День космонавтики

Решено, лечу! В смысле — еду, конечно. В Артек. Правда, для этого надо сначала занять одно из трёх первых мест в нашем, дворцовском конкурсе, где без меня будет участвовать ещё сотня без малого молодых и горячих энтузиастов от космонавтики — это если считать «юных астрономов», которые тоже, надо полагать, захотят попытать счастья . Но… попаданец я, в конце концов, или где? Конечно, нового, революционного способа хранения антивещества я вряд ли предложу — но если не послезнание касательно многочисленных (и в большинстве своём нереализованных в нашей реальности) проектов, то какое-никакое, а всё же инженерное образование должно сыграть мне на руку? А не поможет это — что ж, я без зазрения совести воспользуюсь ещё одним, как говорили в наше время, «конкурентным преимуществом». Отец, насколько я понимаю, трудится как раз в самой, что ни на есть, актуальной космической программе, этой самой «орбитальной катапульте» — так неужели не поможет сыну хотя бы советом? А там, глядишь, и…

«…команда формируется из детей не старше четырнадцати лет, с таким расчётом, чтобы…»

Не то, чтобы я всё это всерьёз. Не о полётах к звёздам, во всяком случае — не настолько я ещё ошалел, не настолько потерял голову от этого поразительного, нереального и одновременно такого знакомого, родного мира. Или настолько? В конце концов, Смоктуновский в роли ИОО говорит в начальных кадрах фильма, что описанные события произошли летом будущего года, верно? Фильм вышел на экраны в семьдесят четвёртом, то есть сейча с как раз и есть то самое лето будущего, семьдесят пятого года, верно?

Бритька завозилась, перевернулась на спину, сложив по-заячьи лапы на груди и ухитрившись одновременно свернуться калачиком. Нос её при этом угодил мне подмышку, отчего собака сразу громко засопела. Я осторожно подвинул сладко спящего зверя, вжикнул «молнией» спальника и повернулся на бок, прижавшись спиной к мохнатому пушистому боку. Сна мне оставалось часов пять, не больше — а завтрашний день обещал стать долгим и хлопотным.

Конец второй части

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ . Звездопад, звездопад…

I

Я всегда любил ездить в поездах дальнего следования — особенно когда появились эти новые вагоны повышенной комфортности с вайфаем, душем, отличными кондиционерами и массой прочих мелочей, делающих жизнь железнодорожного путешественника не просто сносной, а удобной по-настоящему. В их число, безусловно, входит и буфет (это помимо традиционного вагона-ресторана) где всегда можно было взять с собой бургер, салатик, порцию куриных крылышек или ещё что-нибудь из незамысловатого ассортимента фастфуда на колёсах.

Чего мне иногда не хватает — так это виде бабушек на каждой станции с их пирожками, варёной картошкой с укропом и жареной курочкой. То есть кое-где они сохранились, в особенности за Уралом и дальше, на восток — но вот в центральных районах страны их безжалостно вытеснил организованный сервис. И как же приятно было приобщиться к этому снова — хоть и под недоумённые взгляды спутников, предпочитавших полагаться на собранные мамами в дорогу кульки с провизией. Был такой и у меня, причём с изумительно вкусным содержимым, заготовленным бабушкой, но… думаю, многие меня поймут.

Торговали на перроне и пивом (жигулёвское в тёмно-коричневых бутылках со знакомой наклейкой на горлышке), но тут пришлось ограничиться тяжким вздохом и парой бутылок «Буратино». Слава богу, моя сомнительная репутация не успела просочиться из школы во Дворец — а раз так, то не стоит и начинать. Пусть полагают, что я воспитанный школьник из интеллигентной семьи, увлечённый, как и все, собравшиеся в этом вагоне поезда «Москва-Симферополь», освоением космоса. Последнее, кстати, верно — увлечён, а как же, и даже не меньше иных прочих…

Насколько я мог припомнить, в школьных дальних поездках, мы всегда брали билеты в плацкартные вагоны. И дело даже не в уменьшении нагрузки на родительские кошельки, просто взрослым, сопровождающим шумный детский коллектив, куда проще следить за порядком именно в плацкарте — иди себе по коридору и обозревай подопечных, никаких закрытых дверей, за которыми много что может твориться, включая распитие упомянутого «Жигулёвского», купленного у несознательных вокзальных торговок.

Но на этот раз непреложное правило было нарушено — возможно, из-за того, что вместе с нами из Москвы в Крым на том же поезде отправлялось некоторое количество иностранных участников «космических смен», и организаторы не захотели ударить перед ними в грязь лицом. Так или иначе, в распоряжении трёх десятков победителей конкурсов фантпроектов из разных стран (с нами ехали трое американцев, двое французов и японец), а так же пятерых вожатых-сопровождающих оказался купейный вагон на тридцать шесть спальных мест — невиданная роскошь! Я, будучи опытным железнодорожным путешественником, застолбил себе место в купе поближе к купе проводников, и занял нижнее, дальнее по ходу, место. Соседи не спорили — они (как и мы в своё время) были уверены, что верхние места это самое лучшее, что можно придумать. Я не стал их разубеждать — закинул рюкзак (от чемодана, который пытались навязать мне родители, я отказался категорически) в узкий отсек над дверью, раскатал на сиденье матрац и уселся у окна. Поезд отправлялся с Курского вокзала столицы — в более поздние недобрые времена в Крым приходилось ездить уже с Казанского, дальним, кружным путём через Воронеж, Ростов, Тамань и на Крымский мост. Здесь же первая остановка была, как и полагается, в Туле, часа через два после отправления. К тому времени наша «космическая» братия успела поделить места, распихать по полкам сумки с чемоданами, и на скорую руку перезнакомиться.

Всего здесь из Дворца семь человек — трое наших, «космонавтов», трое «юных астрономов» и ещё один из «лётчиков». Официально их кружок в конкурсе «космических» проектов не участвовал, однако нашлись то ли трое, то ли четверо, присоединившихся в инициативном порядке — вот победителю и выделили одно из мест. Москвичей в вагоне вообще хватает: кроме нас семерых ещё одиннадцать человек, из районных Домов Пионеров, школьных астрономических кружков и детских клубов при «профильных организациях», вроде Института Космических Исследований при Академии наук.

Остальные — из разных, по большей части, не самых крупных городов, плюс пятеро «варяжских гостей». В соседнем с нами купе расположились четверо представителей славного города Калуги, и не успели мы отъехать от Москвы хотя бы на полчаса, оттуда донесся звон гитары и что-то бодро-романтичное, исполняемое мальчишечьими и девчоночьими голосами. Наши оживились, и по одному потянулись на звуки веселья. Я выдержал характер и отправился последним, прихватив с собой бутылку газировки и синюю, с изображениями полицейских-лимончиков с саблями банку засахаренных цитрусовых долек — её мама в последний момент засунула в рюкзак и я уже предвкушал, как устроюсь на полке и откупорю любимое лакомство. Но — не идти же в гости с пустыми руками? Так что я, прихватив вдобавок к «долькам» ещё и пачку печенья «Юбилейное», покинул купе.

— А кто из вас Виктор Середа?

Вопрос задал один из дворцовских, «юный астроном» Юрка Кащеев. Он наполовину свешивался с верхней полки, куда части гостей пришлось забраться ввиду крайней тесноты. Двое других, включая сидящую рядом со мной девочку из нашего кружка, хихикнули. Калужане переглянулись, один из них ответил, несколько сумрачно:

— Ну, я Середа. Ещё вопросы будут?

«Юный астроном» от удивления (чего-чего, а такого он точно не ожидал!)едва не свалился с полки на головы сидящим внизу. А старший из калужан, парень лет пятнадцати, высокий, с комсомольским значком, подтвердил, что фамилия их товарища действительно Середа, а имя — Виктор. На мой вопрос — это что, совпадение такое? — мне ответили, что никакой случайности и, тем более, совпадения тут и близко нет. Оказывается, один из авторов сценария «Москвы-Кассиопеи», Зак Авенир, частенько бывал в Калуге, и там общался с учительницей одной из средних школ. Нет, не по поводу фильма, по каким-то своим делам — но так уж вышло, что тогда он как раз заканчивал работу над сценарием, и потребовалось почему-то изменить имена главных героев. Вот Авенир и попросил у собеседницы список имён и фамилий учеников её класса, а потом просто отобрал те, что показались ему подходящими. А когда я поинтересовался — может, у них тут и Кутейщикова имеется? — Середа со вздохом ответил что да, есть такая, а как же. Но только вот здесь конкретно её нет — осталась в Калуге, поскольку к космосу вообще и к конкурсу фантпроектов равнодушна.

А вообще — неплохие они оказались ребята, эти калужане из кружка космонавтики при музее имени Циолковского. Старшего, того, что давал мне пояснения, зовут Семён Мартынов. Кроме него, из пионерского возраста вышла ещё одна девочка, скорее, даже девушка, Лида Травкина. Внешне она напомнила мне другую героиню фильма, Юльку Сорокину — даже массивная чёрная оправа очков и характерная причёска тут имели место. И, подозреваю, это тоже далеко не случайно. Наверняка их владелица, зная о своём сходстве с космоврачом «Зари» нарочно его поддерживает — «косплеит», как говорили в двадцать первом веке. Что ж, будем надеяться, внешностью не ограничиться — эта героиня всегда вызывала у меня куда большие симпатии, чем две другие представительницы женского пола из состава экспедиции к Альфе Кассиопеи.