День Медведя
Шрифт:
– И это при том, что за год до этого сын и последняя, четвертая супруга Нафтанаила Третьего – из рода Бренделей, заметьте! – скончались в один день от неизвестной хвори, а за полгода до того средний брат упал с башни Звездочетов! – снова подхватил нить повествования граф.
– А за год до смерти жены и ребенка жестоко простудился и истаял за неделю его отец – старый Аникан, не забыли? – напомнил барон Бугемод.
– Считают, то, что он вдруг остался один, без родных и близких, окончательно подкосило бедного государя, и через неделю его не стало, – с постным выражением на узком бледном лице закончил изложение новейшей
– Как это всё печально…– сочувственно пробормотала царевна, одновременно прикидывая, что из упомянутой эпидемии летальных исходов было вызвано кознями Костея, а что – естественным ходом вещей. Костей выигрывал со счетом, как минимум, пять – ноль.
– А вот и Кондратий! – с некоторым облегчением воскликнул Иванушка, с облегчением выныривая из омута сумрачных преданий прошлого. – Всё в порядке?
– Да, следуйте за нами на третий этаж, – махнул рукой гвардеец. – Балкон мы отыскали. Мы увидели над дверями надпись «Место общения с верноподданными», выглянули в щель между досками узнать, что бы это могло такое быть, и – на тебе, как на заказ… Но он оказался очень узким, хоть и длинным, поэтому, боюсь я, всем придется выстроиться очень плотно в одну шеренгу, иначе не поместитесь.
– А где твой этот… второй? – с неприязненным подозрением оглядел зал и не обнаружил Спиридона Карбуран.
– Кажется, у вас, умрунов, это так называлось? – презрительно скривив верхнюю губу, уточнил Дрягва.
– А имена ваш брат ходячий покойник получил лишь недавно? – снисходительно усмехнулся Жермон.
Иванушка гневно набрал полную грудь воздуха, чтобы дать отповедь высокородным хамам, но Кондрат опередил его.
– Спиридон остался на балконе, – с несокрушимой серьезностью сообщил солдат. – Сказал, что царем выбрали его, и теперь стоит там, улыбается, машет руками, отвечает на приветствия. Ему из толпы бросают цветы, приготовленные для вас, и поднимают детей для благословения.
– Что-о-о?!?!?!.. – выкатило дикие очи и взревело дурным голосом костейское дворянство. Серафима прыснула.
Известие о загадочном любителе синеморских курортов, бессовестно похожем на их Спирю, как видно, было донесено мнительным Бренделем до не менее нервных конкурентов в срок.
Иванушка, задавив в корне улыбку как неполиткорректную, взглянул на командира своей гвардии с молчаливой укоризной. Находка же невозмутимо уточнила:
– Но в ноябре уже нет цветов, Кондрат!
– А в горшках? Тут не выдержал и Иван.
– Если бы в моей гвардии был такой солдат, как этот, – скрежеща зубами, прорычал барон Карбуран, – его шкура была бы уже натянута на барабан!
– А если бы в моей стране был такой царь, как вы, – сладко улыбнулась ему Серафима, – я бы устроила в ней революцию.
И не успел Карбуран открыть рот для протеста, как тут же, без перехода, она продолжила самым светским тоном, каким в высшем обществе переходят с обтекаемого как отравленная торпеда комплимента к приглашению на ужин:
– Давайте пойдем, милейший барон. Народ – ваш народ – нас заждался. И, кстати, знаменосцы, трубачи и барабанщики по протоколу должны появиться первыми, поэтому прибавьте ходу, ребята. Мы за вами. И заодно договоритесь, что будете играть. Лучше, конечно, что-нибудь классическое.
И, оставив Карбурана кипеть и плеваться кипятком, она немного ускорила шаг и ловко пристроилась рядом с Жермоном.
– А скажите
пожалуйста, драгоценный барон…Пропустив делегацию вперед, граф Аспидиск пристроился в хвосте, чтобы без помех с высокой точки спокойно обозреть палаты, которые, без малейшего сомнения, скоро будут принадлежать ему по праву. С высокомерной ухмылочкой он повернул голову и окинул взглядом собственника оставшийся за спиной и видимый еще через широкие распахнутые двери зал приемов с его пыльным великолепием и затянутой в паутину историей и величием… И не заметил под ногами ступеньку лестницы на второй этаж.
Заслышав грохот, треск, звук падающего тела и сопровождавшие его идиомы, первой мыслью Иванушки было, что упал кто-то из солдат но, оглянувшись, к своему изумлению и ужасу увидел, что это было его сиятельство и нижняя часть балюстрады мореного дуба, причем кто есть где, так просто и сразу разобрать было невозможно.
Царевич метнулся было на помощь падшему Бренделю, но его и неуклюжих из-за своей громоздкой ноши солдат из графского отряда музыкантов опередил Кондрат. Он мигом слетел с вершины лестницы вниз и стал быстро, но аккуратно извлекать графа из груды деревяшек, еще минуту назад бывших гордостью и красой главной лестницы царского дворца.
– У вас все в порядке, ваша светлость? – видя, что в порядке далеко не все, на всякий случай все же поинтересовался Кондрат.
– Болван!.. – прошипел граф, морщась от боли, но еще больше – от унижения и ярости при виде злорадных физиономий баронов, даже не пытающихся скрыть свои эмоции. – Как я могу быть в порядке!.. Ты что, слепой?.. Мои руки все в занозах!.. На ладони царапина, а кровь из нее так и хлещет! Наверняка, останется шрам! Идиот!.. В порядке!.. По-твоему, это называется «в поряд…»
Граф осекся на полуслове, вздрогнул, легкая тень новой мысли промелькнула по его лицу и тут же поспешила укрыться за мученической улыбкой.
– Извини меня, солдат… Я был неправ… – простонал Брендель, полуприкрыв светящиеся предательской радостью глаза. – Просто очень неприятное и неожиданное падение… задевающее мое достоинство… и положение… поэтому вырвалось… но я не это хотел сказать… Спасибо за помощь – вот что я имел в виду…
Кондрат удивился, но извинения, философски пожав плечами, принял, и хотел уже было идти указывать дорогу дальше, как…
– Ай!.. Нога!.. – страдальчески ахнул Брендель, едва сделал шаг вперед, и тут же ухватился за своего спасателя, позабыв про бессчетные занозы и так и хлещущую из раны на ладошке мелкими капельками кровь, и повис на нем. – Моя нога!.. Я сломал ногу, не иначе!.. Проклятая лестница!..
– Может, сделать носилки? – Иван был уже тут как тут.
– М-м-м-м…
– Давайте, я посмотрю вашу ногу, ваша светлость! – подоспела Находка.
– Нет… Ни в коем случае… Я… свое здоровье… доверяю только своему… э-э-э… знахарю…
Умирающий лебедь по сравнению с графом сейчас показался бы задорным петухом.
– А, может, отправим вас домой? – сказала волшебные слова Серафима.
– Нет-нет! Я смогу идти! – слова царевны произвели эффект ведра целительного эликсира.
Но тут же пострадавший спохватился, срочно вошел обратно в роль, вцепился мертвой хваткой в Кондрата и испустил душераздирающий стон.
– Я пойду… безусловно… если только мне позволят… на кого-нибудь… опереться… – закончил на похоронной ноте он и закатил очи.