«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.

Алексей Уморин

В час между кошкой и собакой, В шагах от золота — под дракой В крови меж русским и евреем мы одинаково стареем. И одинаково взлетают с деревьев голых птичьи стаи в пути меж голодом и веком над головою человеков. …И одинаковы пороги, И удивительны ответы И, стоя точно на пороге под сетования поэтов, высокий, тонкий месяц щелкой полуоткрытой дверцы в небо, пускает маленькое сердце туда, где не был.

Ожидание

Тревожно спали у глухой воды орлы, собаки… И частицы хлеба Плоились сверху через сита неба, Изглаживая робкие следы. Тревожно спали в доме у воды, прижавшись тесно, дети вперемешку. И даже Змей таил свою усмешку, И воды сами в небеса текли. Тревожно спали кольца и желанья, Мечи и вазы, утра, расстоянья, Хлеб спал, трава, но рыбы шли: Ведь реки с ними к небесам текли. Тревожно спало… Лишь Звезда сияла! Как будто бы в последний раз играла, Как будто вновь за ней волхвы пошли.

Песок

Быть секутором, жестким. Пересекать напрямик, вопреки теореме, синусам и задаче бесконечными пыльными — материк. Азию, — лентами неудачи рассекать зеркала себя — сухожилья, хрящи ломких воинов, скованных из железа, уходить под дожди, презирая плащи, Архимеду в песочницу «Бесполезно» бросить, шагая в последний бой, статер в поясе завещать гетере, чей подарок, увы, причиняет боль, но был искренним. В их манере… Что останется? Сын в метрополии. Снег не увиденный — варвары явно лгали. — Век тысячелетия, где прорех больше, чем мы их прорубали.

Живой

Для того ты и есть — живой, в тонкой коже, чтобы видеть конвой туч зелёных без ножек. …Туч весёлых, витых, на закаты летящих. — Ты затем и в живых, чтобы видеть их чаще. …Трогать дёсны волны. Языки океана. Века тонкого сны. — Кораблей караваны в ванной из пузырей составлять. И куда-то плыть. Покуда теней Царство медлит. Разъято.

Время меда

И времени капли стекают, как мёд, И капли, как мёд, на ладонь налипают, Где линии века случайные тают Как — крестиком — тот самолёт… Не тронь И не двигай под мёдом ладони: Пчела пролетит и качнётся вслед донник, Как нота, — наверное, лучше — бемоль… Как взмах дирижёра невидимой птице Поющей вверху, Нет, — смычок для зарницы, Струну натянувшей у неба в меху. Стой так… — пока капают сладкие капли, Ладони подняв. — Видишь, солнце на ватке, На нитке пускает пчелу между трав

В стекле

Когда спасаюсь в ванной от беды Я холодно в глаза себе гляжу и Рукою под струёй воды вожу, и — И так спасаюсь в ванной, от беды. Когда спасаюсь в ванной от стыда Водить рукой, в глаза глядеть — без толку. Исчезнуть бы, растаять втихомолку! Сухой наощупь кажется вода. Когда спастись пытаюсь от любви Бессмысленной, ненужной, непонятной, Заранее осмеянной и в пятнах — Тогда ни ванной нету, ни воды, Ни стен, ни дома… И никак не скрыться, Поскольку, и связав себе ресницы, опять увижу Как она вошла. Как села плавно, чуть пригладив юбку, Нахмурившись, застыла на минутку… — О чём ты думала, пока судьба текла?

Михаил Гундарин

В такси

На стенке написано нужное слово! Но к стенке не ставят, а садят в машину. Уже непослушное сердце готово, Но мертвой петлею и скоком блошиным Плетется такси по окрестностям рая. Я был далеко — я вернулся обратно. Такая привычка — гореть не сгорая И в бездны заглядывать аккуратно.

Из гостей

Грязный асфальт под ногой плывет И ни руля ему, ни ветрил… Я вот про Брежнева анекдот Вспомнил, но, веришь ли, нет, забыл В чем этой шутки старинной соль, Как и другой золотой запас Наспех рассыпанная судьбой В землю, которая примет нас.

Эпиграмма

Нет, не об этом говорили Мне звезды двадцать лет назад! Все, ими сказанное, в силе Оставить я, конечно, рад, Но должен отнести подальше От дня сегодняшнего, где, Как тот корнет по генеральше, Влачусь по чахлой борозде.

На мотив Г. Иванова

Лежащая на дне колодца Аляповатая звезда Не вырвется, и не взорвется Теперь уж точно — никогда. На это маленькое горе Плевать колодезным волнам — Ведь и они не станут морем… А в сущности, плевать и нам.

Лестница

Мы водку допили в подъезде, Мы на пол присели, и вот Сидим, осовевшие, вместе, И небо сейчас упадет. Минута, другая… Накрыла Горячего света волна. И все, что до этого было, Не так хорошо, как она!

Луна

…Так и бредешь, в голове — ни рубля. Вспомнишь о юности, думаешь — блин, Дал, понимаете, кругаля, Да и вернулся в свой карантин. Самое время родную луну Видеть сквозь сетку нечаянных слез. Многое было у нас на кону, Жалко, что мы проиграли всерьез.

В маршрутке

Я был болен нынешним летом, Но эта болезнь пройдет, Как вообще проходит все это — К примеру, за годом год. Устроено все неплохо. И я лично только за Чтоб скорее прошла эпоха — Здешние полчаса.

Полночь

Ласточка или дерево, Перламутровый нож, Приснись мне, хоть и не верю я, Что этим меня спасешь. Скользя на путях касательных Прошу, протяни мне нить! Прости, что лишь в подражательных Стихах могу попросить…

Весенняя ночь

Свет отрывается от огня, Машет свои золотым плащом. Не замечая впотьмах меня, Все повторяет «прощен, прощен…». Это сворачивает такси С улицы Юрина в старый двор. Ты не поглядывай на часы, Здешнее время — вздор. Если касанье моей руки Снова раскроет твою ладонь. Свету сбежавшему вопреки Будет гореть огонь.

Юрий Беликов Игрушки взрослого мужчины (повесть-матрёшка)

«Я любил одну женщину в разных изданьях…»

Геннадий Кононов

1

На сорок восьмом году жизни Шрамова матушка купила ему детскую игрушку. И не одну, а сразу двух близнецов-сенбернаров, мягких, пушистых, лобастых щенков. Потому — двух, чтобы не было скучно одному. А ещё — оттого, что рождён Шрамов под созвездием Близнецов. Теперь он не мог шагнуть в бездну: обхватили и держат его за обе ноги Тишка и Лапик — так назвал он матушкину причуду.