День минотавра

– Слышал про твоих ребят, – сказал он.

– Да? – ответил я уклончиво. Мне вовсе не хотелось знакомить его с ними. Тея явно не придет в восторг от развязного поведения старого кентавра.

– Теперь ты у нас папаша. Хотя, говорят, девчонка уже не ребенок… гм…

– Да, она взрослая, но ведет очень замкнутый образ жизни, – ответил я несколько высокомерно.

– Тогда самое время устроить пирушку. Сегодня можешь?

– Занят. Буду дубить кожу. – Я указал на свинью, которую держал на плече.

– А завтра вечером?

– Буду камни обрабатывать.

В его прищуренных лошадиных глазах мелькнуло недоверие.

– Я думал, это делают твои работники.

– Слишком много камней, не хватает помощников.

– А послезавтра?

– У тебя дома? – Я вздохнул, чувствуя, что сопротивляться бесполезно.

– Лучше у тебя. Попросторнее и пива больше. Мы с Зоэ придем, когда стемнеет.

– С Зоэ?

– С кем же еще? Мы ведь опять вместе. – И, громко заржав, предвкушая развлечение, поскакал галопом в лес.

Я застонал. Дриада Зоэ и кентавр Мосх. Я искренне любил их, но когда они вместе – оргии не миновать.

Вновь надевая, перед тем как идти домой, сандалии, я напряженно думал, как сообщить Tee о вечеринке.

Тея была в мастерской вместе с моими тремя работниками. С помощью Икара, а также кусочков сырого мяса она завоевала доверие тельхинов – во всяком случае перестала быть для них чужой – и теперь часто приходила посмотреть, как они работают. Они были не только гранильщиками драгоценных камней, но и кузнецами, ткачами, красильщиками, сапожниками и дубильщиками. Множество самых разных инструментов – ткацкий станок, кузнечный горн, наковальня, разнообразные чаны и столы – придавали моей мастерской вид богатого рынка. Тея очень удивилась, решив, что всю работу выполняют лишь трое, но я объяснил ей, что четвертый работник – это я сам. Подобно своим ныне уже вымершим предкам, я за день делаю столько же, сколько могут сделать четыре человека или два тельхина. И это не хвастовство, а просто констатация факта.

Мастерская освещалась шестью большими светильниками-ладьями, у которых были рыбьи хвосты. Они плыли по воздуху, раскачиваясь на своих цепях. Один из работников стоял у горна, держа над пламенем согнутый кинжал, другой, сидя за столом, счищал с камней грязь и глину, а третий внимательно рассматривал большой сердолик, плоский и округлый, как печать, и покачивал головой в явном недоумении.

Тея наблюдала, как он вновь и вновь вертит камень в своих лапках. В комнате от раскаленного горна было душно и жарко, но Тея в своем пышном шафрановом платье чувствовала себя прекрасно. Насколько я мог заметить, она вообще никогда не потела. Три тщательно уложенных локона спускались на лоб, как подвески в форме улиток.

– Эвностий, – поинтересовалась она. – Ты когда-нибудь видел такой камень?

На его дымчато-серой поверхности сияло маленькое созвездие из шести огоньков, шести светильников, которое бесчисленными россыпями звездочек отражалось в многогранных глазах тельхина, внимательно его разглядывавшего.

– Хочешь кольцо из него? – спросил я.

Она была похожа на ребенка, которому только что предложили подарить дельфина или редкого, с белым оперением, грифона.

– Конечно, но разве тебе не надо обменять его на что-нибудь у других зверей?

Еще раньше я объяснил ей, что каждый зверь вносит свою долю в обеспечение леса всем необходимым. В обмен на семена для сада я отдаю кентаврам камни, дриады мастерят деревянные сундучки и получают за них у трий мед, который те держат в своих огромных шестиугольных хранилищах, и даже маленькие медведицы Артемиды нанизывают на нити черные ягоды гибискуса и выменивают их на кукол.

– Этот камень останется у меня, – сказал я. – Мы можем вырезать на нем все что угодно. Что бы тебе хотелось?

Тея задумалась.

– Голубую обезьяну. – Мысленно она была далеко отсюда, во дворце в Ватипетро, с его аккуратными садиками и, конечно, рядом со своим отцом, по которому очень тосковала. – Это возможно?

– Голубую обезьяну и… – шепнул я тельхину.

Понимающе кивнув, он принялся за работу.

– Можно, я посмотрю? – спросила Тея.

– Нет. Пусть это будет для тебя сюрпризом, – ответил я, а затем как бы мимоходом добавил: – К нам зайдут мои друзья, дня через два, вечером после ужина.

Она ответила не сразу:

– Сколько их?

– Двое. Кентавр и дриада.

– Зоэ, – сказала она. – Ты уже упоминал ее имя несколько раз. – Это прозвучало почти как обвинение.

– Старый друг, – объяснил я.

– Старше тебя?

– Давай посчитаем. Раз в четырнадцать старше.

– Значит, действительно старая.

– Вовсе нет. Дриады выглядят так же, как их деревья, а дуб Зоэ в прекрасном состоянии.

Она подавила вздох:

– Но хватит ли у нас вина?

– Пива, – сказал я. – Они пьют пиво. Оба.

– Женщина тоже пьет пиво?

– Она может перепить даже меня! – А затем добавил уже более спокойно: – Я варю его из ячменя прямо здесь, в мастерской. Ты обязательно должна попробовать.

Она улыбнулась мне великодушной улыбкой:

– Может, попробую. Значит, ты занимаешься пивом, а я испеку медовые лепешки. – И, немного помолчав, сказала: – Хорошо, что я успела закончить для тебя новую тунику.

– Тунику? – закричал я от неожиданности. Весной и летом ни один зверь мужского пола не ходит в одежде. Для чего она нужна? Воздух, поступающий к нам с жаркого ливийского континента, теплый и сухой, а женщины-звери обращают на неприкрытую мужскую плоть не больше внимания, чем критские мужчины на обнаженные груди своих женщин.

– Да, – сказала она, своими ловкими пальчиками доставая тунику из глубины корзины. – Тельхины сделали ткань, а я выкрасила ее и сшила.

– Узнаю твою работу. Цвет лаванды и вышитые рукава. – А почему не набедренная повязка?

– Она больше подходит Икару, но не тебе. Понимаешь, ты уже не юноша. – Она внимательно посмотрела на мою заросшую волосами грудь, будто подумывая о ножницах. – Померяй ее сейчас. Я хочу посмотреть, хорошо ли она сидит.

Туника жала мне не меньше чем в семи местах. Я ощущал себя змеей, засунутой обратно в старую, сброшенную кожу.

– Мне не пошевелиться, – сказал я. – Я не могу дышать, я вот-вот задохнусь. И кроме того, – добавил я очень осторожно, – ты забыла сделать отверстие для хвоста.

– Перестань. К ней просто надо немного привыкнуть. Поноси ее. – Она похлопывала по мне, щипала, дергала, будто я не живое существо, а кусок мяса. – Если бы гости пришли через неделю, а не через два дня, ты успел бы за это время похудеть.

– Вечеринку перенести нельзя, – сердито ответил я. – И потом, я вовсе не толстый, а мускулистый. – Я приложил ее руку к своему твердому, как кокосовый орех, животу.