День минотавра

Я перешел через извилистый ручей, стекающий со снежных горных вершин, от которого всегда веяло прохладой. Никто не приветствовал меня, никто не бежал мне навстречу. Остановившись у низкого, обвитого колючими растениями забора, я, стараясь шуметь как можно громче, отодвинул задвижку и открыл калитку. Обмазанные глиной и покрашенные умброй наружные концы бревен смотрели на меня, будто неприкрытые веками глаза. Я прошел между двумя из них и оказался на внутренней площадке, куда выходили двери. Все бревна были достаточно широкими, чтобы медведицы могли встать в полный рост. Каждый дом состоял из двух комнат с закругленными, обтесанными и отполированными до блеска стенами. В первой обычно устраивали кладовую, на открытых полках которой хранилось множество кувшинов с медом, мисок с ягодами и лотков со свежекопченой рыбой, чей резкий запах был для носа минотавра не слишком приятным. Вторая комната, скрытая за шторой из сухих черных ягод гибискуса, нанизанных на шелковую нить, служила спальней, или, как ее называли девчонки-медведицы, опочивальней. Одна из обитательниц города, сонно передвигаясь по ягоднику, собирала в ведро ежевику.

– Где Пандия? – спросил я сразу, опуская предварительный обмен любезностями.

Она указала на одно из бревен:

– Спит. Сейчас ведь послеобеденный отдых. Я тоже спала, но мне приснился обед.

Согнувшись вдвое, я вошел в указанный дом, отодвинул штору и увидел спящую Пандию, накрытую одеялом из кроличьих шкурок. На столе рядом с ее кроватью стоял горшок с желтыми и фиолетовыми цветами, называемыми на Крите медвежий хвост.

– Пандия, – позвал я. – ПАНДИЯ. – Она не шелохнулась.

– Медведи, – произнес я громко.

Пандия сбросила одеяло и чуть не опрокинула цветочный горшок.

– Медведи?

– Люди-медведи. Ахейцы. Они выиграли первую битву и вошли в лес. Пойдем ко мне. Там мы будем вместе с Икаром.

– Хорошо.

– Может, твоим друзьям лучше уйти к кентаврам? В их городе они будут в большей безопасности, чем здесь.

– Мы не любим свиней. И потом, – добавила она, – ахейцы, наверное, нас не тронут. Им нечего здесь взять.

Пандия расчесала волосы черепаховым гребнем, наскоро, даже не выровняв концы, повязала кроличий пояс и, с сожалением взглянув в последний раз на ягодник, вместе со мной ушла из своей деревушки.

– Знаешь, что такое война? – спросила она со вздохом. – Это когда уходишь от ягодника ради того, чтобы убивать мечом людей.

– Если мы не уйдем от ягодника, то потеряем Тею и Икара.

– Ты прав, – согласилась она. – Икар стоит всех ягод, вместе взятых. Он сам как ягода. Приятно посидеть с ним за столом или на кухне. Сладкий, но не приторный. Только шипов нет.

– Он учится их отращивать. Они ему очень нужны. Мы быстрым неслышным шагом шли по лесу. Как всегда, когда опасность где-то неподалеку, я инстинктивно опустил голову и выставил вперед рога – свое самое грозное оружие. Пандии нетрудно было поспевать за мной – я сильно хромал из-за раны на ноге. Иногда она даже обгоняла меня, так ей хотелось поскорее оказаться рядом с Икаром. Ее короткий хвост дрожал от страха и волнения.

Увидев наконец свой дом, обнесенный коричневым валом, я почувствовал огромное облегчение. Издали он казался высоким островом. Но затем я внезапно остановился. Дом был осажден триями! Около дюжины угрюмых работниц, демонстративно отсутствовавших в начале битвы, кружились над стволом и своими нежными голосами выкрикивали: «Топи Икара!», «Жги Тею!» (Удивительно, даже речь работниц отличалась сладкозвучием, хотя, казалось, они должны были громко басить, подобно командирам, отдающим приказы на поле боя.) Из ствола с шумом вылетели стрелы, направляемые зелеными перышками, будто стая дятлов поднялась в воздух. Одна из трий внезапно застыла на месте, так и не докричав свой приказ, и камнем упала на землю. Отлично! Значит, Тея и Икар защищаются, стоя на стене. Но как же мне, с моей хромой ногой, попасть в дом?

– Пандия, хочешь вернуться в свою деревню? Там сейчас спокойнее.

– Пока эти гарпии [19] не отстанут от Икара, я никуда не уйду.

Я взял ее на руки, прикрыл своим телом и вышел на ставшую теперь опасной поляну. Мы прошли уже треть расстояния до дома, когда были замечены триями. Они тут же построились клином, как гуси, и, подлетев, стали ловко швырять в нас камнями, лежавшими в их колчанах. Над полем стоял непрерывный гул, создаваемый биением крыльев. Камни были маленькими, но с острыми гранями. Моя широкая согнутая спина представляла собой идеальную мишень, не говоря уж об огненно-рыжей голове. Впервые я порадовался, что у меня такая густая и спутанная шевелюра, только поэтому трии не смогли проломить мне череп. Но когда камень попал прямо по кончику рога и тело мое закачалось, как язык звонящего колокола, я поклялся Гиппосом – богом коней, что не сносить им проклятых голов, если что-нибудь случится с моими рогами.

19

Гарпии – в греческой мифологии отвратительного вида зловонные полуженщины-полуптицы.

А затем в стволе отворилась дверь и выпустила троих работников. Множество лап подхватило Пандию, и следом за ними одним прыжком влетел в ствол и я, задев при этом за косяк, отчего колокольчик неистово зазвенел. Оказавшись внутри, на порожке, идущем вдоль стены, я помахал Икару и Tee. Вдруг боль из ноги разлилась по всему телу, дошла до головы, я почувствовал, что падаю и одновременно засыпаю. Теплая трава показалась закутавшим меня льняным покрывалом.

Проснулся я в Элизиуме [20] . Моя голова лежала на коленях у Теи, от которой, как обычно, пахло миррисом и майораном [21] . Ее маленькая прохладная рука гладила мой разгоряченный лоб. Только что я видел прекрасный сон: моих губ коснулось нежное пламя (а может, это был не сон?). Я закрыл глаза, чтобы все повторилось вновь.

20

Элизиум (Елисейские поля, острова блаженных) – в Аиде (Царстве мертвых) – место для праведников.

21

…пахло миррисом и майораном – миррис – вид растений семейства мускатниковых. Из плодов получают пряности – мускатный орех, мускатный цвет (мацис) и эфирные масла; майоран – род многолетних трав и полукустарников семейства губоцветных. Зелень, срезанную до цветения, используют как пряность.

– Ты уже открывал глаза, Эвностий, я видела. Просыпайся и скажи, как ты себя чувствуешь.

– Сначала ты расскажи, что здесь произошло.

– Эти ужасные женщины напали на нас за час до вашего появления. Они уже улетели, но своими камнями полностью уничтожили сад.

Куски виноградной лозы валялись на земле, как мертвые змеи. Зонт был изорван в клочья, глиняная печь осталась без двери, а фиговое дерево стояло совсем голым, будто его листья сожрала саранча. Все это скорее напоминало заброшенную каменоломню, чем сад.

Я сел, потрогал ушибленный рог – он был цел; расправил израненные камнями плечи и обнаружил, что Тея сделала примочки из оливкового масла, которые облегчили боль; попробовал ступить на раненую ногу – она выдерживала вес моего тела.

– Мы должны быть готовы к тому, что ахейцы пойдут в наступление по всему лесу, – сказал я и сообщил Tee о вновь прибывшем отряде. – В первую очередь надо принять меры против огня. Как насчет небольшого дождика?

Взяв один из камней, заброшенных к нам триями, я уложил его в отверстие фонтана так, что струя превратилась в водяной гриб, состоящий из множества мелких капель, почти тумана, который смачивал изнутри весь ствол.

– Дерево пропитается водой, – объяснил я, – и его будет нелегко поджечь даже горящими стрелами.

Пандия подставила руки под разлетающиеся брызги.

– А радуги нет, – сказала она, вздохнув, и пошла в дом, намереваясь вздремнуть. – Чтобы потом лучше сражаться, – оправдывалась она, спускаясь по ступеням.

Тея, Икар и я заняли место на стене. Тельхины охраняли вход, причем все шесть лап каждого находились в полной готовности, будто на них уже был нацелен боевой таран.

Икар первым заметил противника:

– Ахейцы. Кажется, всего несколько человек. Наверное, основная часть направилась в город кентавров. У них какое-то неизвестное оружие!

На просеке появилось нечто огромное, похожее на высокую палатку. Оно передвигалось, хотя колес не имело. С минуту я смотрел в полной растерянности, а затем узнал гармамаксу – большую повозку, крытую парусиной, изобретенную в Малой Азии. Вероятно, это был трофей, захваченный ахейцами в одном из их многочисленных дальних походов. В Вавилоне в такую повозку обычно впрягали лошадей, но животные беззащитны перед стрелами, и эту гармамаксу тащили на себе люди. Пол и колеса они сняли, вошли внутрь и, взвалив ее себе на плечи, стали продвигаться вперед. Таким образом, они были полностью укрыты, из-под гармамаксы виднелись только ноги, обутые в толстые кожаные сапоги. Если утром мы могли наблюдать неподвижную черепаху, то сейчас перед нами была черепаха движущаяся, и хотя перемещалась она медленно и тяжело, зато была совершенно неуязвима. Прицелившись прямо в парусиновую крышу, мы выпустили через амбразуры поток стрел. Они, не причинив никакого вреда, воткнулись в ткань, и черепаха превратилась в дикобраза. Я взглянул на Икара, вставлявшего в лук очередную стрелу, на его мускулистое загорелое тело, прикрытое лишь зеленой набедренной повязкой, и подумал, что, несмотря на силу, он по-прежнему остается трогательным маленьким мальчиком, пытающимся стрелой остановить надежно защищенного великана Аякса. Затем я перевел взгляд на Тею, и мы поняли друг друга без слов. Мы будем защищать Икара, драться за него и, если надо, умрем. Всегда получалось, что чистый и наивный Икар, а не Тея, нуждался в защите. Говорят, чистота – самое сильное оружие. Это верно, но только тогда, когда вокруг богобоязненные люди или благочестивые звери, а не ахейцы.