День между пятницей и воскресеньем

Они помчались по дороге, и ему показалось, что мопед сейчас или взлетит, или развалится на части, причем второй вариант был более вероятным. Он крепко вцепился в тощего Таркана и закрыл глаза. «Ничего страшного, — убеждал он себя. — Тут ведь близко. Тут ехать-то всего ничего. Я должен его догнать. Я его догоню». Иногда он открывал глаза, чтобы посмотреть — вдруг поблизости окажется большой туристический автобус, но мимо неслись только кусты, бесконечные поля с кривыми квадратиками теплиц, а вдалеке в одну широкую полосу сливались горы. Мопед вдруг неожиданно вильнул, но Николай только крепче ухватился за своего лихого водителя. Ему показалось, он оказался в настоящем шпионском фильме с преследованиями и погонями, и он улыбнулся. Что он творит? Он вел себя как неразумный юнец, как полный безумец! Он не потребовал немедленно остановиться или сбавить скорость и ехать аккуратнее, он не слез с трясущего мопеда, чтобы пересесть в комфортное или хотя бы не такое опасное такси, ничего подобного! Что-то внутри него, какой-то сумасшедший внутренний голос напрочь парализовал его разум, логику и инстинкт самосохранения и сказал: «Ты все делаешь правильно, все хорошо». Он ни секунды не чувствовал страха за себя, он боялся только одного — потерять Леонида, потому что был уверен — тот попал в беду. Иначе не исчез бы вот так, ничего не сказав. Так что Николай Иванович Королев, руководитель крупной архитектурно-строительной корпорации, мудрый и уважаемый человек, мчался в шортах, футболке и резиновых шлепанцах на трясущемся мопеде с турецкими мальчишками, рассекая раскаленный воздух, закрыв глаза и повторяя про себя: «Я его найду. Я его догоню!»

Двое отчаянных парней с трясущимися поджилками летели по дороге в сторону аэропорта. Да только вот беда — раньше они ездили исключительно по проселочным деревенским дорогам, где правил было раз-два и обчелся: не сшибать чужих ослов и стараться не попадаться на глаза соседям и родственникам в учебное время. А вот на большой трассе оба мгновенно растерялись: и ехать, как назло, было далеко, да и машин вокруг становилось все больше. А еще Мали рассердился на Таркана, что тот перехватил у него богатого иностранца — в том, что иностранец богат, они ни минуты не сомневались, в таком отеле бедноту не селили, и оба надеялись по приезде стребовать с мистера щедрые чаевые. Но пока Таркан, обливаясь потом, старался не вляпаться в аварию, не попасться на глаза дорожной полиции и не потерять ценного пассажира, Мали вдруг решил полихачить и стал нагло обгонять его, прижимая почти к обочине, потом вообще выехал вперед, чтобы покрасоваться, то и дело оглядывался назад и корчил рожи. У Таркана от напряжения уже сводило обе руки, да еще и мопед с увесистым пассажиром стал тяжелым, неповоротливым и плохо его слушался. Они проехали небольшой городок, виртуозно миновали большую ротонду и свернули по нужному указателю в правильную сторону. Таркан наконец-то выдохнул и немного расслабился: дальше большой кусок пути можно было гнать по прямой — никаких серьезных населенных пунктов тут не предвиделось, да и полицейские вряд ли станут караулить нарушителей на жаре в чистом поле. Таркан осмелел и решил показать Мали, кто тут настоящий гонщик и крутой мотоциклист, он прибавил газу и смело пошел на обгон. Уверенно и решительно он проделал маневр, но тут глянул в зеркало и похолодел: к ним стремительно приближалась машина с мигалками. Со страху он не разобрал, скорая это, пожарные или полиция — конечно, полиция, решил он, и конечно, это погоня! Это дядя Мурат или его отец собственной персоной заявили о пропаже мопеда. А может, на них настучал кто-то из отеля? Точно, тот жирный охранник из будки, который все время на них пялился. Мысли в голове у Таркана заметались, словно стайка перепуганных воробьев, руки перестали слушаться, а мопед вдруг неожиданно взбрыкнул и кинулся куда-то вправо. Мали только успел затормозить, развернулся и увидел, как его друг рухнул в кювет, а богатый господин слетел с багажника и кубарем покатился вниз.

Когда они выволокли злосчастный мопед обратно на дорогу, зубы у Тарыка стучали так сильно, как будто его окунули в бочку с ледяной водой, а руки тряслись как у заядлого пьяницы.

— Отец убьет, — повторял он. — Совсем убьет. Я пропал.

— Не убьет, заткнись уже, — рявкнул на него Мехмед и показал вниз на лежащего в жухлой траве иностранца. — Что с ним делать будем?

— Что делать? Сам не понимаешь? Видишь, обувь у него слетела, значит, убился совсем!

— Как так совсем? Насмерть?

— А как еще? Бабка моя всегда говорила: раз обувь слетела, значит, все — считай, покойник.

— Так надо, может, скорую вызвать?

— Зачем покойнику скорая? Ему не поможешь.

— Тогда полицию?

— Чтобы нас с тобой посадили? За убийство? Мы же иностранца убили!

— Аллах, что же делать? — Мехмед закрыл руками рот.

— Поехали, — быстро и решительно сказал Тарык. — Поехали отсюда!

— Но не можем же мы его тут бросить?

— Я тебе сказал, он покойник! А если мы тут останемся, то и мы покойники! Быстрее! Уматываем!

Они быстро развернули мопеды и помчались в обратную сторону. Пожилой господин так и остался неподвижно лежать в пыльной траве, неловко вывернув руку.

Леонид. Сейчас

Конечно, купить билет на тот же рейс Леониду не удалось. Он пустил в ход все свои чары, хитрость, обаяние, даже адвокатское удостоверение и каким-то чудом выпросил у сотрудницы авиакомпании билет на самолет, который отправлялся уже меньше чем через час. Разумеется, за огромные деньги и в бизнес-класс. Ему помогли быстро пройти паспортный контроль и таможню. Оказавшись в зале вылета, он облегченно выдохнул и тут почувствовал, как нестерпимо болит нога. Ссадина на лице тоже побаливала. Ему было уже не до кокетства, храбриться было не перед кем, он попросил кого-то из сотрудников аэропорта привезти ему инвалидное кресло и доехал до выхода на посадку по-королевски. Все были обходительны и заботливы, можно было наконец расслабиться и перевести дух, как вдруг его буквально пронзило, будто кто-то выпустил в затылок мощный электрический разряд: Николай! Он же до сих пор так и не предупредил его. Взял и просто исчез. Он лихорадочно вытащил из «набрюшной» сумки мобильный телефон, но тот, как он и предполагал, уже не подавал никаких признаков жизни, зарядное устройство осталось в чемодане, чемодан двадцать минут назад весело укатил от него по багажной ленте. «Ну, ничего, — попробовал он успокоить себя. — Ничего, Колька поймет. Наорет, пошлет, но поймет. А я, как только долечу, сразу ему позвоню. Сразу же». Но когда он долетел, ему опять было не до телефона. Благодаря подвернувшемуся билету на этот рейс он сумел обогнать Лидочку на целых полтора часа и, оказавшись в аэропорту, немедленно помчался искать самый большой букет. Он обещал ее встретить, и он ее встретит. На этот раз по-настоящему.

Пятьдесят лет он приезжал встречать ее в аэропорты. Пятьдесят лет он вглядывался в лица, он надеялся, он всегда надеялся. Она дала ему слово, и он терпеливо ждал. Даже когда его ожидание стало больше походить на помешательство и одержимость. Но там, в тех аэропортах, в залах прилета, в залах вылета, на пластиковых стульях, за столиками кафе, была его жизнь. Странная, как будто остановленная кем-то на время, поставленная на паузу. Он всегда ждал свою Лидочку, он ждал, что ожидание прекратится, что настоящая жизнь все-таки начнется, даже если придется прождать этого… целую жизнь. И в тот момент, когда он почти перестал ждать, все вдруг изменилось. Теперь он уже не надеялся, он знал: Лидочка прилетит. Он видел ее, он стоял рядом с ней, говорил с ней, смотрел на нее и только не решился дотронуться. Но все равно это была она — настоящая, и сейчас она летела к нему. Он знал номер ее рейса и даже номер ее места в самолете. Он знал, что у нее есть взрослая дочь Вера и красавица внучка Ниночка — точная ее копия в молодости. И он сразу понял, они хорошие люди, не только потому, что в них текла Лидочкина кровь, а Лидочкина порода заставляла их держать спины прямыми, а головы высоко поднятыми. Они сразу приняли его, ему так показалось. Не выставили холодную железную стену, не отмахнулись ничего не значащими фразами, не прогнали странного старика с синяками на лице. Вид у него был, мягко говоря, непрезентабельный. Да и тот факт, что он увязался с ними, тоже не слишком говорил в его пользу. Но они как-то поняли, что он не навязчивый сумасшедший, они поверили ему, а может, что-то почувствовали. И он знал почему. Они любили свою Лидочку, маму и бабушку. Да, у нее были очень хорошие дети.

Он купил огромный букет роз и встал в зале ожидания на самом удобном месте. Отсюда было видно каждого выходящего из-за стеклянных дверей. За пятьдесят лет он изучил каждый сантиметр этого зала, просчитал его вдоль и поперек и сейчас убеждался, что все было не зря. Он стоял, затаив дыхание, и не мог сдержать улыбку. Он знал, сейчас она появится, и они все исправят. Она прилетит — как и обещала, а он ее встретит — и тоже сдержит свое обещание. Правила игры будут соблюдены, и в тот же момент игра закончится. Можно будет вдохнуть и начать жить — чего бы это ни стоило и сколько бы ее ни осталось, настоящей жизни.

Встречающих было много, все толпились, протискивались вперед, он сразу обратил внимание на высокого бородача, который часто смотрел на табло и все время писал сообщения в телефоне — тоже ждал кого-то очень для него важного. Леонид улыбнулся. «Сейчас она появится, — повторял он про себя. — Вот сейчас». И она появилась.

Сначала появился ее голос. Высокий, властный и явно рассерженный.

— Не цепляйтесь за меня! Отпусти меня, Нина. Я сама прекрасно знаю, куда идти. И вообще, меня встречают!

Лидочка. Имя как ветер, как розовый нежный цветок, как крылья, как волшебное платье с пышными юбками, как полеты над городом на крошечном самолете, как свобода, надежда и вечная молодость — Лидочка.

Она вышагивала впереди — хрупкая маленькая старушка, за ней шла Нина, а Вера толкала тележку с чемоданами. Он кинулся к ним, но вдруг прямо перед ним образовался тот самый бородач, который тоже крутился в зале прилета и нервничал под табло.

— Лида! — крикнул Леонид Сергеевич.

— Лидия Андреевна, ну, наконец-то! Привет, мои девочки! — пробасил бородач, а Ниночка с разбега повисла у него на шее.

— Лида… — Он все-таки протиснулся к ней и протянул цветы. — Как я рад, что ты прилетела.

Она как будто не заметила его, крутила головой и кого-то высматривала. Недовольно отодвинула букет и сказала:

— Меня должны встретить.

— Так ведь я тебя и встречаю! Я — Леня, — сказал он.

Она тут же перестала вглядываться в толпу, внимательно посмотрела на него и вдруг недовольно сжала губы.

— Я вас не знаю, — сказала она и снова повторила, уже громче: — Я вас не знаю, отойдите! Меня должны встретить.

— Лидия Андреевна, солнце вы наше ненаглядное, — сказал бородач, одной рукой перехвативший у Веры тележку, а другой прижимавший к себе саму Веру. — Вы, как всегда, правы. Ваш встречающий прибыл, карета подана. Пойдемте на стоянку.

— Отойдите! — вдруг резко сказала она и оттолкнула его тоже.

Вера состроила измученную гримасу, а Ниночка взяла бабушку за руку.

— Бабуль…

— Не трогай меня! — отмахнулась от нее Лидия Андреевна. — Я знаю, что он придет. Он обещал. И не смейте опять говорить мне, что это не тот аэропорт. Он придет!