День Гагарина
Шрифт:
Старт ракеты никого не оставил равнодушным. Не скрывали своего восторга и космонавты. Королев, лукаво улыбаясь, спросил: «Ну, как запуск? Первый сорт?»
Перебивая друг друга, все шестеро делились впечатлениями, за которыми чувствовалась уверенность в высоких качествах отечественной ракетно-космической техники.
— Совсем скоро, дорогие мои, вот так же будем провожать одного из вас, — сказал Сергей Павлович. И тут же добавил — Не беспокойтесь, всем дела хватит. Все вы будете первыми, только каждый в чем-то своем…
В начале марта 1961 года, то есть ровно через год после создания Центра подготовки космонавтов, в Звездный прибыла высокоавторитетная межведомственная комиссия. Ее задача состояла в том, чтобы оценить результаты нашей работы по обучению и предполетной подготовке первых воспитанников: Гагарина, Титова и других. Им предстояло держать экзамен «на космонавта».
А по
Все шесть экзаменующихся получили от специалистов Центра аттестацию самого высокого достоинства — все были рекомендованы кандидатами на первый полет в космос. Члены комиссии, обстоятельно изучив представленные материалы и подвергнув комплексному экзамену наших выпускников, убедились в обоснованности заключений и выводов, вынесенных нашими специалистами, в отличных знаниях выпускников. Межведомственная комиссия подтвердила готовность к полету всех шести, теперь уже дипломированных, космонавтов в соответствующем протоколе, ныне ставшем историческим документом. Вместе с тем техническое руководство проектом «Восток», возглавлявшееся С. П. Королевым, и Государственная комиссия запросили от Центра подготовки космонавтов обоснованного предложения по кандидатурам космонавта для осуществления первого космического полета и его дублера. По правде говоря, к ответу на такой запрос мы стали готовиться с того памятного дня, когда в конце лета 1960 года была образована и начала свою предполетную подготовку «авангардная шестерка». Поэтому вопрос о лидере и очередности в этой группе практически не снимался с повестки дня.
Некоторые журналисты уже после 12 апреля 1961 года восторженно утверждали, что-де даже невооруженным глазом видно всякому, что для первого полета в космос нужен был именно Юрий Гагарин — с его добрым русским лицом и лучезарной улыбкой…
Спорить с авторами такого рода высказываний не стану. Первый космонавт планеты и внешним обликом, и своими человеческими качествами снискал горячие симпатии по праву. Но все же должен со всей определенностью сказать, что специалистам, проводившим подготовку космонавтов и выбор первого из них, тот самый «вооруженный глаз», которого не требовалось журналистам, был необходим. Иными словами, требовались объективные, документально подтвержденные оценки и заключения, а не просто личные симпатии. Так вот, постоянно сопоставляя и сравнивая между собой всех слушателей первой группы, специалисты все чаще сходились на том, что предпочтение при выборе лидера должно быть отдано Гагарину. Никаких натяжек при этом не допускалось. Все было честно и объективно.
Итак, предложение Центра не заставило себя ждать: первым кандидатом на полет был выдвинут Гагарин, его дублером — Титов. Гагарин, конечно, знал, что специалисты Центра именно его предложили кандидатом на первый полет. Однако хорошо понимал: да утверждения этого решения Государственной комиссией лучше не думать, что так оно и будет. А вот потом, годы спустя, даже среди тех, кто имел отношение к подготовке и выбору первых космонавтов, появились люди, утверждавшие, что чуть ли не они лично предложили и настояли послать в космический полет Гагарина. Подобного рода «признания» поначалу удивляли и огорчали, так как они не имеют ничего общего с действительным положением вещей. В определении «лучшего» и «первого» лишь коллективное мнение способно играть решающую роль. Для такой работы, собственно говоря, и была создана единственная по своему назначению своеобразная школа космонавтов. Ради выяснения многих требуемых для дела, но скрытых в человеке способностей психофизиологического характера медикам и было дозволено «терзать» кандидатов в космонавты. Только всесторонние проверки, испытания, целенаправленные занятия и тренировки могли позволить специалистам сформировать обоснованные оценки возможностей того или иного человека. И при этом нести служебную ответственность за вынесенную рекомендацию. А лежала эта ответственность на коллективе Центра подготовки космонавтов, который, пользуясь выражением С. П. Королева, «по закону
и по совести» выполнял порученное дело.Со временем я стал спокойнее относиться к высказываниям, в которых вольно или невольно человек несколько преувеличивал свою роль в выборе космонавтов. Склонен думать, что людям, причастным к событиям исторического масштаба, можно простить подобную слабость.
5 апреля 1961 года, то есть через две недели после первого посещения космодрома, группа космонавтов вновь отправилась на Байконур. Но теперь уже для прямого участия в грандиозном событии. Вылетели двумя тройками (одна — с Гагариным, другая — с Титовым) на двух самолетах Ил-14. Я оказался в группе с Гагариным и Поповичем. С нами и генерал Н. П. Каманин.
Вновь и вновь возвращаюсь мысленно к предстоящему полету в космос, пытаюсь представить, что думают космонавты о связанном с ним риске. А они увлечены шахматной партией. Мне же было не до шахмат, хотя я и неравнодушен к ним. Наверное, вид у меня был озабоченный. Гагарин заметил, подсаживается в соседнее кресло, заводит разговор:
— Да вы не переживайте, Евгений Анатольевич, все будет хорошо. Вот увидите.
И попросил:
— Ведь вы войну прошли. Расскажите, как это было? Начинаю с того, как в блокированном фашистами
Ленинграде довелось ускоренно заканчивать Военно-медицинскую академию, как до конца 1941 года под непрерывными бомбежками и артиллерийскими обстрелами работал в госпиталях, оказывая помощь раненым защитникам героического города, которых с поля боя доставляли на обычных трамваях. Потом назначили меня старшим врачом авиационного полка, а затем начальником медицинской службы авиационной дивизии. С весны 1942 года и до конца Великой Отечественной обеспечивал боевую деятельность летчиков. И даже выучился с помощью друзей летать на легкомоторном ПО-2. Война для нашей дивизии, как и для всех участников штурма остервенело сопротивлявшейся фашистской крепости Бреслау, закончилась только 12 мая 1945 года. Дальше я рассказал Юрию о том, как в 1947 году меня отозвали для научно-исследовательской работы. Принимал участие в разработке актуальных проблем отбора и специальной авиамедицинской подготовки военных летчиков, рекомендаций, направленных на оптимизацию летного труда и повышение безопасности полетов средствами и методами психофизиологического характера. Довелось работать с испытателями, которые проверяют на себе эффективность и надежность технических средств защиты от неблагоприятных факторов полета, обеспечения автономного пребывания человека в искусственно создаваемых условиях, а также различные средства спасения летных экипажей при авариях.
Гагарин в свою очередь рассказал о своих встречах и беседах с испытателями бортовых систем «Востока».
— Вот это люди, — восхищенно говорил Гагарин, — никакого риска не боятся, от многих неприятностей избавят нас в предстоящих полетах.
Потом помолчал и произнес:
— А ведь мы тоже испытатели…
— Именно так и есть, — ответил я ему. — Ну, а о себе больше рассказывать мне нечего. Жену и трех дочерей моих вы хорошо знаете, живем рядом.
И тут, признаюсь, захотелось мне обнять этого молодого и очень симпатичного человека. За его любознательностью я остро почувствовал большую человеческую доброту, внимательность, душевность натуры. Ведь неспроста затеял Гагарин эту беседу, старался отвлечь меня от нелегких раздумий.
На аэродроме нас встречало много народу, включая Главного конструктора и его сподвижников.
Надо сказать, что и при первом появлении космонавтов на Байконуре не было недостатка в проявленном к ним интересе, как, впрочем, и в заботе о них. Теперь же этот интерес возрос до такой степени, что меня это стало настораживать… Понять окружающих нетрудно. Всем хочется посмотреть на первых космонавтов, поговорить с ними, а то, если повезет, и узнать, кто из них станет первым. Однако число любопытных так быстро росло, что это могло вывести из устойчивого равновесия даже человека, привычного к подобному вниманию.
Привелось мне быть свидетелем того, как воспринял Юрий Гагарин свое назначение командиром первого пилотируемого корабля-спутника «Восток». После короткого доклада С. П. Королева о полной готовности ракетно-космического комплекса и космического корабля, а также сообщения генерала Н. П. Каманина по составу экипажа на первый полет председатель Государственной комиссии объявил окончательное решение. Едва он назвал фамилию «Гагарин», как все участники заседания обратили свои взоры на избранника. Юрий, будто с трудом осознавая происшедшее, сидел недвижим. Но то был только миг. Быстро справившись с нахлынувшими чувствами, он резко встал и вдруг просиял счастливой улыбкой. Волнуясь, стал благодарить за оказанное доверие, заверил, что задание выполнит, как надлежит офицеру и коммунисту.