День лисицы

— И вашей экономке пришлось приноравливаться к новому режиму?

— О нет, зачем же. Мы живем каждый своей жизнью. Панораму она переваривает плохо, и ей приходится заменять ее чем-нибудь другим.

— По крайней мере не экономьте на бобах — вот все, что я могу вам сказать. Вы и так совсем уже прозрачный. — Росас отодвинулся в тень глицинии, чтоб солнце не пекло шею. — Собственно, я пришел узнать о вашем сыне. Есть что-нибудь новое?

— Ничего, помимо того, что вам уже известно. Думаю, в ближайшие дни он будет здесь.

— Что же вы намереваетесь предпринять в отношении его?

— Намереваюсь сказать ему, чтобы он снял пиджак, засучил рукава да занялся нашим имением.

Росас обвел взглядом скудные земли вокруг. Этим летом вредители объели на пробковых дубах все листья, и лишенный зелени ландшафт казался покрытым ржавчиной. Сквозь оголенные, искривленные ветви, не приглушаемые листвой, до них особенно четко доносились различные звуки: собачий лай с дальних ферм, мелодичный перезвон козьих колокольчиков, автомобильные гудки в низине. Голые вершины гор, замыкавшие пейзаж, были цвета заплесневелого шоколада.

— Не представляю, что он сможет тут делать, — сказал Росас.

— А может, нет худа без добра. Слишком много развелось на свете паразитических профессий.

И чтобы скрыть свои чувства, дон Федерико взялся за бинокль. Он навел его на видневшуюся вдали деревенскую площадь, где только что выплеснулась из автобуса новая партия туристов — белые домики впитывали в себя яркую кляксу.

Не могу понять, что там у них происходит. Людей не видно, и лодки с утра еще не выходили в море.

— Когда я шел сюда, меня остановил патруль, — сказал Росас. — Кстати, вы замечали, что половина этих патрульных страдает близорукостью? Очевидно, так удобнее бороться с контрабандой. Ну да вот идет и ваш друг, самый осведомленный в Торре-дель-Мар человек. Уж он-то, вероятно, расскажет нам, в чем дело.

Дон Федерико посмотрел вниз на нищего, который остановился и взмахнул палкой.

— Ave Maria!

— Вечно он бубнит себе под нос, — сказал Виланова, ни к кому не обращаясь. — Я и половины не слышу из того, что он говорит. Хотя, конечно, может, я сам глохну. Найдется у тебя сдача с пяти песет? — спросил он нищего.

— Нет, не найдется.

— Ладно, принесешь в другой раз. — Он засунул бумажку в расщепленный конец палки нищего. — Что там у них творится в деревне?

— Облава! — отвечал нищий. — Только это совсем не так интересно, как в кино.

Росас в знак согласия кивнул.

— Без канализационных труб какая же облава? У нас о настоящей погоне и мечтать нельзя… Слишком отсталая страна. Кого же они ловят? Контрабандистов?

— Да нет, — ответил нищий. — Бандитов. Вернее сказать, одного бандита — француза, который совершил несколько зверских убийств. В деревне полно полицейских, во всех домах под кроватями шарят. В первый раз таких дураков вижу. Когда я шел сюда, один из них обшарил меня — оружие, вишь, искал. Между прочим, дон Федерико, я принес вам письмо. Почтальонша сюда идти побоялась.

Нищий сунул письмо в расщепленный конец палки и протянул Виланове.

— А этого бандита, — сказал Росас, — как же они его здесь выследили?

— Да никто его не выслеживал! Надо же было ему поселиться как раз у Косты! Понятно, он его и выдал.

Виланова распечатал конверт. И положил письмо на стол.

— Отчего же это понятно?

— Да ведь всякому известно — Коста заодно с полицией.

— Ничего подобного, — возразил Виланова. — Мне, например, это неизвестно.

— Если он убил француза, так пусть бы французы его и ловили, — сказал нищий. — А Косте нечего было в это соваться… Хотя чего еще ожидать по нынешним временам, когда даже в церковных процессиях хоругви всякие сукины дети носят… Важное письмо?

— Я не могу его прочитать, — отвечал Виланова, — и, позвольте заметить, я не одобряю занятую вами позицию. Вы слишком торопитесь с выводами. — Он взял отпечатанный на машинке лист и, сощурившись, стал его снова тщательно изучать. — «В соответствии с полномочиями, представленными… настоящим уведомляем, что площади, означенные на прилагаемом…» — Виланова передал бумагу Росасу. — Прочтите и объясните мне, в чем дело. Это какая-то официальная бумага. Мне всегда нужно по крайней мере полчаса, чтобы понять, что в них сказано.

Росас взял бумагу и прочитал. Прочел еще раз, нахмурился, взглянул, нет ли чего на обороте, проверил почтовый штемпель на конверте и отложил письмо в сторону.

— Что там? — спросил дон Федерико. — Новый налог?

Росас поджал губы. Потом вздохнул.

— Им нужна ваша земля.

— Кому? — мягко спросил дон Федерико.

— Какому-то министерству. Военному, кажется. — Росас взял бумагу и перечел в ней какой-то абзац. — Не ясно, разрешат ли вам остаться в вашем доме, но во всяком случае всю эту территорию хотят превратить в полигон, так что, если в вас попадут, пеняйте на себя.

— Я землю не отдам, — сказал Виланова все тем же ровным голосом. — И не подумаю.

— Добровольно, конечно, не отдадите. Но боюсь, что так или иначе они ее заполучат. Скорее всего, выйдет так: в один прекрасный день вам придет официальное уведомление с указанием дня передачи земли министерству, и вы, не читая, порвете его. А потом, через месяц-другой, когда вам уже станет казаться, что про вас забыли, они явятся с указателями и колючей проволокой, и на этом дело кончится. Разумеется, что-то вам выплатят в качестве компенсации.

Дон Федерико заморгал, словно ослепленный ярким солнечным светом. Наступило молчание. А потом, как бы поясняя Росасу возникшие обстоятельства, он сказал:

— Они хотят отнять у меня землю.

— Вот именно, — подтвердил Росас.

Дон Федерико испуганно окинул взглядом бесплодную красоту своих владений.

— Ведь это же несправедливо? — сказал он.

И снова наступило долгое молчание. На прощальное приветствие нищего никто не ответил, и Росас только услышал, как тот зашаркал прочь по дороге. Доктор наклонился и дружески взял старика за локоть.

— Не знаю, что и делать, — сказал дон Федерико.

Росасу хотелось сказать что-нибудь, что могло бы отмести жестокую неотвратимость отпечатанных на машинке фраз. И вдруг его осенило.

— Возможно, все обстоит не так уж безнадежно, как кажется. По-моему, я знаю человека, который мог бы вам помочь… Только Нельзя терять времени.

— Я хочу умереть тут, — сказал дон Федерико. — Право, больше мне от жизни ничего не нужно. Просто оставили бы меня в покое. Я слишком стар, чтобы привыкать к новому месту.