День космонавтики

— Конечно. — бабуля, похоже, удивлена постановкой вопроса. — Я и сама собиралась заглянуть, обед приготовить… кстати, ужин понравился?

— Спрашиваешь! Ещё столько же легко одолел бы!

— Вот завтра и одолеешь. Наутро в холодильнике макароны по-флотски, в маленькой кастрюльке, той, с ручкой. Прямо в ней и разогреешь, на маленьком огне, только масла не забудь сначала положить…

— Да я видел, ба, спасибо! Извини, я пойду, а то мне ещё уроки…

— Ну, хорошо, только не задерживайся. Дед с утра дома, будем ждать.

Видимо, сытный ужин так на меня подействовал — а может, и сказалось сумасшедшее нервное напряжение этого дня, но, едва повалившись на диван в своей комнате, я сам не заметил, как задремал. Хорошо хоть, натянул перед ужином треники, а то помял бы школьные брюки, и пришлось бы, на ночь глядя, искать утюг и возиться с глажкой…

Поспать вволю мне не дали. Примерно через час в щёку ткнулся мокрый нос, за чем последовало нетерпеливое повизгивание: «ты чего это, хозяин, а вывести маленькую собаченьку перед сном?» Пришлось вставать, одеваться, искать замену ремню от сумки (для этой цели вполне подошёл старый пояс) и выходить на улицу. За домом располагался небольшой сквер — в более поздние времена, там поставят хоккейную коробку, а сейчас на покрытой прошлогодней бурой травой плеши торчали только два столба для волейбольной сетки. Мы оказались здесь не одиноки — о площадке носился пушистый, повизгивающий и гавкающий клубок, состоящий, кажется, из одних ушей, хвостов и лап. Бритька немедленно включилась в веселье, а я стал знакомиться с собаковладельцами.

Здесь, как это нередко бывает, сложился кружок из собачников с достаточно молодыми питомцами — самому младшему, серому в чёрную крапинку мраморному дожонку было месяца четыре, старший же, чёрно-белый русский спаниель, не дотягивал и до полутора лет, — а потому темы для разговоров крутились вокруг воспитания подрастающего зверья. Мы с Бритькой ожидаемо стали центров всеобщего внимания — во-первых, новички, а во вторых, никто из присутствующих не только золотистых ретриверов, но даже лабрадоров отродясь не видел, даже на фотографиях. Так что я только успевал отвечать на сыплющиеся со всех сторон вопросы, а когда собеседники стали по одному расходиться — оказалось, что мы выбрались под конец «присутственного времени — я испытал немалое облегчение. Подозвал собаку (Бритька послушно, хоть и неохотно, выбралась из свалки, заслужив парочку комплиментов своему послушанию) и отправился домой. Длинная золотистая шерсть была покрыта слоем весенней грязи, и я понимал, что без серьёзной водной процедуры, причём в ванной, тут не обойтись…

Ночь. Стрелки позаимствованного в родительской комнате будильника показывают четверть первого, зверюга уютно свернулась возле стула, на котором я сижу, и беззвучно посапывает — собаки, как и люди, подвержены стрессу от внезапной и кардинальной перемены обстановки. А мне не спится, то ли перебил всю охотку, придавив ухо после ужина, то ли — и это, пожалуй, самое вероятное — мысли одолевают.Всякие. Например: а дальше-то что делать? Ну, хорошо, собаку я как-нибудь легализую, план уже созрел, в новой жизни худо-бедно, освоюсь благо, родителей раньше, чем через неделю, ждать не приходится. Со школой тоже всё более-менее понятно: смена квартиры ожидаемо сопровождалась и сменой школы, и хотя я настаивал на том, чтобы доучиться до конца года на прежнем месте, родители и слушать об этом не захотели. В тот раз помнится, я спорил с ними до хрипоты, и крайне огорчился, что не сумел настоять на своём, а сейчас меня это только радовало. Кататься ежедневно на метро от «Университета» до станции «Водный стадион» и обратно, да ещё там трястись остановок шесть на автобусе — удовольствие сильно ниже среднего, хотя в четырнадцать лет не кажется чем-то из ряда вон.

Куда важнее то, что, судя по записям в дневнике, первый урок четвёртой четверти состоялся для меня не первого апреля, а только с понедельника следующей учебной недели, то есть я успел проучиться всего-то пять дней. Что стало причиной задержки — то ли я простудился на каникулах, то ли родители, занятые хлопотами с переездом, не успели вовремя оформить бумаги на новом месте учёбы — сейчас значения не имеет. Я и собственной памятью неплохо помнил, как осваивался в новом коллективе — это заняло немало времени, и по-настоящему своим я почувствовал себя только в начале следующего учебного года, уже в девятом классе. К тому же, предстоят переводные экзамены на которых ко мне, как к новичку, отнеслись весьма снисходительно. И это тоже важно — до экзаменов меньше полутора месяцев, и готовиться к ним придётся всерьёз. Как и в большинстве московских школ, на новом месте девятые классы будут образованы из урезанных слитых восьмых, а те, кто не сумеет вытянуть по итогу экзаменов и годовых оценок нужного балла, отправятся продолжать образование в ПТУ и техникумах. А значит, придётся поднажать, особенно, по русскому устному и геометрии, поскольку все эти правила, склонения и доказательства теорем давным-давно вылетели у меня из головы…

Ладно, будем разбираться с трудностями по мере их поступления. Например — в котором часу надо вставать? Память упорно подсказывала, что уроки в школе начинаются в половину девятого и идти тут быстрым шагом никак не больше десяти минут, но мне же ещё с собакой гулять! Так что я поставил будильник на половину седьмого, и тут сообразил, что стоит поинтересоваться, какие уроки предстоят завтра. Так… где тут у нас дневник? Ага, химия, труд, история, русский — и по всем предметам, кроме труда, имеются домашние задания, аккуратно записанные на соответствующих строчках дневника. Открыть учебники, пролистать для успокоения совести? Глаза уже слипались, и я махнул на учёбу рукой: ничего, как-нибудь выкручусь. И вообще, как-то всё получается странно. Как-то не по законам жанра, что ли? Вот кто я такой? Ясно же: попаданец, потенциальный прогрессор, и уж во всяком случае, носитель послезнания, ценнейшей опережающей информации. И логично представить, что все мои мысли будут именно об этом: как использовать всё это богатство на благо человечества, страны, да хоть себя, любимого!

Но — ничего подобного не происходит, и я забиваю голову отнюдь не построением грандиозных планов, а какой-то повседневной ерундой. Вон, даже телевизор вечером не стал включать, а ведь логично было бы хотя бы послушать новости… Впрочем, с этим я, пожалуй, опоздал — советское телевещание не знает круглосуточных новостных каналов, а информационная программа «Время» идёт, если я не ошибаюсь, с двадцати одного до двадцати одного — тридцати, после чего следует ежевечерний художественный фильм, который я тоже успел пропустить. Ну хорошо, бог с ним, с телевизором — можно послушать радио, в гостиной стоит большой, красивый приёмник с длинной антенной; можно, в конце концов,просмотреть газеты… или нельзя? Интересно, я ходил сегодня утром к почтовому ящику, или не подумал об этом (обычно, газеты по утрам забирает отец, и домой они попадают только вечером, когда он возвращается с работы), и ящик и стоит, набитый битком? Ну, хорошо, можно полистать и вчерашние, в моём положении тоже польза…

Ладно, хватит уже самоиронии, как, впрочем, и жалости к самому себе — так, и правда, недалеко до когнитивного расстройства. Или какой-нибудь ещё гадости, про которую редко пишут авторы попаданческих романов. Попала собака в колесо — пищи, а беги, а все прочие вопросы и сомнения мы с негодованием отметём. Как неорганизованные.

Это умозаключение и стало последним на сегодня — едва прикоснувшись к подушке, я провалился в чёрную, без сновидений, пустоту.

IV

— Здравствуйте, ребята! Слушайте «Пионерскую зорьку!

К тому моменту, как раздались эти слова, я уже успел переделать массу всего. Вскочил под заливистое дребезжание будильника (удивительно, но этот звук не вызвал у меня приступа острой ненависти, как это неизменно случалось в более поздние годы!), принял наскоро душ, вывел погулять Бритьку — всего четверть часа, только дела свои сделать, некогда! — и покидал в сумку всё, что полагалось взять в школу. По-хорошему, следовало сделать это ещё вчера вечером, но… сами понимаете. В общем, когда из приткнувшейся на кухонном столе радиоточки, что, памятный с детства звук горна, мы на пару приканчивали завтрак, и я прикидывал, стоит ли заморачиваться и варить кофе. Дело в том, что растворимого я на полках не нашёл, а жареный требовалось ещё помолоть, да и турки я не смог обнаружить — похоже, родители пользовались вместо неё маленькой алюминиевой кастрюлькой с длинной ручкой.Ладно, обойдусь — насколько я помню, в школьные годы я не был приверженцем этого напитка, а значит, организм никак не отзовётся на отсутствие регулярной порции кофеина. Всё же, в такой вот молодости есть свои преимущества — раз уж не успел обрасти дурными привычками, так, может, и начинать не стоит? К тому же, приличный кофе, что зерновой, что растворимый, здесь ещё долго будет в дефиците…

Содержание передачи я пропустил мимо ушей — отложилось лишь то, что почти целиком она была посвящена Дню Космонавтики. Что ж, вполне ожидаемо… Мне, однако, было не до того: глотая завтрак, я судорожно листал учебники химии и русского, в попытке понять, что нам всё же задавали на сегодня. Покончили с этим занятием финальные звуки горна, и торопливо запихал «Химию» в сумку. «Пионерская зорька», начавшаяся в семь-сорок, длилась двадцать минут, сейчас на часах — восемь ровно, пора! Натягиваю форму — кстати, здесь она уже не прежняя, серо-унылая, в которой я начинал учиться, а вполне себе модная, с тёмно-синими приталенными пиджаками, блестящими пуговицами и клеёнчатым красно-жёлтым шевроном в виде раскрытой книжки и солнечного диска, — хватаю портфель и, потрепав на прощание по загривку собаку, выскочил за дверь.

За сорок с лишним лет окрестные дворы подверглись некоторой перепланировке — но в общем, очертания свои сохранили, так что ноги сами несли меня знакомым с детства маршрутом. Вместе со мной в ту же сторону торопилось немало школьников, мальчишек и девчонок, и кто-то приветственно помахал мне портфелем — но я сделал вид, что не заметил, и наддал. Шутки шутками, но сейчас мне предстоит первое в шкуре попаданца серьёзное испытание, так что лучше оказаться на месте пораньше. Так что, озираться по сторонам времени не было, да и смотреть особенно не на что — разве что на автомобили в стиле «ретро», стоящие кое-где во дворах, да разъезжающие по узким внутриквартальным проездам. Это были, по большей части, грузовики — мусоровозы и фургоны с надписями «Хлеб», «Молоко», «Мясо». Один раз попался «ЗиЛ» с плоской цистерной, украшенной надписью «Живая рыба», и я даже припомнил, куда он направляется — к гастроному, выходящему на улицу Крупской, известной всем обитателям этих мест «стекляшке», на втором этаже которой отдел кулинарии. Помнится, там ещё продавались вкуснейшие фруктовые и сливочные желе в пластиковых стаканчиках. Рыбовозка предупредительно бибикнула, я посторонился, пропуская машину мимо себя, и тут в глаза мне бросилась некая странность. На бело-голубой морде, там, где у «ЗиЛа» быть заводскому логотипу, действительно имела место трёхбуквенная аббревиатура — только вот буквы были другие, «ЗиС». И не выдавленные в металле капота — а на хромированном шильдике, замысловато переплетённые, украшенные многолучевой звездой и мелкими буквами «СССР».