сердце: не будет!

Своей излюбленной «подначкой» по поводу «продвижения по службе» Королев пользовался не часто и только по отношению к тем, кого хорошо знал и уважал. Стартовик был умелым организатором, знающим специалистом-практиком, но, к сожалению, возраст этого незаурядного испытателя не позволял надеяться на получение им высшего образования. Это тяготило и его самого, заставляя задумываться над будущим. Шутка Главного, по-видимому, затронула его больную струну, это не ускользнуло от наблюдательного Королева:

— Не обижайся, старина. Я просто так… И уже в мою сторону:

— Исключительно дельный человек! Давно его знаю, еще с первых ракет… Работяга!

Было приятно, что еще один испытатель космодрома получил достойную оценку не слишком-то щедрого на похвалы Главного конструктора. Впрочем, надо отдать должное Королеву: он не упускал случая отметить специалиста космодрома, который своей испытательской хваткой, глубокими знаниями и отношением к делу хотя бы раз обратил на себя его внимание. Зорок был глаз Сергея Павловича. Ох как зорок! Ну, а о его памяти на хороших работников и говорить не приходится… Дай бог каждому руководителю такого ранга иметь такую память!

Миновав въездные ворота и плавно покачиваясь на стрелочных переходах, тепловоз с установщиком приближался к старту.

— По местам! — прозвучала команда по громкой связи, многократно усиленная динамиками. Дробь каблуков испытателей, бегом занимавших свои места, еще раз возвестила о начале работы на старте. Тепловоз дал короткий предупредительный гудок и, протолкнув установщик еще на несколько метров, остановился. Юркий железнодорожник в один миг поднырнул под платформу прикрытия, быстро проделал свои манипуляции с автосцепкой и так же быстро выскочил обратно. Свисток. Отмашка желто-зеленым флажком. И тепловоз, вновь взревев дизелями, тронулся в обратный путь, оставив ракету на месте…

«Интересно, чем заняты сейчас Гагарин и Титов? — мелькнула мысль. — Наверное, спят еще». Но тут же меня отвлек кто-то из стартовиков, и я снова переключился на дело.

Стартовая система была готова к приему ракеты. Ее поворотный круг, служивший основанием для всех остальных металлоконструкций, был вполоборота развернут и обращен к железнодорожной колее широким проемом между массивными основаниями-опорами двух несущих стрел. Две другие стрелы и опора кабель-заправочной и верхней кабель-мачты находились на противоположной стороне. Именно через этот проем, куда свободно проходила часть носителя, ракета и должна была устанавливаться в стартовую систему. Обе мачты, чтобы не мешать этому процессу, находились в откинутом от центра поворотного круга положении.

Сами несущие стрелы также были в «развале». В таком положении они образовывали четырехлепестковый венчик огромного диковинного цветка (некоторые сравнивали его с тюльпаном, но у меня почему-то такой ассоциации не возникало). Опущенные горизонтально и почти лежащие на бетоне, фермы обслуживания скорее походили на широко распростертые руки радушного хозяина, готового заключить в свои объятия дорогого и желанного гостя.

— Установить ракету в стартовую систему! — вновь включилась громкая связь. И в тот же момент установщик облепили со всех сторон люди. Одни снимали ограждение на проеме поворотного круга, освобождая дорогу ракете, другие, ухватившись за толстый резиновый кабель, сматывали его с барабана установщика и, словно черную змею, подтягивали к силовой распределительной коробке. Операторы уже «колдовали» в кабине своего агрегата, готовясь начать основную работу. Вскоре глухо завыли моторы, и установщик стал медленно, самоходом, подтягиваться к поворотному кругу. Дойдя до упора, он остановился, а затем, опираясь на два домкрата, начал медленно приподниматься. Так «выжимается» на руках ничком лежащий человек, выполняющий гимнастические упражнения.