День гнева

Ева попятилась, но непокорный характер, доставшийся ей в наследство, видимо, от отца, взял свое. Тряхнув головой, она отогнала сомнения и, не размениваясь на стук, распахнула дверь.

Из-за плотно задернутых штор, несмотря на позднее утро, в спальне царил полумрак. Кровать была не застелена, Алекс еще спал. Ева задержалась на пороге, не зная как поступить: разбудить парня или вернуться в коридор и прикрыть за собой дверь. Второй вариант нравился ей больше, и она собралась претворить его в жизнь, когда поняла, что на кровати Алекс не один. Не даром детей учат стучать, перед тем как войти в чью-либо комнату, пора бы и ей овладеть этим навыком и перестать вламываться в чужие спальни.

Ева пожалела, что с некоторых пор отлично видит в темноте. Рядом со старшим братом была не кто-нибудь, а Вика! Молодые люди не спали, а самозабвенно целовались, словно в их ДНК не было общих аллелей.

— О боже!
– выдавила из себя Ева.

Виктория обернулась. На припухших от поцелуев губах играла циничная усмешка.

— Не упоминай имя Бога всуе. Он может обидеться. Поверь, ты не захочешь иметь такого врага, — Виктория завернулась в простыню и жестом пригласила Еву войти.
– Заходи, раз уж пришла.

— Это отвратительно!

— Не вижу ничего отвратительного в удовлетворении дарованных нам природой инстинктов, — Алекс поднялся с кровати.

Ева зажмурилась, так как парень был в чем мать родила, но успела отметить какая гладкая у него кожа, широкая спина и узкие бедра. Она прикрыла глаза руками, избегая искушения подсмотреть. По звукам определив, что Алекс одевается, она боязливо приоткрыла глаза, когда он покончил с этим занятием.

— Дело не в инстинктах, а в том с кем ты их удовлетворяешь, — Ева осуждающе поглядела на Вику. Смотреть на нее было куда проще, чем на Алекса в джинсах и с оголенным торсом. Хуже всего то, что парень осознавал, в какое замешательство приводит Еву его вид, и получал удовольствие от ее смущения.

— Вы брат и сестра!
– выкрикнула Ева. Мир вокруг сошел с ума, и только она одна еще способна здраво мыслить.

— О, милая, мы невольно ввели тебя в заблуждение, — Виктория изящно встала с кровати. — Хоть мы и одна большая семья, но кровно мы не родственники. По крайней мере, не близкие. Разве что двоюродные или троюродные сестры и братья, а браки между ними, как известно, практикуются издревле.

— Что?
– прошептала Ева.

— Мне жаль, что ты так долго заблуждалась, — на лице Вики читалось, что ни капельки ей не жаль. Наоборот она испытывала садистское наслаждение от происходящего. И Алекс, наблюдая за сценой со стороны, давал ей возможность вкусить его сполна.

— Алекс не сын Сергея? Но они так похожи!

— Алекс как раз единственный из нас, кто действительно ребенок Сергея, — Виктория разжала пальцы, и простыня упала к ее ногам, открывая вид на безукоризненное тело. Даже Ева, не отдавая себе в этом отчета, любовалась девушкой, пока та неторопливо одевалась.

— Но что стряслось с твоими родителями?

— Считай, что у меня их нет.

— Где ты росла?

— О, я выросла в прекрасном месте. Возможно, ты о нем слышала. Его часто упоминают в детских страшилках. Там живут акулы, там живут гориллы, там живут большие злые крокодилы. Будут вас кусать, бить и обижать, не ходите, дети, вы туда гулять, — Виктория, изменив слова на свой лад, процитировала стишок Чуковского и рассмеялась.

Ева, не желая и далее принимать участие в этом фарсе, развернулась на сто восемьдесят градусов и пулей выскочила из спальни. Голова раскалывалась от кучи новой информации. Мир, к которому она кое-как привыкла, в очередной раз изменился до неузнаваемости.

У нее появились родные. Пусть они отличались от других людей, но лучше иметь такую семью, чем вообще никакой. А теперь выходило, что это иллюзия. Глупый розыгрыш. Никакая они не семья. Они друг другу даже не родственники. Как там сказала Вика: "По крайней мере, не близкие".

На глаза навернулись слезы. Ева сбежала вниз по ступенькам, плохо соображая, куда направляется. Свернула к входной двери, но вспомнила, что та заперта, а ключ у нее отобрали. Тогда, вытирая на ходу глаза, она устремилась в библиотеку — место, где можно побыть наедине со своими горестями.

Спертый воздух библиотека пропитался типографской краской от книг, но для Евы этот запах ассоциировался с безопасностью. Здесь она пряталась от пьяной матери все свое детство. Она забилась в дальний от двери угол, закрыла лицо руками и разрыдалась. По-настоящему она не плакала с тех пор, как мама впервые напилась. Слезы - признак слабости, а ей приходилось быть сильной.

Растирая по щекам соленые капли, Ева не услышала, как дверь в библиотеку открылась. Раздались легкие шаги, и перед ней на корточки присел парень. Убрав руки от ее лица, он недовольно прищелкнул языком.

— Эдак и до разрыва сердца недолго себя довести. Стоит ли так убиваться?
– в голосе Алекса не сквозило и тени свойственной ему насмешки. Достав из кармана носовой платок, он промокнул Евины слезы.

— Вы мне не родственники. А Сергей мне не отец, — пробормотала она сквозь рыдания. Конечно, Алекс последний с кем стоит обсуждать проблемы, но он единственный, кто оказался рядом, а ей необходимо было выговориться.

— Допустим, так и есть, — кивнул он.
– И что с того?

— Как это: что с того?
– от удивления она перестала плакать.
– Я думала, мы семья.

Александр вздохнул, сел на пол рядом с Евой и прислонился к книжной полке:

— Ты нас терпеть не можешь. Разве ты не должна плясать от радости?

— Вы мне не нравитесь, но это не значит, что я снова хочу остаться одна. Я всю жизнь была одна, — призналась она.
– Это непросто.

— Ты больше никогда не будешь одна, — он погладил ее по щеке, и по телу Евы пробежали искорки. - Обещаю.

Ева впервые обратила внимание на то, какие глубокие у Алекса глаза, словно два омута. В них легко утонуть. И цвет у них непередаваемо сложный, будто кто-то специально наносил один мазок за другим в попытках достичь идеала. Когда он смотрел вот так, безо всякой издевки, черты лица разглаживались, и он выглядел моложе и ранимей.

На краткую долю секунды Еве показалось, что они найдут общий язык. Но во второй раз скрипнула дверь библиотеки и мираж рассеялся. Губы Алекса сложились в жесткую ухмылку, и он опять превратился в бездушного монстра, лишенного сострадания.

— Я слышал, ты плакала, — Макс был обеспокоен.

— И ты, конечно, предположил, что это я довел бедняжку до слез, — Алекс поднялся.

— А разве нет?

— Так все и было. Ты меня раскусил, — он направился к двери.
– Оставлю вас одних. Убежден, что ты, Макс, сумеешь залечить нанесенные мной раны.

— Что он тебе сказал?
– Максим повернулся к Еве, как только они остались вдвоем.

— Ничего, — она встала с пола.
– Он был довольно мил, пока ты не пришел.