День очищения

— С чужаками завод заработал, факт, — согласился первый оратор, — но это не отменяет Очищения. Оно важнее сиюминутных интересов.

— Покупать еду не сиюминутный интерес, а вполне себе ежедневный!

— Господь управит!

— Детей тоже он накормит? Аки птиц небесных, что не жнут и не сеют?

— Не кощунствуйте!

Собрание начало превращаться в обычный для такого формата дискуссии чаячий базар, но пастор, дав всем прокричаться, вернул его в конструктивное русло:

— Хватит, не надо спорить. Я вижу, что проблема есть. И проблема эта не чужаки, а отсутствие единства. Очищение — дело каждого.

Все разом замолчали и внимательно слушают. Как он там говорил? Все равны перед богом? Ну-ну. Чьё-то слово всегда последнее.

— Мы все равны пред Господом нашим, — повторил мою мысль пастор, — и я не могу вам указывать. Но, как рядовой член общины, хочу сказать следующее — не будьте маловерами. Мы привыкли к чужакам, они полезны, многие кажутся незаменимыми — и это отчасти так. Ведь если бы мы могли их заменить, то зачем бы они нам понадобились? Но вы забываете об одном — грядёт Очищение. И даже если мы не тронем чужаков, то окажут ли они нам такую же любезность? У чужаков уже возникают вопросы. Полицейский везде суёт свой нос, учительница достаточно сведуща в арифметике, чтобы подсчитать учеников, электрик задаёт ненужные вопросы… С Заводом проблем пока нет, но я вас уверяю, тамошние чужаки менее всего руководствуются интересами города. Им нужны наши руки, чтобы набить свои карманы, и только. Помните, полезный чужак — всё равно чужак. Не надо бояться. Чужаков вокруг целый мир, и, когда они понадобятся, то придут сами. Будет и новый доктор, и новый электрик, и новый бармен тоже будет. Я же верно сужу, Роберт? Нам понадобится новый бармен?

— Смотрите, как бы вам не понадобился новый город, — сказал я.

***

— Как прогулялся, босс? — спросила Швабра.

Она переоделась в джинсы и рубашку, смыла макияж и домывает посуду.

— Познавательно, — коротко ответил я.

— Они такие говнюки, как я думаю?

— Хуже.

— Не, — засомневалась девушка, — это вряд ли. Хуже, чем я о них думаю, быть просто невозможно. От такой концентрации мерзости они бы сколлапсировали в чёрную дыру. Точнее дырку. В заднице.

Не знаю, каких именно авторитетных заявлений ждал Полусладкий Пастор от гипотетического Инквизитора, но я вряд ли оправдал его ожидания. Мне нет до них дела, и лучше бы им не иметь дел до меня. Если они этим разочарованы — их проблемы.

Заебисьман пришёл до вечернего открытия, но я уже давно не обращаю внимания на эти мелкие формальности. Каждый, кому приспичит выпить, заваливается в бар, не думая, что нам тоже надо иногда отдыхать.

— Пива? — спросил я, зная ответ.

— Да, налейте стаканчик. И можно… поговорить с вашей уборщицей?

— Если вы не будете делать ей неприличных предложений в рабочее время.

— Исключительно деловой вопрос.

— Сейчас позову, — я заглянул в подсобку и поманил пальцем расставляющую посуду Швабру.

— Барышня, — спросил Заебисьман, — простите за интимный вопрос, но чью кровь вы подсунули вместо своей?

— С чего вы… Не понимаю, о чём речь, — ощетинилась девушка.

— Ой, я вас умоляю, давайте не будем делать из этого драму. Ничего вам за это не будет, нам просто надо знать. В научных, так сказать, целях.

— Идите к чёрту, — фыркнула Швабра, — медосмотр для школьников, из школы меня выперли, а значит, никому я больше ничего не должна. И вообще ничего я не подсовывала, не докажете.

— Доказать было бы несложно, — вздохнул Заебисьман, — потому что кровь в вашем образце принадлежит местному уроженцу. А вы, извините, не он. Но мы же ни в чём вас не обвиняем, вы нам действительно ничего не должны. Просто скажите, кто дал вам свою кровь, и я от вас отстану.

— С чего вы взяли, что я не местная? — взвилась Швабра.

— Альгоменорея. Вы пожаловались врачу на боли при месячных.

— А что случилось с врачебной тайной?

— Доктор так удивился, что не удержался, поделившись с нами. Он очень сожалеет о нарушении медицинской этики, но зато мы сообразили перепроверить образец. Это предотвратило ошибку в расчётах, которая стоила бы нам очень дорого.

— И причём тут мои боли?

— У местных… дам нет месячных, барышня, — вздохнул Заебисьман. — Зачем они существам, размножающимся корзинками? Так чья кровь в образце?

— Моя, — я отвлёкся на разговор и даже не заметил, как вошла блонда.

— Какой интересный расклад… — присвистнул научный директор. — Покойная дочь бармена, если не ошибаюсь?

— Прозвучало не очень вежливо, — ответила она спокойно. — Я выгляжу как зомби?

— Нет, вы, разумеется, живёхонька. Ох уж мне эти парадоксы… Мы всей лабораторией головы ломаем, откуда такие помехи причинности, а у нас, оказывается, коллапс суперпозиции обратно расколлапсировался. Вы понимаете, барышня?.. Впрочем, ничего вы не понимаете, конечно.

— Вот видите, — горестно обратился Заебисьман ко мне, — что бывает, когда в системе вместо вентилей люди? Как бы вы отнеслись к диоду, который пропускает ток в одну сторону, но некоторые наиболее симпатичные ему электроны — в обе? А с людьми такое сплошь и рядом. Самый ненадёжный элемент. Если бы не доктор, то годы труда могли пойти к чёрту! Впрочем, что уж теперь… Выяснили, в чём проблема, и заебись. Учтём при запуске.

— А вы так уверены, что ваш эффектор сработает?

— О, это очень квантовый вопрос, Роберт! Очень!

Он вышел из бара, мы с блондой и Шваброй смотрели ему вслед.

— Не прокатило, — мрачно сказала моя уборщица. — Зря тебя иголкой кололи.

— Мы не могли не попытаться, — пожала плечами блондинка. — И я не боюсь иголок. Но, может быть, идея оставить им мою кровь была не самой лучшей. Кто знает, что они с ней теперь сделают?

Глава 25. Старик Текила

— Я старик, — сказал старик.

Первый раз вижу столь почтенного годами посетителя. Странно, что он вообще пришёл, — на то, чтобы доковылять от двери до стойки, у него ушла пара минут неторопливого переставливания ног.

— Они говорят, мне нельзя пить, — пожаловался он неизвестно на кого. — Идиоты.

— А вам можно? — уточнил я.

— Мне девяносто без двух дней. Мне уже можно всё. Налей шот текилы, внучок.

— Вот, — я выставил перед ним рюмку. — Соль? Лайм? Томатный сок?